же день состоялся его первый и единственный допрос.
во Францию.
Даггэну, он съездил в Фэнам Хауз, офис "Отэмэбил асошиэйшн", и получил
международное водительское удостоверение на то же имя.
и путешественников, три кожаных чемодана. В первый уложил одежду, которая в
случае необходимости позволяла ему сойти за пастора Пера Йенсена из
Копенгагена. Перед тем как уложить вещи в чемодан, он спорол метки датской
фирмы с трех рубашек, купленных в Копенгагене, и заменил ими английские
ярлычки на рубашке, высоком воротнике и манишке, приобретенных в Лондоне. В
чемодан легли также ботинки, носки, нижнее белье и темно-серый костюм,
который в один миг обратили бы Шакала в пастора Йенсена. В тот же чемодан он
сложил наряд американского студента Марти Шульберга: туфли из мягкой кожи,
носки, джинсы, футболки и ветровку.
стенки паспорта обоих иностранцев. К одежде добавились датская книга о
французских кафедральных соборах, две пары очков, для датчанина и
американца, соответственно в золотой и роговой оправах, два комплекта
контактных линз, аккуратно завернутых в папиросную бумагу, краски для волос
и кисточки.
производства, которые он купил в Париже, вместе с длиннополой шинелью и
черным беретом. За подкладку этого чемодана Шакал засунул документы Андре
Мартина, француза средних лет. В чемодане осталось еще достаточно места для
стальных трубок, в которых находились компоненты ружья и патроны.
Даггэна: туфли, нижнее белье, рубашки, галстуки, шейные шарфы, три
элегантных костюма. За подкладкой он спрятал несколько тонких пачек
десятифунтовых банкнот, всего тысячу фунтов, которые снял со своего
банковского счета по приезде в Лондон.
Серый костюм, вычищенный и выглаженный, висел в шкафу. Во внутреннем
нагрудном кармане лежали паспорт, водительские удостоверения, английское и
международное, и бумажник с сотней фунтов стерлингов.
положил бритвенные принадлежности, пижаму, губку и полотенце, а также
последние приобретения - подвязку для протеза из тканой ленты, мешочек с
двумя фунтами гипса, несколько рулонов бинта, полдюжины катушек
лейкопластыря, три пачки ваты и большие ножницы с притупленными, но мощными
лезвиями. Саквояж он решил носить с собой, так как по опыту знал, что
таможенники в любом аэропорту менее всего обращают внимание на ручную кладь
и обычно досматривают чемоданы.
душе он надеялся, что ему не придется превращаться ни в пастора Йенсена, ни
в Марти Шульберга. Однако хотел иметь свободу маневра на тот случай, если
полиция все-таки заинтересуется Александром Даггэном.
наиважнейшую роль. Поэтому чемодан с вещами студента и пастора мог навсегда
остаться в камере хранения после завершения операции. В то же время он мог
воспользоваться документами одного из них, чтобы покинуть Францию. Андре
Мартин и ружье также не представляли для него никакой ценности после
выполнения задания. Так что, въезжая во Францию с тремя чемоданами и
саквояжем, он рассчитывал, что при возвращении его багаж полегчает на два
чемодана.
телефона в Париже, по которому он мог получать достоверную информацию,
касающуюся состояния боеготовности охраны президента. Второго - с
уведомлением о поступлении 250 тысяч долларов на его банковский счет,
подписанным герром Мейером из Цюриха.
ногу. Два дня спустя он добился нужного эффекта: со стороны могло
показаться, что у него действительно сломана нога или повреждена коленная
чашечка.
штемпель. Шакал прочел:
"Говорит Шакал". Вам ответят: "Говорит Вальми". Удачи".
улыбнулся, вглядываясь в указанные в тексте цифры. Теперь он богат, если,
конечно, останется в живых. А в успехе он не сомневался. Все продумано до
мелочей, он полагался на трезвый расчет, а не на случай. А после завершения
операции ему причитались еще 250 тысяч.
сидящих за столом, и хрипы шестого, привязанного к массивному дубовому
креслу, стоящему перед ними. Темнота не позволяла судить ни о размерах
подвала, ни о цвете его стен. Единственное пятно света вырывало из тьмы
кресло и заключенного. Свет падал от обычной настольной лампы, какой
пользуются при чтении, но здесь она была куда большей мощности и яркости,
добавляя немало тепла к удушающей жаре подвала. Лампа крепилась к левому
углу стола так, что свет бил в глаза мужчины, находящегося в шести футах от
нее.
руки, запястье, сигарету с поднимающимся к потолку дымком.
он не знал, сколько человек и кто именно его допрашивает. Он мог разглядеть
их, лишь отойдя в сторону.
держали крепко. Ноги были привязаны к передним ножкам кресла, руки - к
подлокотникам. Еще один ремень охватывал талию, второй - массивную волосатую
грудь. Подкладки ремней пропитались потом. От каждой из четырех ножек кресла
уходил в пол L-образный стальной кронштейн.
окантованной медью. С одной стороны на окантовке была выгравирована шкала с
цифрами. Из щели выступал медный стержень с бакелитовой рукоятью на конце.
Стержень мог перемещаться по щели. Тут же был и выключатель. Рука одного из
мужчин лежала рядом со стержнем. Черные волосы на ней стояли дыбом.
тока, к маленькому трансформатору на полу. От него толстый, в черной
изоляции кабель тянулся к большой розетке в стене.
спиной к ним, сидел еще один мужчина. На стоящем перед ним магнитофоне над
словом "включен" горел зеленый огонек, но кассеты с пленкой не вращались.
разгоряченным телам. Воняло потом, металлом, мочой, блевотиной. Но всю эту
вонь забивал еще один, более сильный, безошибочно узнаваемый запах страха и
боли.
сейчас, но расскажете. Вы - храбрый человек. Мы это знаем. Мы отдаем должное
вашему мужеству. Но даже вам не выдержать. Почему не начать прямо сейчас? Вы
думаете, полковник Родин не позволил бы вам открыть рот, окажись он в этом
подвале? Наоборот, он приказал бы вам говорить. Он в курсе современных
методов допроса. Он рассказал бы все сам, чтобы не причинять вам новых
страданий. Вам хорошо известно, что в конце концов язык развязывается у
всех. Не так ли, Виктор? Вам приходилось видеть, как они начинали говорить?
Никто не может молчать, молчать и молчать. Расскажите нам все, и вас уложат
в постель. Вы будете спать, сколько захотите. Никто не посмеет потревожить
вас...
оставались закрытыми то ли из-за огромных синяков, то ли из-за яркого света.
Лицо смотрело в сторону стола и темноты за ним, рот раскрылся, но вместо
слов с губ сорвалась маленькая струйка блевотины и стекла в лужу,
образовавшуюся у него между ног. И одновременно всклокоченные волосы
качнулись из стороны в сторону.
уже побили все рекорды. Но даже вам не удастся выстоять. Нам спешить некуда,
Виктор. Если потребуется, мы будем держать вас здесь в течение дней, недель.
Не будет ни сна, ни забытья. Теперь это возможно. Есть специальные
лекарства. Допросы третьей степени канули в Лету, может, это и к лучшему.
Так почему вы молчите? Мы понимаем, что такое боль. Но эти маленькие
"крокодильчики"1, они не понимают. Они ничего не понимают, Виктор... Скажите
нам, что они делают в этом отеле в Риме? Чего они ждут?
словно заплывшие глаза поочередно рассматривали маленькие медные
"крокодильчики", вцепившиеся в соски, и еще один, побольше, на головке
полового члена.
спокойные. Он подождал еще несколько секунд. Затем одна рука отделилась от
другой, большой палец спрятался в ладонь, а четыре остальных, широко
растопыренных, подушечками коснулись стола.
от цифры два к цифре четыре и указательным и большим пальцами взялся за
выключатель.
Сертаков Виталий
Володихин Дмитрий
Корнев Павел
Махров Алексей
Березин Федор
Шилова Юлия