Жаркий пар, ведро ледяной воды, коварно опрокинутое на голову Аленой в самый
неожиданный момент, испуганно-довольный визг, шипение кваса на раскаленных
камнях, ощущение до скрипа отмытой кожи, беспощадное избиение веником,
чудодейственным образом снимавшее усталость и дурное настроение. Одним словом,
когда Анастасия вывалилась в предбанник и попыталась отдышаться, она ощущала
себя новой, не прежней. Казалось, родилась заново. С этим не могли сравниться ни
ванны Империи, ни купанье. Она приняла из рук Алены кувшин пахучего кваса и
жадно пила, проливая на грудь. Передала кувшин Ольге и отфыркнулась:
- Легенда!
- У вас, значит, бани нет? - покачала головой Алена не без сочувствия.-
Грустно... А не надеть ли вам, девушки, платья? Я сразу подумала и принесла,-
она кивнула на скамью с одеждой.
- Так это и есть платье?! Хру меня подери! - вспомнила Анастасия от изумления
старое богохульство.
И вспомнила картины прежней жизни, что показывал волшебник. Волшебник был
жалкий, но картины - настоящие. Это платья и есть, такие же, как на Алене. Но
как же, вот так взять и на люди в нем выйти?
- А обязательно? - спросила она едва ли не жалобно.
- Ну отчего же.- Алена улыбалась.- Просто в штанах у вас, девушки, вид немного
странный. Оглядываться на улицах, может, и не будут, зато про себя насмеются
вдосталь. Неизвестно, как повела бы себя Анастасия, оказавшись тут одна, без
Ольги, но той предложение пришлось по вкусу, даже глаза разгорелись, и она
моментально сделала умоляющее лицо:
- Анастасия, любопытства ради?
Если совсем честно, это же самое любопытство искушало Анастасию ничуть не
слабее. Алена в платье выглядела... какое-то новое, непонятное Анастасии чувство
- здесь и от зависти, и от желания соперничать, и от стремления покрасоваться,
и... И понравиться кое-кому, решительно закончила она про себя. А Ольга уже
надевала через голову белое платье с вышивкой, Алена помогала ей, стянула ворот
шелковым крученым шнурком, завязала пояс, отступила на шаг, оглядела:
Ну вот. Просто прелесть.
А зеркало? - нетерпеливо спросила Ольга.
А зеркало - в доме. Пойдешь?
Пойду.
Анастасия колебалась. И было отчего. С одной стороны, До ужаса непривычно. С
другой, до ужаса красиво, и все здесь так ходят. С одной стороны, никогда прежде
с рыцарем такого не случалось. С другой - нигде не сказано и не записано, что
ношение такой вот одежды противоречит рыцарскому кодексу и воспрещается. Все
законы и заповеди об этом молчат. Подходя с позиций формального крючкотворца -
нигде не записано черным по белому, что рыцарю прощается появляться на людях без
штанов. Никто не предусмотрел такого случая. Согласно строгой логике отсюда
вытекает: где нет запрета, нет и нарушения...
Анастасия азартно махнула рукой:
- Ну-ка!
И оказалась в платье. Одернула подол, поправила пояс и с нарочитым безразличием
поинтересовалась:
- Надеюсь, я посмешищем не выгляжу?
- Прекрасно ты выглядишь,- сказала Алена тоном старшей и умудренной (хотя была
не старше Анастасии).- Кля нусь апостолами, лучшего и желать не стоит.
И все-таки пришлось собрать в кулак все самообладание и смелость, чтобы выйти за
порог бани, как ни в чем не бывало пройти по двору в дом. Сначала Алена отвела
их в комнату с большим зеркалом. Увидев себя во весь рост, Анастасия не могла бы
описать свои чувства, являвшие причудливую мешанину, но утешилась все той же
мыслью - где нет запрета... И все-таки - красиво. Что до Ольги, ее, похоже,
такие сложности не волновали.
Анастасия отрешилась от своих последних колебаний, когда едва не покраснела под
восхищенным взглядом Капитана, Он только и выдохнул:
- Настасья, нет слов...
Сам он вернулся из бани безмерно довольный, в белой вышитой рубахе Бобреца, в
его же синих штанах в узкую алую полоску, остроносых сапогах младшего брата
воеводы, Отросшая за время путешествия щетина помаленьку превращалась в пушистую
бородку, и Капитан не собирался ее сбривать. Он крутился перед зеркалом даже
дольше, чем Анастасия, а поймав ее смешливый взгляд, без тени смущения объяснил:
- Всегда хотелось, знаешь ли, этак вот по городу пройтись-пройтаться... Бобрец,
у тебя мурмолки, случайно, не найдется? Чтобы с золотыми кистями... Набекрень ее
на буйную голову - и гоголем...
- Найдем, Иваныч.- Бобрец водрузил на стол пузатый глиняный жбан, содержимое
коего назвал медовухой.- А пока что - как заведено после баньки, и не нами
заведено...
Стол, признаться, был богаче тех, за которыми Анастасия сиживала в Счастливой
Империи. Медовуха сначала показалась ей некрепкой сладкой водичкой, но вскоре в
голове зашумело, и она оценила коварство напитка, Платье ее уже ничуть не
стесняло и не казалось неуместным. Она частенько ловила на себе взгляды
Капитана, вспомнила жесткие тюки в фургоне, треск пожарища, потом ливень, все
слова, что были тогда сказаны. Неожиданно для себя сказала Бобрецу:
- Хорошо живете, признаться. Бани, платья, стен вокруг города и в помине нет...
Бобрец переглянулся с женой, они улыбнулись друг другу, потом воевода сказал:
- Знаешь, Настасья, жизнь, вообще-то, не так чтобы уж полностью безоблачная...
Хорошо б, понятно, если бы землю населяли одни праведники, но ведь нет этого
пока. Бывает всякое, И люди бывают всякие. Однако ж стараемся...
- Вы мне вот что объясните,- сказала чуточку захмелевшая Анастасия громко и
решительно.- Кто из нас, Империя или вы, ближе к Древним, а значит, счастливее?
Вот какой вопрос меня гнетет...
Бобрец развел руками:
- Тут уж я судить не могу. Древний рядом с тобой сидит. Капитан молчал.
Сосредоточенно думал. Лицо у него напряглось, потеряло всякую беззаботность.
- Ох уж эта Таська,- сказал он наконец.- Иногда бьет в самое яблочко...
По-моему, Тасенька, вопрос нужно совсем по-другому ставить. Как мне это ни
больно говорить, но счастье, похоже, совсем не в том, чтобы походить на
Древних... на нас, то есть. Одним словом, жить мне хотелось бы не в вашей
Империи, а тут. А тебе?
- Там моя родина,- сказала Анастасия.- Там...
- Гости мои дорогие! - сказал Бобрец.- Я, признаться, К ученым разговорам не
приучен. Простой порубежник, чего уж там. А вот придет братишка - он у меня,
ученым и звездочетом будучи, к умным мыслям имеет прямое касательство. ним и
стоит такой разговор заводить. А мы уж давайте - как после честной баньки, идет?
Он подпер широкой ладонью щеку и запел:
Не жалею, не зову, не плачу.
Все пройдет, как с белых яблонь дым.
Увяданьем золота охваченный, я не буду больше молодым...
Он пел чистым и звонким, печальным и сильным голосом, и все сидящие за столом
замерли, а песня лилась, и река, спокойная, могучая река, подхватившая
Анастасию, уносила ее куда-то к иным берегам, где догадки становились истинами,
а истины стоили того, чтобы служить им всю оставшуюся жизнь, ни о чем не
сожалея. Она пригорюнилась, подумав с щемящей тоской, что еще не сделала в жизни
ничего такого оказывается, чем бы могла похвалиться, чем бы стоило гордиться.
Украдкой покосилась по сторонам - Капитан сидел нахмуренный и серьезный, на
реснице у Ольги блестели слеза.
- А ну! - Бобрец хлопнул по столу ладонями. Подпрыг. нули, зазвенев, кубки.-
Огорчил я вас, гости дорогие? Пора и развеселить!
Он выбрался из-за стола и пошел в пляс по горнице, с прихлопом и притопом, гремя
каблуками о струганые доски пола, закинув кучерявую голову, то разбрасывая руки,
то подбочениваясь одной и закинув другую на русый затылок,- большой красивый
человек в большом красивом тереме. Капитан не выдержал. Встал. У него получалось
хуже, но он старался, как мог, и пол гудел под их сапогами, они разошлись
всерьез. Анастасия тоже ощутила жгучее желание пройтись вот так в танце, красиво
и гордо, как плыла вокруг мужчин Алена, придерживая концы неизвестно откуда
взявшегося платка.
Однако осталась сидеть - знала, что у нее так не получится, а потому не хотела
расстраивать их пляску жалким подражанием. Но тянуло...
Дверь распахнулась, и кто-то весело закричал с порога:
- Воевода, врагов пропляшешь!
- Одно ухо спит, другое службу несет! - Бобрец остановился, отдуваясь нарочито
тяжело.- Поплясали... Ну, Иваныч, молодцом. Не умеешь, но стараешься. А вот это
и есть мой ученый братишка, который скоро дыру в небе проглядит, все звезды
сочтет и в книгу запишет, как которой прозвище.
Брат был хоть и младший, но ростом не ниже старшею и не уже в плечах, только
лицо тоньше и глаза выдают человека, привыкшего читать много и долго,- в них
отражение той глубины, что порождают, тысячекрат отразившись в глазах, мудрые
рукописные строки. Анастасия знала такие глаза - у книжников в Империи. Правда,
те были грустнее - быть может, оттого, что книг в Империи было мало, настолько,
что это толкало многих, как шептались, к запретным и грешным поступкам - самим
писать книги.
- Звездочет Елизар,- сказал Бобрец-младший.- Как вас зовут, знаю уже. Что глаза
таращишь, Родя? Твои конники жен и друзей имеют, а жены - соседок. За пять улиц
от вас еще рассказывают, что княжна Анастасия одолела дракона, а на соседней -
уже прошел слух, что она всех канальщиков загнала в канал да так и велела там
сидеть, пока не поумнеют... Что народ, прямо скажем, принимает с одобрением.
Правда, верю я этому мало - с Каналом так просто не справишься, тут потрудиться
предстоит... Так, княжна?
- Так,- сказала Анастасия, открыто глядя ему в глаза.- С ними повозиться
придется...
Он глянул мимо Анастасии, на Ольгу, а та на него, и у них словно сразу возникло
некое сцепление взглядов.
- Ну, к столу! - засуетился Бобрец-старший. Анастасии показалось, что к ученому
брату, хоть и младшему, он относится с большим уважением. Видимо, были причины и
основания.
- А не надоело ли за столом? - спросил Елизар спокойно и уверенно.- Провел бы
гостей по городу... Как, гости?
- В самом деле, пойдемте! - Это Ольга, прежде чем кто-то успел ответить, шагнула
Черепнин Владимир
Прозоров Александр
Ильин Андрей
Шилова Юлия
Андреев Николай
Никитин Юрий