Чтение 27–й страницы книги ~Уничтожить Израиль~

врат министерства, да и того тогда сразу увезли в дурдом с диагнозом
параноическая психопатия. Диагноз охранник хорошо запомнил, потому что, пока
бригада врачей возилась с психом, он закадрил пухленькую медсестру и
назначил ей встречу. А уж вечером в минуту расслабляющей близости она
рассказала, что параноические психопаты - это тупоголовые борцы за правду и
не столь опасны обществу, сколь государственному начальству. Обществу опасны
психопаты сексуального круга. Вот кого стоит остерегаться, особенно
женщинам.

- Вы записаны на прием? - спросил охранник.

- Нет, потому что необходимость встречи возникла случайно.

Второй охранник приблизился к напарнику, на всякий случай прикидывая,
каким приемом будет удобнее всего нейтрализовать посетителя.

- Я понимаю, - сказал первый охранник. - Такого рода необходимость
возникает у многих. Но министр у нас один. Поэтому с посетителями работают в
приемной. Если там сочтут, что вопрос способен решить только министр, вам
организуют с ним встречу.

- Ребята, - Андрей без труда разобрался в позиции, которую заняли
охранники. - Вы ведь люди опытные. И, похоже, знаете, что такое секретность.
Так вот у меня к министру вопрос государственной важности. Не для приемной.

- Зря вы так, господин...?

- Назаров.

- Зря вы так, господин Назаров. В приемной работают люди, допущенные к
военной и государственной тайне. И вообще у нас в министерстве, извините,
даже в сортир не пускают без специального допуска к секретам.

Охранник мог бы сказать, что псих, которого они канализировали в
дурдом, пришел изложить министру секретную формулу детонации азота. Один
импульс - и финита ля комедия: весь азот атмосферы взорвется, очистив Землю
от скверны... Но говорить не стал.

- Я понимаю, - согласился с убедительными доводами охранника Андрей. -
Скажите, а можно вызвать вашего начальника?

Идея пришлась охраннику по душе. Пусть шеф лично убедится, с какими
типами здесь на вахте имеют дело его подчиненные.

- Что вам? - спросил начальник охраны, плотный грибок-боровичок с лицом
профессионального поддавалы.

- Хочу попасть на встречу с министром, - сказал Андрей, уже по виду
начальника понявший, что его скорее удастся сблатовать на распитие пузырька,
чем добиться разрешения на пропуск внутрь министерской святыни.

- Исключено, - сказал боровичок и вздохнул. Должно быть, нелегкой была
его служба.

- Слушайте вы, стражи ворот, - Андрей вдруг почувствовал прилив буйных
желаний и неукротимую злость. - Я сейчас отсюда уйду и из первого автомата
позвоню вам, что в здании заложена бомба. Мешок гексогена. Уверен, вы
забегаете как зайцы. Так какого ж... извините, вы ставите меня, живого, ниже
телефонного звонка?

- Я сейчас вызову милицию, - Боровичок знал, как вести разговоры с
нахалами. - Ты этого добиваешься?

- Ну, народ! - Андрей апеллировал к двум интеллигентного вида мужчинам,
которые, решив свои дела в ведомстве, направлялись к выходу. - С ними как с
людьми, а они...

Два лощеных московских чиновника не обратили на реплику Андрея ровным
счетом никакого внимания. Для того и существует охрана, чтобы не пущать и
вести разговоры с народом на понятном ему языке базара.

- Хорошо, - сказал Андрей громко. - Оставайтесь. Я все понял. Придется
обратиться в прессу. И, скорее всего, в иностранную...

Тут оба чиновника разом напряглись и навострили уши. В вестибюле
прозвучало магическое слово "пресса", которое в министерстве у всех
мгновенно вызывало стойкую аллергию, может быть, не касавшуюся только
лифтеров и уборщиц. При слове "пресса" даже министр менялся в лице.

Не так давно ушлые газетчики и телерепортеры устроили свистопляску
вокруг Минатома в связи со сделкой, заключенной с иностранцами. Минатом
подряжался ввозить в Россию отработанное ядерное топливо, регенерировать его
и с выгодой продавать на международном рынке. Не вникая, а, может быть,
попросту не желая вникать в суть дела, журналисты раздули скандал, напугали
обывателей, заставили попотеть и оправдываться перед обществом не только
министра, но и председателя правительства.

Один из чиновников, на счастье Андрея, оказался помощником министра
Катениным.

Быстро попрощавшись с собеседником, он подошел к охране.

- У вас с товарищем какие-то проблемы?

Начальник охраны доложил, что человек с улицы домогается встречи
министра, но о чем собирается говорить, сообщать не хочет.

- Я помощник министра, - сказал Катенин, подойдя к Андрею, и с
удивительной смелостью протянул ему руку. - Может быть, вы изложите вашу
проблему мне? Мы пройдем в кабинет к офицеру безопасности, и вы там все
расскажете.

- Спасибо, господин Катенин. Но меня не устроят ни замы, ни помы, ни
офицеры безопасности. Только министр. Лично. Вы можете позволить мне сказать
ему всего два слова по телефону? И не по городскому, а по закрытой связи.
Можете?

Виктор Альбертович Катенин окончил физико-технический институт с
красным дипломом и после длительной и тщательной проверки на благонадежность
попал в систему Минатома. Вскоре молодого специалиста приметил начальник
технического комитета и взял к себе консультантом. Шеф обнаружил в Катенине
способность быстро угадывать слабые места и выявлять технические недоработки
в проектах, а затем с особой страстностью писать разгромные рецензии.
Катенин дробил чужие работы с вдохновением, делая так, что любой
маломальский просчет при желании мог стать похоронкой для блестящей идеи.

Открыв это качество в Катенине, начальник стал передавать ему на
экспертизу разработки, которые по каким-либо соображениям, далеко не всегда
техническим, следовало завалить. Катенин упивался своей тайной властью, а
число его недоброжелателей быстро множилось.

И когда случилось, что при сокращении кадров Катенин остался за штатом,
никто из тех, кому он попортил немало крови разгромными оценками их трудов,
не взял его к себе. Кто-то из начальников предложил дипломированному
специалисту должность техника, но Катенин пойти на нее не согласился.

Ему помог счастливый случай. Министр Алексей Адамович Аркатов как-то со
смехом рассказал жене о злоключениях Катенина, и та вдруг воспылала к нему
сочувствием.

Екатерина Васильевна Аркатова, доктор филологии, больше всего боялась,
как бы ее муж не попал под влияние длинноногих секретарш, которые в изобилии
водятся на этажах государственных учреждений и заселяют министерские
приемные.

Когда ее благоверного, мужчину в самом соку и при других несомненных
достоинствах, назначили министром, она сразу попыталась взять подбор его
помощников в свои руки.

Поздним вечером первого дня, когда супруг впервые ощутил всю тяжесть
груза, взваленного на его плечи, Екатерина Васильевна встретила его у двери
и всплеснула руками:

- Боже, на кого ты похож! И это за один день! Так тебя и на полгода не
хватит!

Она знала, как Аркатов дорожит своей внешностью, сколько внимания и сил
уделяет ее поддержанию в форме.

За вечерним чаем она спросила супруга:

- Скажи, Леша, ты знаешь истинный смысл слова "канцелярия"?

Понимая, что доктор филологии наверняка не имеет в виду банальных
истин, Аркатов сразу предложил:

- Рассказывай.

- В древности римляне словом "кан" обозначали собаку. Целла - это
клетка, келья, замкнутое пространство. Следовательно, канцелярия - всего
лишь собака, запертая в прихожей хозяина, важного человека. Вера простых
людей в доброту и справедливость начальства легко бы погибла, не будь
канцелярий - злых и занудных собак за столами в приемных. Если хочешь
работать спокойно, найди себе такого пса.

Найти его Аркатову долго не удавалось, пока он не рассказал супруге
историю Катенина. И та с женской проницательностью поняла, что наконец-то
пес нашелся. Правда, Аркатов сперва посопротивлялся.

- Кэт, - возразил он жене. - Он же невыносимый зануда и садист.

- Леша, с тобой он будет держать себя как надо. А с другими... Пусть уж
они сами налаживают с ним отношения.

Обреченный на вылет из министерства, Катенин, к удивлению и ужасу всех
его знавших, стал помощником добрейшего и умнейшего министра.

Вступив в разговор с Андреем, Катенин больше всего желал сплавить типа,
который действительно мог обратиться в прессу. Было у него что-то за душой,
опасное для министерства или нет - дело другое. Но предупредить попытку
стоило.

- Вы чего-то не понимаете, господин Назаров. Я правильно вас назвал?

В эту среду у Катенина горящих дел не было, и он решил просветить
наивного провинциала, верившего в мудрость демократии и в то, что
государственные учреждения призваны служить обществу и человеку. Поэтому
говорил он ровным, полным доброжелательности голосом, зная наперед, что
именно после такого проникновенного разговора по душам отказ особенно сильно
ломает самого сильного человека.

Резкий тон, суровая отповедь с первых слов готовят к неприятному, а
доброта вселяет надежду, рождает ощущение того, что беседующий сочувствует и
старается чем-то помочь.

- Даже я не распоряжаюсь временем министра и не могу ему сказать о
вашем желании произнести два слова. Вы понимаете? - Сказал Катенин и, сбавив
голос, добавил: - Я понимаю, это бюрократия. Мне многое самому не нравится.
Увы...