Чтение 27–й страницы книги ~Гран-при для убийцы~

Мовсаев снова взглянул на Никитина, и Якимов заметил этот взгляд. Он легко усмехнулся.

— Кажется, они уже это сделали, — произнес он, обращаясь к своим гостям. И в этот момент жена Якимова пригласила их к столу.

Все трое поднялись. Мовсаев обратился к хозяину дачи:

— И последний вопрос. Как его можно остановить?

— Кого? — повернулся Якимов. — Вы спрашиваете о Муле? Да никак. Я же сказал, что он упрямый и настойчивый тип. На него трудно подействовать методом убеждения. Единственное, что его по-настоящему может остановить, — это пуля между глаз.

— Убедили, — угрюмо кивнул Мовсаев, — я как раз подумал об этом.

Баку. 6 апреля 1997 года

В этот день Дронго улетал в Сирию. Вчера он так и не дождался звонка Касумова с сообщением о новых фактах в расследовании убийства в Нардаране.

Звонок так и не последовал. Сегодня утром он встал пораньше, чтобы успеть съездить к родителям попрощаться перед вылетом в Сирию. Самолеты летали не в Дамаск, а в Алеппо, откуда нужно было добираться до столицы Сирии на автобусах.

Приехав к родителям, он успел позавтракать, ничего не говоря отцу о результатах расследования. Пока наконец тот сам не поинтересовался:

— Нашли убийцу?

— Они мне пока не звонили, — признался сын.

— Значит, еще не нашли, — кивнул отец. — Ты хоть помнишь, что завтра твой день рождения?

— Конечно, помню.

— Мог бы вылететь в Сирию и через неделю, — ворчливо заметил отец, понимая, что сын никогда не поступит таким образом.

— Мы отметим мой день рождения после возвращения, — пообещал Дронго.

— Только постарайся, чтобы там было немного поспокойнее, чем в Иране, — пожелал на прощание отец.

Мать уже приготовила кружку воды, которую выливали на дорогу, по традиции желая доброго пути. Дронго вышел из дома, чувствуя легкое недоумение: все-таки Касумов должен был сообщить хоть о каком-нибудь результате, пусть даже отрицательном. Он взял у водителя мобильный телефон и набрал номер Эльдара Касумова. Тот ответил почти сразу.

— Доброе утро, — сказал Касумов, — я собирался как раз вам звонить.

— Нашли кого-нибудь?

— Нашли. Шариф Ахмедов, водитель водовоза, проживает в общежитии в Бузовнах. Из беженцев. Только недавно стал работать на водовозе. Вчера мы передали сообщение по всему городу задержать его машину в случае обнаружения.

— Ушел?

— Хуже. Его задержали сотрудники ГАИ и отпустили, очевидно, взяв крупную взятку. Теперь он наверняка знает, что мы его ищем. И где-нибудь прячется.

— У него есть семья?

— В том-то все и дело, что нет. Тетя и двоюродные братья не в счет.

— Тогда он может не вернуться в общежитие, — подвел неутешительный итог Дронго.

— Вот-вот, поэтому мы и пытаемся выйти на него. Проверяем его прежние места работы. Раньше он работал водителем в аэропорту.

— Где?

— В аэропорту.

Дронго молчал. Очевидно, Касумов сам начал что-то прикидывать.

— Я понял, — сказал он, — вы думаете, кто-то был связан с аэропортом?

— Обязательно связан, — убежденно сказал Дронго. — Сначала придумали эту аферу с паспортами, потом провели груз в Москве через депутатскую, приняли его здесь. И возможный убийца или сообщник убийцы работал в аэропорту. Все сходится, Касумов. Тебе нужно серьезно проверить именно аэропорт. Вполне возможно, что комбинацию с паспортами мог придумать человек, имеющий отношение к проверке документов на границе.

— Да-да, обязательно, — согласился Касумов, — мы все проверим.

— И еще одно обстоятельство, — напомнил Дронго перед тем, как положить трубку, — если он беженец, то вряд ли захочет так просто расстаться со своей машиной. Ты же знаешь, что они платят за автомобиль большие деньги. Значит, он либо будет искать покупателя, либо спрячет его где-нибудь. Думаю, он сам не убивал. Он бы не рискнул оставить машину без присмотра рядом с домом убитого, чтобы потом его могли опознать. Скорее всего он привез убийцу и встал у соседей, решив не подъезжать к тому дому и даже не наполнять его бассейн водой, чтобы иметь своеобразное алиби. Да, он надеялся таким образом обеспечить свое алиби, а получилось, что это улика против него.

— Сейчас мы все проверяем, — ответил Касумов, — думаю, к вашему возвращению все выясним.

— А я постараюсь приехать раньше. Чего мне там делать целую неделю.

Прилечу через Тегеран.

— Успехов вам, — пожелал на прощание Касумов.

— До свидания.

Он положил трубку и, подумав немного, набрал уже другой номер. Это был телефон израильского посольства в Азербайджане.

— Доброе утро, — поздоровался Дронго, — мне нужен Павел Гурвич.

— Кто? — не понял дежурный.

— Песах Гурвич, — вспомнив о новом имени своего друга, сказал Дронго.

— Оставьте свой телефон, он вам перезвонит, — пообещал дежурный. Они не давали телефоны сотрудников посольства и командированных из Израиля людей. Лишь проверив, кто именно звонил, разрешали своим сотрудникам перезванивать. На визитных карточках сотрудников посольства всегда стоял только дежурный телефон.

Гурвич действительно перезвонил через десять минут.

— Я улетаю в Дамаск, — сообщил Дронго, — собираюсь все выяснить на месте.

— Жаль, что не могу лететь с тобой, — вздохнул Гурвич, — в следующий раз выбери такую страну, чтобы мы могли полететь вместе. А Иран или Сирия слишком неподходящие для меня места.

— Обязательно, — засмеялся Дронго.

— Ты собираешься там оставаться неделю?

— Почему неделю?

— Следующий самолет из Алеппо прилетит только через неделю.

— Нет, — сказал Дронго, — я собираюсь вернуться через несколько дней.

Из Стамбула, — добавил он торопливо, твердо помня, что назвал Касумову Тегеран.

— Удачи тебе, — пробормотал Гурвич, — буду тебя ждать. И куда ты летишь, там тебя тоже будут ждать.

— Спасибо. Где именно?

— Завтра утром у места, о котором я тебе говорил. В десять.

— Я понял, — быстро ответил Дронго. — Если у тебя появятся какие-нибудь важные новости, можешь передать все моему отцу. Он в курсе моих дел.

— Я помню, — засмеялся Гурвич, — ты еще студентом дружил со своим отцом, рассказывал ему о своих похождениях.

— Скорее о своих трудностях, — отшутился Дронго и закрыл телефон.

Он вспомнил, о чем именно говорил ему Павел Гурвич. Летом восемьдесят первого их курс проходил военную подготовку где-то за городом, в палаточном лагере, откуда почти все будущие офицеры каждый вечер ходили в самоволку. По субботам и воскресеньям они вообще не приезжали в лагерь, разумеется, если не были назначены на дежурство или дневальными, а попросту сторожами пустых и часто изорванных палаток, стоявших без кроватей, печек, матрацев и одеял.

Военное руководство такой порядок более чем устраивал. Еду на четыреста человек и всю материальную часть на их снабжение офицеры клали в свой карман, закрывая глаза на отсутствие будущих офицеров запаса в лагере. Именно тогда Дронго, Гурвич и еще двое ребят решили отправиться на несколько дней в Ленинград. Тогда город еще так назывался. Они прибыли туда, поселились в одной из лучших тогда гостиниц, расположенной напротив Александро-Невской лавры, и на три дня устроили себе подлинный отдых, не отказывая ни в чем, в том числе и во встречах с представительницами прекрасного пола. Отец был тогда в командировке в Москве и, когда друзья полетели в Баку, Дронго приехал в Москву, поселился рядом с отцом, в соседнем номере. По привычке он в первый же вечер нашел девушку — это была обычная проститутка, работавшая в гостинице, — готовую утешить его молодую плоть за пятьдесят рублей. Для Дронго образца восемьдесят первого года это были огромные деньги, которых у него не было.

Он с трудом расплатился, поднял девушку к себе и пошел к отцу за деньгами. Отец открыл дверь, молча выслушал сына, попросившего сто рублей.

Деловито спросил, словно не замечая состояния парня:

— За ужин ты расплатился?

— Конечно, — икнул сын.

— Зачем тебе сто рублей?

— На женщину.

Нужно себе представить степень наглости, если сын просит на «такое» деньги у отца. Любой другой отец из Баку, независимо от национальности, но впитавший в себя восточные, кавказские устои, испепелил бы его взглядом. По традиции в присутствии отца нельзя было даже доставать сигареты из кармана, а уже тем более говорить о таких вещах. Но отец только улыбнулся, достал из кармана пятьдесят рублей, протянул их сыну и сказал:

— Надеюсь, у тебя всего одна гостья. А для нее достаточно будет и пятидесяти.

Утром за завтраком в буфете сын не смел взглянуть в глаза отцу, пока тот первый не заговорил об этом:

— Ну как вчера было, неплохо?

— Ничего, — вздохнул сын, — могло быть и лучше.

— Это суррогат, — строго сказал отец, — я вчера специально ничего не стал говорить, даже не возражал, чтобы ты сам все понял. Это как механическая кукла, готовая исполнить любое твое желание. Выйдя от тебя, она через секунду готова отдаться другому клиенту! Никакого удовольствия от этого получить нельзя.

Сын молчал, опустив голову.