свою сверкающую машину и поехал искать телефон-автомат, чтобы позвонить
Насте. Она небось тоже не спит, волнуется, ждет от него сообщений.
по плану и понимал, что результат даст о себе знать еще не скоро, но
ждать становилось все труднее и труднее.
зать, что нужно не забыть три раза по тридцать плюс десять. Судя по ре-
акции, Серега сразу понял, в чем дело, лишних вопросов не задавал и ни-
чего не переспрашивал. Потом Кира вернулась домой, они вместе пообедали
и составили список материалов, которые Кире нужно будет купить, если она
все-таки решится на ремонт. Вечером она снова поехала звонить. Сначала
Русанову, чтобы узнать, получил ли он документы, потом Каменской. Ничего
неожиданного не произошло, Серега просил передать, что документы все по-
лучил, спасибо, а Каменская сказала, что первоначальный этап проверки
пока подтверждает слова Платонова, но проверка еще не окончена и, если
Кире интересно, каков будет результат, пусть звонит завтра в любое вре-
мя.
понять, что именно, но меня это беспокоит. Какое-то чувство неловкости,
но не могу сообразить, откуда оно.
Дмитрий, моля Бога, чтобы это не оказалось правдой.
беспокоит, но что-то определенно не так.
работать в милиции, мне первое время тоже казалось, что что-то не так,
что я где-то ошибся, чего-то недопонял или не так сделал. Нормальная ре-
акция на новый вид деятельности.
стол килограммовый пакет гречневой крупы, методично извлекала из нее
разные соринки и черные зернышки. Дмитрий в комнате смотрел телевизор,
развалясь в удобном низком мягком кресле. Когда на экране замелькали
титры знаменитой кинокомедии, завоевавшей несколько "Оскаров", Платонов
крикнул:
быстро прошел на кухню.
быстро мелькающие длинные худые пальцы. - Я тебя чем-то обидел?
фильм. Ты не хочешь находиться со мной в одной комнате? Я тебя раздра-
жаю?
бросать начатое дело, не закончив его. Это сказывается даже в мелочах, в
ерунде. Я знаю, многим это кажется смешным и глупым, но я - такая. Ну не
могу я бросить эту чертову гречку, если уж начала. Ведь буду ее тихо не-
навидеть, проклинать, но если я сейчас все брошу и пойду смотреть кино
по телевизору, то мне и кино в радость не будет, я буду ерзать как на
иголках и все время думать о невыбранной крупе. Честное слово, к тебе
это никакого отношения не имеет.
расскажешь.
опуская голову и возвращаясь к прерванному занятию. - Лучше ты иди в
комнату, смотри комедию, хоть удовольствие получишь. А от разговора со
мной радости мало. Я, когда делаю что-нибудь монотонное, погружаюсь в
себя настолько, что отвечаю невпопад и вообще плохо слушаю, что мне го-
ворят и о чем спрашивают.
но все прошло так же, как и в первую ночь. Кира постелила ему в кухне на
раскладушке, пожелала спокойной ночи и ушла к себе. Глаза ее при этом
оставались спокойными и матовыми, пугающий Дмитрия непонятный огонь в
них не горел. Видно, она и впрямь не выспалась на даче, потому что перед
сном не читала. Щелчок выключаемого бра раздался сразу после того, как
Платонов услышал мягкий вздох диванных пружин под тяжестью тела.
тавленных вчера в камере хранения Киевского вокзала. Ну и резв этот Пла-
тонов! Надо же, раздобыл-таки все акты, накладные, счета, экспертизы.
Вот змей! Ну ничего, недолго ему гулять на свободе. Взятка в двести
пятьдесят тысяч долларов да плюс убийство работника милиции не хрен со-
бачий. Сдохнешь, пока оправдываться будешь.
адрес ее есть, завтра утром будет и имя. Это пускай, пока он сидит там
взаперти, он не опасен. У Платонова есть документы по золотосодержащим
отходам, которые совершенно недвусмысленно ведут к фирме "Вариант". Вот
это уже плохо. "Варианту" придется исчезнуть, как до этого исчез "Ар-
тэкс", все документы уничтожить и начать новую жизнь. Механизм отлажен-
ный, все должно быть нормально.
ногами, мешает работать. А теперь еще девка эта ему помогает, судя по
всему, он ей все рассказал, во все детали посвятил. Платонов - зубр, он
может сделать гадость, но не глупость. А девка-то? По всему видно, не из
милицейских, в камере хранения так прокололась - ни один профессионал
так не попался бы. И потом до самого дома хвост дотащила, не заметила.
Нет, не милицейская она, а значит, еще более опасна, потому как правил
игры не понимает и может глупость сделать. Платонов и его помощник Агаев
твердо знали: пока всех уличающих документов, всех до единого, на руках
нет, сиди и молчи в тряпочку, все равно доказать ничего не сможешь, а
кому пустой шум нужен, если вина не доказана? Это тебе не застойные вре-
мена, когда то ли он украл, то ли у него украли, но что-то такое было, и
прощай репутация. Сегодня пока суд свой приговор не вынес, ты считаешься
честным человеком и спокойно продолжаешь свою деятельность, вплоть до
политической. А некоторых так и вообще в Думу избирают, пока они в Ле-
фортове под следствием находятся, вон как. Так что пока у сыскарей всего
комплекта доказательств на руках нет, можно спокойно работать, деньги из
страны выкачивать и на Запад перегонять. И сыскари это понимают, и про-
тивники их по игре понимают. А как только какой-нибудь дилетант начинает
права качать и во весь голос орать про махинации, хрупкое равновесие на-
рушается, и иногда доходит и до того, что дилетанта приходится убирать.
Вот тут уже начинаются сложности: кто убил, да почему убил...
дождать несколько дней. Если волна не уляжется, придется решать вопрос с
Платоновым и его девкой самым радикальным образом.
Перспектива распада семьи замаячила перед мальчиком, когда ему было
шесть лет. Тогда его отец впервые ушел к другой женщине и вернулся
только через два года. Второй уход пришелся на период, когда Сереже ис-
полнилось одиннадцать. Отец то уходил, то возвращался, прося у матери
прощения и обещая, что больше этого не повторится, потом снова срывался
и уходил, и снова возвращался.
да, когда видел их вместе. Терпимость матери он расценивал как нечто са-
мо собой разумеющееся, но с годами стал бояться, что в один прекрасный
день она отца обратно не пустит. Сам Сережа готов был простить ему все,
только бы видеть его каждый день дома, рядом с мамой, рядом с собой.
тельного примирения с отцом. Он был уже достаточно взрослым, чтобы по
намекам и недомолвкам догадаться: мать не может решить, делать ли аборт
или оставлять ребенка. Встревать в разговоры родителей на столь щекотли-
вую тему Сережа не мог, он только напряженно прислушивался к их словам,
произносимым вскользь или шепотом, и молил Бога о том, чтобы мать рожа-
ла. Если она не оставит ребенка, значит, не уверена в отце, значит, все
еще может опять перемениться. Если же будет рожать, значит, гулянкам и
романам отца пришел конец, и они снова будут все вместе, на этот раз
окончательно. Интуитивно мальчик понимал, что последнее слово в этой си-
туации остается за отцом: сумеет ли он убедить маму в своей любви, суме-
ет ли доказать ей, что на него можно теперь положиться.
стабильности семьи, вокруг нее сосредоточились все его чувства, все ра-