двух часов ночи я еще раз покурила и позвонила Богаевской. Ничего нового я
не услышала, все то же самое. Положила трубку, подумала и.., решилась. Я
выполнила просьбу автоответчика, продиктовав сообщение следующего
содержания:
вами разговаривали там в гостинице, и я не думаю, что вы об этом забыли. Я
догадываюсь, почему вы уехали позавчера и почему вы уехали пятнадцать лет
назад. Вы, наверное, считаете, что это ваше личное дело, но это не так.
Попробуйте вспомнить Наташу Русакову, она училась с вами в одном училище, и
уже пятнадцать лет о ней никто ничего не знает.
Глава 14
отправилась к Радомысловой. Когда она приоткрыла дверь, как и накануне
предусмотрительно взятую на цепочку, на лице у нее было удивление.
слово, я сказала вам все, что знала.
перемену. Это трудно объяснить, но еще вчера она встречала меня совсем
по-другому. И дело не в том, что поначалу она не знала, с какой именно целью
я пожаловала, а в чем-то ином... Глаза ее, накануне такие ясные, словно
спрятались от меня тонкими слюдяными шорами старческой поволоки.
прихожей, предварительно вынув из паза дверную цепочку.
пианино. Похоже, у Радомысловой была ученица. Может, та, что вчера, может,
другая.
пробормотала я. - Я всего лишь хотела кое-что уточнить.
новые нотки, и хотя слух у меня не очень музыкальный, ручаюсь, это были
нотки враждебности. Не явной, вызывающей, а скрытой, свидетельствующей о
том, что твой собеседник ушел в глухую оборону. В таких случаях, сколько ни
наскакивай, ничего не добьешься, разве что лоб разобьешь о выставленный
впереди щит.
умер, я правильно поняла?
я это знала. - Она поджала губы и выжидательно посмотрела на меня. А из
комнаты, хрипло мяукнув, будто на помощь хозяйке, явился рыжий кот, который
замер в нескольких шагах от двери и немедленно навел на меня свои янтарные
глаза. В них, кстати сказать, тоже была враждебность.
Рылеева, это мне известно, а дом, квартира?
медленно произнесла:
мной дверь, и я вышла, чувствуя себя не совсем в своей тарелке. По большому
счету Радомыслова мне понравилась, а потому ее сегодняшняя суровость не
прибавляла мне оптимизма. Несмотря на свою профессию, предполагающую наличие
некоего непрошибаемого панциря, я всегда болезненно переживаю, когда мне
дают понять, что я не ко двору.
направилась к автобусной остановке. Не знаю, что меня заставило обернуться,
но я посмотрела на окно комнаты Радомысловой и увидела, как в нем нервно
дернулась штора. Без сомнения, меня провожали тяжелым тревожным взглядом.
Что изменилось, что произошло со старой учительницей Елены Богаевской со
вчерашнего дня?
***
не надо искать. Ну, конечно, так оно и должно быть. Здесь Богаевскую в
последний раз видела ее вторая, более молодая преподавательница, уже из
училища, когда будущая прима садилась в такси с мертвым, как она выразилась,
лицом. Я вдруг необычайно живо представила себе сцену пятнадцатилетней
давности, словно это я ехала тогда одетая в белое свадебное платье и именно
мой радостный взгляд выхватил из жизни картинку чужого несчастья,
промелькнувшую за окном украшенной лентами "Волги". И тряхнула головой, это
уже похоже на наваждение, похоже, я слишком глубоко погружаюсь в историю
Елены Богаевской, а ведь у меня по-прежнему нет никакой уверенности, что она
связана с исчезновением Наташи. Только догадки. Кажется, это называется
интуицией?
ужасно. Грязная, с изодранным дерматином и даже со следами копоти. Я нажала
на звонок и услышала, как он задребезжал в глубине квартиры, скорее даже
зашуршал, тихо, словно рассыпали горох. В ответ - ни малейшего шороха. Я
позвонила еще раз, затем еще и еще, а потом случайно задела локтем дверь, и
она.., медленно, со скрипом отошла. Не заперто, очень странно. Я повертела
головой, подумала, не позвонить ли мне на всякий случай в соседнюю квартиру,
и.., все-таки толкнула дверь.
так пахнет только вблизи городской свалки в жаркий летний день. Конечно, я
поняла, что лучше бы мне вернуться, но ноги, которые, видимо, возомнили, что
они главнее головы, потащили меня вперед. Впрочем, не скажу, чтобы остальные
части моего тела оказали им маломальское сопротивление, а напрасно.
кухня представляет собой как раз филиал той самой городской свалки, о коей я
уже упоминала выше. Потом догадалась спросить:
на кухне, а у стены валялись грязный матрас и подушка в серых разводах, и
никаких признаков человеческого присутствия. Все это мне окончательно не
понравилось, и моя голова с некоторым запозданием отдала ногам команду
убираться подобру-поздорову, но они опять не послушались и понесли меня в
другую комнату - смежную. Там-то меня и поджидало приключение, вероятность
которого можно было предположить уже по внешнему виду входной двери и тому
обстоятельству, что она оказалась незапертой. Под потолком, на крюке,
предназначенном для люстры, болталось тело. Кажется, женское. Это все, что я
успела рассмотреть, прежде чем голова моя наконец взяла верх над ногами.
медленно, стараясь не стучать ботинками, вышла во двор.
остановке.
чувство брезгливости оказалось сильнее. У меня было ощущение, что руки мои
грязные и пахнут трупом, хотя я всего лишь видела его издали.
милицию, но сильного желания выполнить свой гражданский долг не испытывала.
Тогда мне автоматически светит стать свидетельницей неизвестно чего, а при
моих нынешних раскладах это удовольствие весьма сомнительное. Во-первых, в
"штабе" узнают, и не исключено, сильно заинтересуются, чего это я в
"рабочее" время шляюсь по грязным квартирам. А там недалеко и до того, что
Пашков обо всем догадается.
служители порядка, если сильно захотят, найдут труп в петле, но не посчитают
ли они такую мою анонимность подозрительной? Тогда что же, сделать вид, что
я ничего не видела? Нет, так тоже не годится. Поэтому, проклиная все на
свете, я поплелась назад, на ходу разрабатывая план, с помощью которого мне
предстояло выкрутиться из этой истории с наименьшими потерями для
собственной совести.
третьего этажа и позвонила в дверь, аккурат напротив той, в которой был труп
в петле. На этот раз мне ответили сразу:
глаз.
сморщенный:
ведь весь подъезд терроризирует, овца такая! Сама ведь двух лет нет как
въехала - поменялась с доплатой, - а уже всем жизнь попортила: то горит, то
заливает. Пьет по-черному.
подивилась, как же мне все-таки повезло, ведь про обмен я заговорила наугад,
чтобы было за что зацепиться.
клюнув на удочку нормального женского любопытства, моя собеседница открыла
дверь достаточно широко для того, чтобы я ее рассмотрела: невысокая пожилая
женщина в домашнем халате и комнатных тапках с опушкой, да еще в косынке,
прикрывающей крупные металлические бигуди.
молодая ведь совсем, сорока нет, а уже пропащая, пропащая... - И добавила: