Чтение 27–й страницы книги ~Символы распада~

пистолет и выстрелил лысому прямо в лицо. Убийца дернулся и, отлетев к
стене, тяжело сполз на пол.

Телефон продолжал настойчиво звонить. Сириец направил пистолет на своего
гостя. Папаня нервно отставил стакан с минералкой. Руки его заметно дрожали.

- С ума сошел? - нахмурился он. - Ты что, хочешь и меня убрать? Не
дури...

- Хочу. Давно хочу, - хищно улыбнулся Сириец и выстрелил в голову своего
ненавистного гостя, влепив пулю точно между глаз.

В комнату ворвалось сразу несколько его телохранителей.

- Убрать этих скотов, - жестко распорядился Сириец. Он злобно усмехнулся
и добавил:

- Они приехали за нами.

Сидевшие в машинах боевики так ничего и не поняли, когда по автомобилям
начали стрелять со всех сторон. Они ожидали сигнала, а вместо этого на них
внезапно напали. Внизу еще раздавались предсмертные крики и проклятия,
гремела пальба, когда Сириец наконец поднял трубку телефона

- Он в Финляндии, - доложил один из его боевиков. - Его баба ничего не
знает. Он сказал ей, чтобы она ехала в Киев. И все...

- Идиоты, - Сириец в сердцах бросил трубку.

Внизу все еще раздавались автоматные очереди и крики умирающих бандитов.

Порво. Финляндия. 9 августа

Всю вторую половину дня Сухарев шлялся по городу, мучаясь и не зная, как
ему поступить. Ночью он вернулся в мотель. Постояльцы из соседнего номера
уехали еще утром, даже не узнав о том, какой страшной опасности они
подвергали себя и своих детей, оставаясь в этом мотеле. Номер, который
занимал Сухарев, был крайним с правой стороны здания. Мотель был
одноэтажный, старый, и Сухарев по закоренелой воровской привычке сам выбрал
именно его. Он вдруг почувствовал, что у него как-то особенно неприятно
чешутся ноги, и решил, что это из-за долгой бесцельной ходьбы по городу.

Сидя в комнате, он тупо смотрел на стоявший перед ним непонятный прибор,
все еще сомневаясь, стоит ли звонить Сирийцу. Просто бросить прибор и
убежать ему даже не приходило в голову. Все равно Сириец не успокоится, пока
не найдет его и похищенный ящик.

Нужно было что-то делать. После двух часов ночи он все-таки решился и,
подойдя к телефону, поднял трубку, попытавшись набрать санкт-петербургский
номер Сирийца. Но из мотеля нельзя было выйти на международную линию.
Чертыхнувшись, Сухарев еще несколько раз попытался набрать номер, но без
всякого результата. Он с сожалением бросил трубку и снова затравленно
посмотрел на прибор. Потом провел рукой по одеялу. Ему показалось, что он
слышит какой-то шорох, словно одеяло потрескивало. Наверно, статическое
электричество, решил Сухарев. Он наблюдал подобное в одном из лагерей. Но
при чем тут электричество. Он посмотрел на загадочный аппарат. Ноги чесались
все сильнее. Он шагнул к прибору. Почему Сириец так беспокоился об этом
ящике? Сухой наклонился, внимательно осматривая прибор справа. Рядом с
пультом управления виднелась какая-то надпись.

Он включил настольную лампу, чтобы легче было разобрать, что именно
написано на приборе, и встал на колени. "Осторожно. Радиоактивность" было
написано на металлической табличке большими буквами. И дальше мелкими
буквами шел остальной текст.

Радиоактивность, подумал Сухарев. Наверно, поэтому так трещит это одеяло.
Он не знал, что это такое, но понял, что прибор может представлять какую-то
опасность. Сухарев наклонился и попытался прочесть написанное мелкими
буквами. "После запуска программы включается таймер времени на девяносто
минут", - прочел он. "Какой таймер? - подумал Сухарев. - Какой прибор
включается?" Там было еще несколько надписей, но он, махнув рукой, отошел от
прибора и снова улегся на кровать. Нужно будет поспать, чтобы утром
позвонить Сирийцу и все-таки попытаться объясниться с ним.

Он лег на кровать и забылся беспокойным сном. Утром, когда он проснулся,
ему показалось, что ноги чешутся и болят еще сильнее, но он по-прежнему не
понимал, что происходит. Было непривычно сухо во рту. В мотелях такого
уровня в номерах нет мини-баров. Сухой закрыл дверь и вышел на улицу, чтобы
купить бутылку воды. Когда он подошел к небольшому кафе, открытому с самого
утра, он снова остро почувствовал, как болят ноги. Купив две бутылки воды и
заказав чашку кофе, он заметил удивленный взгляд женщины, стоящей за
стойкой, и подумал, что, наверно, выглядит неважно, коли она так на него
смотрит. Еще бы - двухдневная щетина на лице, мятая одежда, воспаленные
глаза. Он быстро выпил кофе, съел небольшую булочку и с двумя бутылками воды
вернулся в свой номер.

Прибор стоял на месте, и он еще полчаса сидел перед ним на кровати,
мучительно думая, как ему быть. Затем поднялся и решительно вышел из
комнаты, снова направляясь в уже знакомое кафе. Купив карточку для
телефонных разговоров, он вышел на улицу, отыскал кабину телефона-автомата.

Войдя в нее, он вставил карточку и набрал номер телефона в Киеве. Трубку
сняли сразу же.

- Алло, - это была Надя. Говорить с ней не имело смысла, можно было
только подвести ее, и он положил трубку. Значит, все в порядке, она успела
выехать в Киев. Теперь все зависит от того, как быстро он смоется отсюда,
чтобы затем позвонить Сирийцу и сообщить ему об этом непонятном предмете.
Черт с ним, пусть забирает свой гребаный груз.

Он вернулся в мотель, еще раз посмотрел на непонятный и громоздкий
прибор, который перевернул всю его уже устроенную жизнь, и вышел из мотеля,
решив никогда больше сюда не возвращаться. Но перед этим он заплатил за три
дня вперед, подсчитав, что за это время успеет убраться из города и
откуда-нибудь позвонить Сирийцу, чтобы тот забрал этот проклятый ящик.

Он сел в автобус, идущий на север. Перед этим специально узнал
направление на Хельсинки, чтобы случайно туда не попасть. В автобусе он ехал
до четырех дня. Затем пересел в другой автобус. Сильно кружилась голова,
болели ноги, вдобавок его начало тошнить и сильно заболел живот. На какой-то
маленькой станции, не в силах больше сдерживаться, он вышел из автобуса и,
пройдя в станционный туалет, довольно долго пробыл там. А когда вышел, то
обнаружил, что его автобус уже давно уехал. На станции ему кое-как
объяснили, что в трех киломметрах отсюда есть мотель. Он уже собирался идти
туда, когда его снова скрутило. Так продолжалось около двух часов. Стало уже
темно, и он решил снова сесть на какой-нибудь автобус. Один из автобусов,
подошедших к станции, был почти пуст, и он влез в него. Здесь он устроился
на заднем сиденье и заснул. Проснулся оттого, что кто-то сильно его
тормошил. Стоявший над ним водитель что-то говорил по-фински. Сухарев
поднялся, у него сильно кружилась голова, во рту было по-прежнему сухо, все
тело болело.

Было около одиннадцати часов вечера. Он узнал, в каком городке они
находятся. Название ничего ему не говорило. Он вышел из автобуса и сразу же
увидел телефон-автомат. Вставив карточку, набрал номер телефона Сирийца. Тот
тут же ответил.

- Слушаю, - сказал он

- Это я, - тихо произнес Сухарев.

- Кто это? - удивленно спросил Сириец. Он ехал в аэропорт, чтобы улететь
в Лондон. Все документы были готовы. Сириец решил переждать там, понимая,
что в России его могут достать где угодно.

- Это я, - тихо повторил Сухарев. Голова сильно кружилась, перед глазами
плыло. Он едва держался на ногах.

- Ты? - не поверил Сириец. - Ты сам позвонил?! Где ты находишься? Откуда
ты звонишь?

Он просто не верил своим ушам. Это было противоестественно, как если бы
вдруг ожил покойник.

- У нас авария произошла на границе, - тяжело дыша, соврал Сухарев, -
ящик выпал из вагона. Ну а я его подобрал и в Хельсинки привез. Думал, ты
будешь злиться, что так получилось, поэтому прятался, боялся тебе звонить.

- Останови машину, - приказал Сириец водителю.

- Мы опоздаем на рейс, - обернулся к нему один из телохранителей.

- Мы никуда не летим, - рявкнул Сириец. - Ты сейчас где? - закричал он
Сухареву. - Где ты находишься? Ящик с тобой?

- Со мной, - подтвердил Сухарев, - я хочу тебе его вернуть. Сириец. Это
твой груз, мне чужого не нужно.

"Сукин сын", - подумал Сириец и снова закричал:

- Где ящик?

- У меня он. Не волнуйся ты. Он у меня спрятан.

- Твою мать, - захрипел разъяренный Сириец, - где ты его спрятал, куда ты
его дел? Говори!

- Я его тебе сдам, Сириец, - прошептал Сухарев, - только уговор: ты ни
меня, ни Надю не трогаешь.

- Черт с тобой, - заорал Сириец, - я согласен. Где груз?

- Завтра, - вдруг сказал Сухарев, - завтра твои ребята пусть ждут меня в
Хельсинки. Я туда приеду. Пусть мне приготовят пятьдесят кусков, и я верну
тебе твой груз.

Он вдруг понял по остервенелому тону Сирийца, что тот никогда не простит
ему этих долгих часов волнения и тревоги. И, поняв это, он решил пойти
ва-банк. Раз им так нужен этот непонятный ящик, пусть заплатят деньги. Пусть
заплатят ему пятьдесят тысяч. И пропади они все, вместе с Сирийцем,
пропадом.

- Согласен, - сразу, не раздумывая, заорал Сириец, и Сухарев пожалел, что
не попросил больше.

- Завтра в семнадцать часов дня, в Хельсинки, - сказал он, - встретимся с
твоими ребятами у конторы, где Федор обычно получает груз. На терминале. Но
скажи ребятам, чтоб без глупостей, иначе никогда ничего про ящик не узнают.
Ты меня знаешь, Сириец, я шутить не стану.

- Да-да, - поспешно согласился Сириец и, не выдержав, уточнил:

- А ящик у тебя? Ты его не открывал?

- А на кой он мне нужен, твой ящик? Ты ведь в нем не деньги, наверно,