Чтение 27–й страницы книги ~Слепая смерть~

Синди разом перестала смеяться. Посмотрела на Флетча, словно увидела
его впервые.

- Ты - репортер!

Флетч развел руками.

- Совершенно верно.

- Из "Кроникл газетт"? - полюбопытствовала Синди.

- Из "Ньюс трибюн".

- Что происходит? - Барбара недоуменно переводила взгляд с Флетча на
Синди.

- Успокойся, - улыбнулась Синди. - Теперь мне все ясно!

- Боюсь, что да, - кивнул Флетч.

- Ты написал что-нибудь такое, что я могла прочесть?

- Воскресный выпуск. Ты читала "ЧУДАКИ ОТ СПОРТА НА ФИНИШНОЙ ПРЯМОЙ"?

- Да. Конечно, читала. Основная статья спортивного раздела. Очень
хорошая. Ты ее написал?

- Только придумал заголовок, - не стал преувеличивать своих заслуг
Флетч.

- Понятно.

Официант подал счет Флетчу.

- Вы становитесь нашим постоянным клиентом, сэр. Но счет взяла Синди.

- За нас платит фирма. - Она вновь рассмеялась.

- Откушали, можно сказать, за счет заведения.

- Синди, мы собирались расписаться на обрыве, над океаном. Я тебе
говорила? В субботу обещают хорошую погоду.

Синди расплатилась наличными.

- Ты помнишь, что сегодня мы обедаем с мамой? - спросила Флетча
Барбара.

- Сегодня на обед у меня будет моя голова на тарелке, - мрачно
ответствовал Флетч.

- Синди, за углом есть магазин спортивных товаров. В витрине
выставлен отличный горнолыжный костюм. Ты понимаешь, для нашего медового
месяца. Пойдем со мной, посмотришь, как я в нем выгляжу.

- С удовольствием. - Синди оставила официанту щедрые чаевые.

Обе женщины встали из-за стола. Флетч остался сидеть в глубоком
раздумье.

- До свидания, Флетч, - попрощалась с ним Барбара. Флетч не ответил.

- До встречи, Флетч! - весело воскликнула Синди.

- Увидимся на твоей свадьбе! В субботу!

ГЛАВА 24

- Добрый день! Добрый день! - Флетч громко постучал о косяк открытой
двери. Из бунгало доносился шум телевизора, прерываемый детским плачем,
детскими воплями и треском какой-то механической игрушки.

- Добрый день! - выкрикнул Флетч.

Крыльцо являло собой кладбище сломанных игрушек. Самокат с согнутой
стойкой, трехколесный велосипед без двух задних колес, раздавленная
пластмассовая кукла, плита, угодившая под топор дровосека.

Женский голос в телевизоре произнес: "Если ты расскажешь Эду все, что
тебе известно обо мне, Мэри, будешь гореть в аду жарким пламенем".

На кухне женщина крикнула: "Прекрати этот вой, Ронни, а не то я тебе
как следует всыплю".

- Спокойно, спокойно, Нэнси, - мужской голос. - Надо же докормить
ребенка. Дети должны есть. Иначе откуда у них возьмутся силы.

Бунгало ассистента профессора Томаса Фарлайфа находилось в восьми
кварталах от университетского городка. В ряду соседских домов, не так уж
давно выкрашенных, с пожухлой травой на лужайках, дом Фарлайфов выделялся
серыми потеками на стенах, разбитым окном да бесколесным, ржавым, когда-то
желтым "фольксвагеном", застывшим как памятник перед домом на вытоптанной
лужайке, на которой не осталось ни травинки.

По пути к дому Фарлайфов Флетч включил радио. Из выпуска новостей он
почерпнул дополнительную информацию. К сообщению о признании Чайлдерса, об
этом ему сказала Барбара, добавилась любопытная подробность: выслушав
упомянутое признание, полиция тут же освободила Чайлдерса.

Флетч встал на порог и закричал что есть мочи: "Эй! Добрый день!"

Из кухни появилась женщина.

- Кто вы?

- Флетч.

- Кто? Я вас не знаю. Заходите.

Флетч вошел в холл-коридорчик.

- Вы студент?

- Я из "Ньюс трибюн".

- Том на кухне. Не знаю, проверил ли он вашу работу. - Она повела
Флетча на кухню. - Так вы говорите, ваша фамилия Тербун?

В доме пахло мокрыми ползунками, подгоревшей едой, сбежавшим молоком
и пылью.

- Я из газеты.

На кухне гремел телевизор, по полу ползал приводимый в движение
батарейкой игрушечный танк, здесь же, компанию кипам белья, мусорным
ведрам и книгам составляли пятеро детей, все моложе семи лет. Двое в
ползунках, трое в трусиках. Каждый, похоже, этим утром выкупался в воде, в
которой чуть раньше вымыли посуду.

Низкорослый, лысый мужчина кормил ребенка, сидящего на высоком
стульчике. Он коротко глянул на Флетча. Глаза у него были удивительные,
светло-светло синие. Цвет глаз передался четверым детям, но не того
оттенка.

- ...перевозка партии разрывных пуль... - донеслось из телевизора.

Женщина выключила телевизор, и теперь на кухне грохотал лишь танк,
преодолевающий препятствия на полу, с криками дрались двое детей на полу
да вопил ребенок поменьше, посаженный на драную подушку у стены.

- Ронни, - обратилась женщина к вопящему мальчишке, - перестань
орать, а не то получишь по зубам. Угроза действия не возымела:
вопли продолжались.

- У вас есть машина? - спросила женщина Флетча.

- Да. Вы - Нэнси Фарлайф?

- Он приехал к тебе? - полюбопытствовал мужчина.

- Да нет, ему нужен ты, Том. Насчет какой-то работы.

- Я приехал к вам обоим, Нэнси. Я из газеты.

- А-а-а, - протянула она. - Насчет убийства отца. - На ней была
широкая, землистого цвета юбка и зеленая, в грязных пятнах, блуза. Белые,
не знающие загара руки и ноги, обвислый живот, волосы, висевшие слипшимися
прядями. - Сказать мне вам нечего, но нужно кое-куда съездить.

- Я вас отвезу.

- Наша машина сломалась, - пояснил, не отходя от стола, мужчина. -
Разбилась. Kaput. Порушилась.

- Мне следовало съездить вчера.

- Да, да, - покивал мужчина. - Принести Бобби благую весть.

- Присядьте, - Нэнси сбросила со стула на пол стопку газет и
телефонный справочник. - Я только переоденусь. - Она оглядела свою одежду.
- Том, стоит мне переодеваться?

Ребенок на подушке перестал плакать. На его лице появилось
решительное выражение.

- Будь всегда в одном и том же, дорогая.

Решительный ребенок поднялся с подушки. Пересек кухню. Схватил танк и
вышвырнул его в окно.

Теперь трое детей орали и дрались друг с другом. Наиболее эффективным
средством борьбы они полагали вырывание волос. При удачном результате
крики становились пронзительнее.

- Я только переоденусь, - решила Нэнси.

Флетч выглянул в окно кухни. Во дворе танк атаковал сломанную детскую
коляску.

- Чух, чух, чух, чух! - пыхтел Том Фарлайф. - А теперь паровозик
подходит к тоннелю. Открываем тоннель! - Ребенок открыл рот, Том отправил
в него ложку пюре. - Отлично. Чух, чух, чух, чух. - За первой ложкой
последовала вторая. Миска уже практически опустела.

- Социальная защита! - процитировал Флетч. - Тротуары города! Дорога
без жалости! Ограбленные старушки!

- Ага! - Ребенок доел пюре, и Том вытер ему рот заскорузлой тряпкой.
- Вы знакомы с моими стихами.

- Вы называете их поэзией насилия?

- Именно так! - Том вытащил ребенка из высокого стульчика и осторожно
опустил на пол.

Подошел к самому младшему из детей, лежащему в пластмассовой
колыбельке у самой плиты. Принес его вместе с колыбелькой, поставил ее на
стол.

- Ваши стихи не такие, как у всех.

- Да, не такие. - Том пытался открутить крышку бутылочки с молочной
смесью. - Почему бы вам не назвать их прекрасными?

Он передал бутылочку Флетчу, тот справился с крышкой и вернул
бутылочку Тому.

- Подходит ли к ним эпитет "прекрасные"? - спросил Флетч.

- Почему нет? - Том закрепил на бутылочке соску. - Чух, чух, чух. -
Младенец открыл рот. Том вставил в него соску. - В насилии есть красота.
Она привлекает людей.

Держа бутылочку у рта младенца, Том посмотрел на пол, где возились и
дрались уже четверо его детей. У одного из царапины на руке текла кровь.
Второй заработал свежий "фонарь" под левым глазом.

- Потому-то у меня так много детей, - продолжил Том Фарлайф. -
Посмотрите на их ярость. Разве она не удивительна? Ничем не сдерживаемое
насилие. Я жду не дождусь того времени, когда они станут подростками.