Чтение 27–й страницы книги ~Хождение под мухой~

ехать в Лианозово к Светлане Михайловне и брать у нее историю болезни Славы.

Бобрин принял "клиентку" радушно, быстро пролистал пухлый томик,
раздувшийся от бланков анализов, и мягким, чарующим голосом сообщил:

- Очень правильно, что хотите помочь сыну.

- Мужу, - на всякий случай поправила я его.

Альберт Константинович глянул на год рождения, потом покосился на меня, я
уже хотела сказать коронную фразу Капы. "Покажите закон, в котором сказано,
что дама моих лет не имеет права сбегать в загс с двадцатипятилетним
парнем", - но врач ласково поправился:

- Ну да, мужу. Положение у него серьезное, я даже скажу, крайне
серьезное, хорошо бы нам сделать операцию на следующей неделе.

- Но нужна донорская почка.

- Естественно.

- Вы найдете ее за такой короткий срок?

- Голубушка, - расцвел в улыбке Бобрин, - вы только заплатите пятнадцать
тысяч, остальное - наше дело.

- Но я не хочу, чтобы Славе пришили бог знает что!

- Это невозможно.

- Еще подсунете гнилушку, которая никому не подошла!

В глазах Альберта Константиновича мелькнул злой огонек, но, очевидно,
мысль о пятнадцати тысячах "зеленых" лучше любой валерьянки сдерживает гнев,
потому что хирург мило ответил:

- Понимаю вашу тревогу, но все будет в лучшем виде.

- Где же вы возьмете орган?

- Ну это вам знать ни к чему, имя донора мы не сообщаем.

- Да?

- Таковы правила.

- Я заплачу деньги только в одном случае, если собственными глазами увижу
больницу и сумею убедиться в том, что она оборудована как следует.

- Хорошо, - ответил Альберт Константинович и взял телефон.

Спустя пять минут в руках у меня была заветная бумажка.

- Клиника за Красногорском, - напутствовал меня Бобрин, - в лесу, райское
местечко. Вам нужен инфекционный корпус.

- Что?!

- Не пугайтесь, - улыбнулся врач, - нам ни к чему лишние свидетели,
поэтому на дверях вы увидите всякие странные таблички, шагайте смело, это
камуфляж. Обратитесь к Рыбаковой Алле Станиславовне, она вас ждет.
Посмотрите все, потом привезете мне денежки - и с богом.

Я села в "Жигули" и покатила в больницу. Милый, улыбчивый Альберт
Константинович не обманул. Место, где предлагали соперировать Славу,
выглядело словно элитный дом отдыха. Несколько двухэтажных корпусов, стоящих
на значительном удалении друг от друга. Наверное, летом тут и впрямь райское
местечко, когда вот эти большие деревья покрываются зеленью, воздух
наполняет свежесть.

Территория была окружена забором, и охранник не впустил мою машину. Я
бросила "Жигули" возле автобусной остановки и принялась изучать указатели
"Хирургия", "Гинекология", "Терапия", а вот то, что нужно.

Дорога вилась между сугробами. Тут и там виднелись чистенькие лавочки, то
ли здесь отлично работал дворник, то ли больные вытирали места для сидения
сами. Внезапно дорога закончилась, впереди вилась узкая тропка. Я шла и шла,
минут через десять в голову закралась мысль: может, перепутала дорожки? Но
именно в эту минуту деревья внезапно расступились, и прямо передо мной
возникло плоское, одноэтажное здание, украшенное табличкой: "Инфекционное
отделение, вход строго по пропускам". Железная дверь оказалась запертой, я
позвонила. В глазке мелькнула тень, а из динамика донесся каркающий голос:

- Вы к кому?

- К Рыбаковой Алле Станиславовне.

Дверь лязгнула, я юркнула в приоткрывшуюся щель. Девушка лет двадцати,
черноволосая и кареглазая, весьма сухо велела:

- Куртку вешайте на крючок, обувь снимайте.

- А где номерок?

- Оставляйте так, у нас не крадут, - резко ответила медсестра и сунула
мне пакет, - одевайте.

Внутри оказались бумажные, одноразовые вещи: пижама, тапочки и шапочка.

- Свое складывайте, - велела девица, увидав, что я хочу натянуть штанишки
на джинсы.

Потом меня, облаченную во все стерильное, доставили в кабинет. Полная,
румяная, совершенно роскошная дама, которая могла бы служить моделью для
Кустодиева, приветливо сказала:

- Это вы от Альберта Константиновича? Пошли.

Мне показали комнату, отделение, операционную, блок интенсивной терапии.
Придраться было не к чему.

- Понравилось? - цвела улыбкой Алла Станиславовна. Я кивнула:

- Но есть вопросы.

- Конечно, дорогая.

- Можно навещать больного после операции?

- Не рекомендуется, исключительно из соображений безопасности. Вы можете
принести инфекцию.

- Выписку даете?

Алла Станиславовна замялась:

- А вам надо?

- Конечно! Как же дальше лечиться.

- Мы отпускаем больных работоспособными.

- И все же, вдруг чего?

- Тогда только к нам. Естественно, если по нашей вине случилась
неприятность, все сделаем бесплатно.

Очевидно, на моем лице отразилась сложная гамма чувств, потому что Алла
Станиславовна мигом добавила:

- Поверьте, четыре года работаю, ни одной жалобы.

- И не умирают? Рыбакова развела руками:

- Мы же не боги. Всякое случается, у каждого врача, как говорится,
имеется свое кладбище, но не надо думать о плохом.

Но я упорно подбиралась к интересующей меня теме.

- Карточки заводите?

- Конечно, - успокоила Рыбакова, - у нас очень строго.

И она похлопала рукой по компьютеру. Я уставилась на выключенный монитор.
Так, понятно, информация там, но как к ней подобраться?

- Еще вопросы есть?

- Нет, - промямлила я, понимая, что сейчас настанет пора прощаться.

- Тогда решайте все формальности с Альбертом Константиновичем, и ждем!

Я вышла на улицу, прошла часть пути назад, села на одну из скамеек,
пустовавших около большого сугроба, и призадумалась. Ну и что делать?

- Ой, Сашенька, - раздался за моей спиной плач, - ой, ну зачем ты это
придумал!

От неожиданности я подскочила и обернулась. Взгляд уперся в сугроб, голос
лился словно из кучи снега.

- Ну почему? Так бы выкрутились...

Очевидно, с той стороны стояла еще одна лавочка, где устроилась ничего
обо мне не подозревающая парочка. Я хотела было уйти, чтобы не подслушивать
чужие разговоры, но следующая фраза заставила меня замереть.

- Ой, Сашенька, - рыдала женщина, - ну и придумал, почку продать! Это что
же, инвалидом жить?

- У меня еще одна останется!

- Ну, господи...

- Хорош выть, - довольно сердито заявил парень.

Но рыдания после его слов превратились почти в вопль.

- Ладно, - отрезал юноша, - успокоишься, придешь. Вечером Лена дежурит, я
попрошу, чтобы тебя пустили. Но имей в виду, начнешь сопли лить - выгоню.

Через секунду я увидела, как у меня из-за спины вынырнула высокая,
стройная мужская фигура и скрылась на дорожке. Всхлипывания продолжали
нестись, теперь они перешли в скулеж, словно плакала маленькая, брошенная
хозяевами собачка.

Я решительно встала, обогнула гору снега, увидела с той стороны
скамеечку, а на ней скрюченную фигурку в дешевой куртке и растоптанных
сапогах.

Сев рядом, я поинтересовалась:

- Тебя как зовут?

- Галя, - всхлипнула девушка.

- Небось замерзла. Галя заклацала зубами.

- Пошли.

- Куда?

- Ко мне в машину.

В "Жигулях" я включила печку и сказала:

- Уж извини, слышала твой разговор с Сашей, что это за история с почкой?

Галя судорожно разрыдалась, потом, слегка успокоившись, вытерла рукавом
слезы и прошептала:

- Ужас кромешный, кошмар, посоветоваться не с кем. У меня в целом свете
никого, кроме Сашки. А он, знаете, чего придумал? Почку свою продать!

- Зачем? - фальшиво удивилась я.

Галя опять заплакала. Наверное, бедная девушка настрадалась по полной
программе, потому что принялась выплескивать на меня, совершенно
постороннего человека, море информации.

Галя росла без родителей, у дальних родственников, не забывавших лишний
раз упомянуть, что они держат ее в доме из милости, исключительно из одного
христианского милосердия. Галя в благодарность с десяти лет взвалила на себя
всю домашнюю работу от стирки и готовки до ухода за полусумасшедшей,
парализованной бабушкой. В школу Галя ходила урывками и к моменту встречи с
Сашей профессии не имела.

Познакомились они в овощном магазине, парень налетел на Галю, тащившую
неподъемные торбы. Одна из сумок упала на пол... Похоже, тут поработала сама