стипендию, пытались подрабатывать как могли, но Ксения Анатольевна не
хотела, чтобы они отвлекались от учебы.
консерватории, ей помогли найти учеников для частных уроков, а потом она
устроилась и на постоянную работу, преподавала музыку в платной гимназии.
не была уже такой сытой, спокойной и благополучной.
Если еще недавно диплом МГИМО был стопроцентным пропуском в светлое,
обеспеченное будущее, то теперь даже у выпускников этого престижнейшего вуза
возникали проблемы с трудоустройством. То есть, конечно, безработица ее
сыновьям не грозила. Но мальчики хотели сразу много денег, а ни одна
государственная служба сразу много не давала. Между тем вокруг было столько
соблазнов, столько примеров быстрого, легкого богатства без всяких дипломов.
Оба сына плюнули на свое элитарное образование, занялись сомнительным
бизнесом. Это серьезно беспокоило Ксению Анатольевну, однако она не ждала
еще одной беды в своей семье.
Дениска, младший сын. Она не видела его мертвым. Антон привез из Праги
маленькую керамическую урну - все, что осталось от ее мальчика. Теперь все
ее мысли были об одном: она никогда не сможет попрощаться с сыном. Она не
понимала, почему Антон не взял ее с собой в Прагу, почему надо куда-то
уезжать сейчас. В голове был тяжелый, мертвый туман.
старшего сына.
ладони две маленькие таблетки.
бессмысленными глазами, спросила:
на кухню, закурил и заметил, что руки дрожат.
шепотом, - как только все кончится, я обязательно найду лучшего специалиста.
Глава 10
водил в кино, потом, когда потеплело и запахло весной, они подолгу гуляли,
обедали в ресторанах. Иногда за столиком с ними оказывались какие-нибудь
приятели Захара, с наколками на руках, с золотыми зубами. Изредка появлялись
женщины, они казались Коле необыкновенно красивыми. Одеты они были во все
заграничное, в ушах и на пальцах сверкали драгоценные камни.
одним говорил строгим голосом, рублеными скупыми фразами, словно приказы
отдавал. Над другим посмеивался, как бы про себя. Собеседник не замечал, но
Коля всегда чувствовал это.
известного эстрадного певца, которого много раз видел по телевизору. Певец
пел на всяких праздничных концертах песни про партию, про Ленина, в общем,
идейную муть. Голос его без конца звучал по радио, и в интернате его знал
каждый, даже самый последний дебил.
как старые друзья. Коле певец приветливо улыбнулся, пожал руку, порывшись в
карманах дорогого пиджака, извлек маленький заграничный ножичек с
несколькими складными лезвиями и протянул Сквозняку:
вроде талисмана.
певец сыпал известными на всю страну именами, словно шелухой от семечек. На
прощание он ласково потрепал Колю по щеке.
дружить с ворами.
квартире железную дверь. Захар тихо засмеялся и покачал головой.
вот если знают, что он со мной и с такими, как я, в ресторане сидит, никто к
нему не сунется.
отличалась от обычной интернатской только тем, что не было уроков и
разрешалось большую часть дня проводить на свежем воздухе. А так - те же
дети, те же воспитатели.
знали, куда себя деть. В Москве был хотя бы телевизор, а сюда даже кино не
привозили. Читать эти дети не привыкли, играть друг с другом в замкнутом
пространстве долго не могли. Игры обычно кончались драками и истериками. А
воспитатели жили своей жизнью, иногда прикрикивая на тех, кто слишком уж
бушевал. Но Коле все это было не важно.
неуправляемые. Иногда воспитатели обращались к Сквозняку за помощью, и он
мог, если хотел, за три минуты утихомирить орущую палату. Но это его вовсе
не радовало. Коварные подколки и провокации надоели, казались пресными и
скучными. В маленьком интернатском мирке он был безусловным лидером, но
равнодушным и молчаливым. Свита ходила за ним хвостом, выполняла каждое
желание, однако желаний почти не осталось.
досыта. Это был пройденный этап.
Поговорить спокойно, как в Москве, не получалось. И Коля ждал, когда же
кончится это скучное, дождливое, комариное лето, в котором нет никакого
смысла.
директрисой. Он жил уже в другой квартире, не в коммуналке, а в отдельной,
двухкомнатной, в Черемушках.
холодильнике, всегда ресторанную, в блестящих маленьких кастрюльках.
Монте-Кристо". Читать ему нравилось, он мог глотать все подряд, извлекая из
прочитанного то, что считал для себя полезным.
почитай, почитай про этого графа. Есть чему поучиться.
плоским темным лицом, бритой налысо головой и глазами-щелочками. Эти глазки
быстро окинули Колю с ног до головы, словно прощупали, каждую косточку
насквозь просветили.
видел один раз, в ресторане. На правой руке у него не хватало пальцев.
Вместо мизинца и безымянного смешно шевелились короткие обрубки. Коле
понравилось, как он курит, зажимая папиросу между этими обрубками.
разговорах, только велел молчать и не влезать. Потом отвечал на вопросы,
кое-что объяснял. Не все, правда, лишь то, что считал нужным. А сейчас
отправляет спать.
тахта стоит у той стены, за которой кухня. Отлично все слышно, даже не надо
специально ухо прижимать. Коля очень быстро умылся, почистил зубы и
прошмыгнул в комнату. Конечно, кусок разговора он пропустил. Сейчас было
слышно, как Захар говорит:
всю жизнь.
узкоглазому.
Где еще такого форточника найдешь? Пока он дебил, с него вообще никакого
спроса. Я вот о чем миркую...
уже понял, речь идет не о ком-нибудь, а о нем, о Сквозняке.
спорить? - тревожно подумал Сквозняк. - Он же главный! Одного его "нет"
достаточно. А он дважды повторил".
отодвигаемой табуретки. "Уходят, - понял Коля, - не договорились..."
нотки.
усыновить ты его не можешь. У вора нет семьи. А пацан - это уже семья. Тебя
заметут, что с ним станет? - Монгол говорил спокойно и рассудительно. - Ты