политической подготовки, делал доклады о международном положении, на
разборах тренировочных полетов - Рашидов для Громова был полубогом: лучшим
пилотом училища и в то же время в доску своим собратом-курсантом.
Сам Руслан в те дни воспринимал свой успех как нечто само собой
разумеющеюся. Лишь много позже он задумается, а почему, собственно,
обыкновенный мальчик, не отмеченный никаким особым знаком при рождении (а
на его родине придавали огромное значение разнообразным приметам), почему
этот пастушок так легко впитал знания и умения, ничего общего не имеющие с
его прежним опытом? В чем секрет? Руслан начнет вспоминать, перебирая одно
за другим события своей жизни, но не сможет найти внятного ответа. Словно
кто-то подсказывал ему готовые решения; они приходили из пустоты, из
ниоткуда, а он оказался в достаточной степени сметливым, чтобы не
отмахиваться от них. И только когда Рашидов увидит один необычный сон,
который изменит его жизнь, всђ встанет на свои места.
Закончив Ейское военное училище, Рашидов попросился в Афганистан. Он не
хотел отсиживаться на каком-нибудь "мирном" аэродроме или летать на
перехват разведсамолетов, которые, не будь дураки, чаще всего границы СССР
не пересекают - новоиспеченного летчика тянуло в гущу боя, туда, где металл
рвет на клочки металл, где смерть совсем рядом и где можно испытать себя на
прочность, увидеть, чего ты стоишь на самом деле. Его просьбу удовлетворили
не сразу. Сколь бы высокие показатели ни демонстрировал выпускник,
"доводку" его умений обычно осуществляют в обычной воинской части под
присмотром опытных пилотов. Поэтому целый год Рашидову пришлось тянуть
лямку на дальневосточной границе, сопровождая американские "RC-135" и
переругиваясь с их пилотами на ломаном английском. Но, в конце концов,
неповоротливая бюрократическая машина Министерства обороны переварила в
своих пыльных недрах его рапорт, и Рашидов получил "добро".
Его посадили на "Су-25", один из лучших по тем временам
самолетов-штурмовиков. Осваивать его пришлось буквально на ходу, но
Рашидов, будучи фанатиком своего дела, с этим быстро справился.
Эскадрилья "Су-25", в которой пришлось служить Рашидову, базировалась на
границе между Узбекистаном и Афганистаном. Начиная с марта 1980 года эти
штурмовики принимали самое активное участие в боевых операциях советских
войск против моджахедов. Они прикрывали взлет и посадку военно-транспортных
самолетов на афганские аэродромы, с воздуха минировали караванные тропы и
перевалы, оказывали поддержку сухопутным войскам в бою и на марше. Они
сделали много для того, чтобы увязшая в бесконечной и по большому счету
бессмысленной войне армия с минимальными потерями в живой силе и технике
выполняла приказы, изрекаемые кремлевскими старцами, и получили от солдат в
память о своем позывном ласковое прозвище "Грачи[22]".
Долгое время штурмовики "Су-25" оставались практически неуязвимыми для
противника, но когда пакистанские друзья моджахедов начали поставлять
последним переносные ЗРК[23] "Стингер", "Грачей" стали сбивать.
Командование отреагировало немедленно: пилотам было запрещено опускаться
ниже отметки в четыре с половиной километра. При этом значительно снизилась
точность попаданий, и пилоты ворчали, но соглашались: потери "Грачей" к
началу 87-го года составляли уже более двадцати машин.
Очень скоро война, которая в отдалении от нее бередила душу, звала и
притягивала, как притягивает свет яркой лампы ночного мотылька,
превратилась для Рашидова в рутину - ничем не лучше скучных вылетов на
перехват американских разведсамолетов. И Руслан вернулся к своим прежним
мыслям.
Вот он воюет. Воюет на стороне русских, которых втайне презирает. И
наблюдает всю мерзость этой войны. Нет, под "мерзостями войны" Руслан
понимал совсем не то, о чем пишут беллетристы-баталисты: не гноящиеся раны,
не взгляд умирающего и, уж конечно, не разрушенные прямым попаданием ФАБа
жалкие лачуги аборигенов - он наблюдал и отмечал для себя совсем другое:
как офицеры приторговывают наркотиками и боеприпасами, набивая карманы
грязными "афгашками[24]" или, если повезет, "капустой[25]", как боевые
пилоты, вернувшись с задания, подсчитывают "пайсу[26]", прикидывая без
всякого стеснения на глазах у всех, сколько можно заработать на том или
ином вылете и соображая, хватит ли накопленного на "видак" или придется еще
подождать, как лютуют "деды" - о такой дедовщине в Союзе ему даже не
приходилось слышать, - а командный состав всячески потакает этому
беспределу, как замполит, только что с горящими глазами говоривший на
политзанятиях об "интернациональном долге", "ястребах империализма",
которым надо дать отпор, о воинской доблести и славе, выйдя в "курилку",
жалуется, что война вот уже идет столько лет, а конца и краю этому не
видно, что с самого начала было ясно: лезем в авантюру, что давно бы
свалил, да полковник тянет с рассмотрением рапорта... Той
самоотверженности, которую, как утверждают историки, проявляли русские во
время Великой Отечественной войны, здесь не приходилось ожидать. В этом
Руслан усматривал лишнее подтверждение своим выкладкам, и его презрение
усиливалось. С другой стороны, он видел, как воюют моджахеды, как
отстаивают они свою веру и родину - все, от мала до велика, взялись за
оружие, и никакие репрессии, никакие бомбардировки, никакие потери не
остановят их, не заставят склонить голову перед захватчиками с севера. Он
видел в афганцах настоящих воинов, но, разумеется, держал свое мнение при
себе.
А однажды во внезапном и чистом озарении он вдруг понял, что его враги -
вовсе не афганские моджахеды, а как раз вот эти жалкие людишки, которые
только называются "военными летчиками", и что афганцы гораздо ближе ему по
крови, по традициям, по вере в боевое содружество, способное изменить землю
и небо.
Руслана сбили зимой восемьдесят седьмого года. Полевой командир одного из
подразделений царандоя[27], зажатого моджахедами в безымянном ущелье,
запросил по рации подкрепления, и два штурмовика "Су-25" в ту же минуту
поднялись с аэродрома и взяли курс на Афганистан. На самом деле оказалось,
что никто никакой помощи не ждал: предательства царандоя были частым
явлением, особенно под конец войны, и штурмовики попали в засаду. Когда под
самолетом замелькали нагромождения мертвых скал и автоматизированная
система управления САУ-8 доложила, что выход в район нахождения цели
завершен, в воздухе вдруг стало тесно от ракет. Ведущий Рашидова мгновенно
задымил и свалился в штопор - пилот даже не успел катапультироваться. Сам
Руслан отстрелил контейнеры с инфракрасными ловушками, совершил
Противоракетный маневр, пытаясь уйти в сторону, но по нему били прямой
наводкой, и одна из ракет настигла цель.
Много позже, уже на аэродроме, специалисты из роты технического обеспечения
определили, что в тот момент, когда ракета взорвалась, разбрасывая осколки,
"Су-25" Руслана Рашидова получил два серьезных повреждения, почти
исключивших вероятность успешного возвращения на базу: были перебиты
магистрали подачи топлива к правому двигателю и гидравлические трассы
управления закрылками. Менее серьезными сочли повреждения кабины: пара
пробоин - какая мелочь. Но именно эта мелочь едва не стоила Руслану жизни.
Впоследствии Рашидов так и не смог вспомнить подробности своего последнего
(в качестве советского летчика) перелета. Всђ застилал кровавый туман,
приборы взбесились, мир качался, кренясь то вправо, то влево, словно Руслан
находился не в кабине самолета, а на палубе яхты, попавшей в шторм. Но он
довел штурмовик и посадил его на полосу. Через секунду после того, как
ротор уцелевшего двигателя, в последний раз провернувшись в подшипниках,
наконец остановился, Руслан провалился во тьму.
И увидел сон.
* * *
Тело Руслана Рашидова было распластано на операционном столе; врачи
возились над ним, обмениваясь короткими репликами; извлекаемые осколки с
характерным звоном падали в залитый черной кровью таз, а сам Руслан Рашидов
был далеко и от этой белой палаты, и от хирургов, и от своего израненного,
нашпигованного железом тела.
Он шел по бескрайней пустыне, сильный холодный ветер дул ему в лицо,
заставляя пригибаться, ноги увязали в сыпучем белом песке, и очень хотелось
пить. Над головой его чернело ночное безлунное небо, и единственным светом
в этом странном, призрачном мире был свет ярких, ни на что не похожих
звезд. Руслан Рашидов не знал, куда он идет и зачем он идет, но чувствовал,
что так и должно быть, что впереди его ждет нечто величественное и
прекрасное.
Не без труда поднявшись на гребень очередного песчаного бархана, он увидел
странное существо, сидящее в низине. Рашидову словно кто-то шепнул: всђ,
что он делал до этого, весь пройденный путь - на самом деле лишь первый
отрезок, самое начало длинной дороги, детство, и только теперь начинается
настоящий путь. Существо представляло собой причудливый гибрид - тело
принадлежало какому-то небольшому копытному животному с короткой, гладкой
белой шерсткой; хвост - огромный, павлиний, существо развернуло его веером,
чтобы Рашидов мог полюбоваться на эту ослепительную и в то же время
устрашающую красоту; а голова... голова была человеческой, женской - с