даже думать не мог. Тут мне ни опыта, ни квалификации не хватало. Не
получалось даже сообразить: выгодно мне или нет то, что сейчас узнал, и как
я это могу использовать. Проклятая химия. Просто не могу отвести свои мысли
от лежащего рядом голого, доступного тела.
того чтобы анализировать услышанное или хотя прикинуть, удастся ли уйти
отсюда живым, лишь ждал, когда она хоть малость подуспокоится. Чтобы...
чтобы продолжить эксперимент! Вот что значит недобрать наркотика. Знал,
насколько это омерзительно, у самого не было желания трахаться под приглядом
да в смятении мыслей, но настолько хотелось разрядиться, кончить, что всякие
напоминания о достоинстве соскальзывали как с гуся вода. Слишком туго,
холодно и пусто мне было сейчас вне бабы. Оправдывая себя тем, что
необходимо продолжать игру перед телекамерами, иначе будет хуже не только
мне, но и ей, я прижался к ее спине. Сказал громко и развязно:
химии тиская ее груди, а на самом деле занимаясь этим с удовольствием,
шепнул на ухо: -- Кончай реветь! Давай-ка на спину и рассказывай, какая тут
система охраны.
ответы, и одновременно дергать задом на уже ставшей очаровательной,
доверчиво обнимающей тебя женщине, -- пусть сам попробует. Выяснит,
например, сладострастно кряхтя, кулинарные рецепты у своей законной.
повторил ее сбивчивые объяснения. За каким-то чертом, она все равно врала. Я
это понимал так ясно, точно кроме нюха у меня еще какое-то чутье появилось.
Но ведь и вранье -- информация, если грамотно ставить вопросы:
получилось: и правда вроде, и в то же время вранье.
расскажу! -- заверещала она, впиваясь в мои бедра.
приспичило. Но рефлекторно послушался, начал тешить ее, ворочая бедрами из
стороны в сторону, и она заверещала без притворства, со всхлипами. Потом
обмякла и -- привычная история -- по-домашнему, как своего, сонно попросила:
бочок, подтянув ноги к груди, и затихла. Мэнээс и есть мэнээс: я свое
урвала, а ты хоть узлом завяжи.
сексуальные намерения как вымело. Голова наконец разошлась с физиологией.
Физиология торчала сама по себе, мысли роились сами по себе. Легонько
шлепнув Марину по на удивление молодой заднице и как бы горделиво неся свой
еще вздыбленный инструмент, я пошел в сортир -- отлить, мол. Пока лил --
спускал -- полоскал, лихорадочно наводил порядок в голове, где все
нагромоздилось, как в кошмаре.
жизнь.
грузинских заговорщиков. А где деньги (а тут ведь не просто деньги, а очень
большие), там сумма обстоятельств не для слабонервных. Значит, должны быть у
них для меня спецсюрпризы. Химия химией, а военные больше верят в силовое
воздействие. Вряд ли они ограничатся деликатностями. Так что главное для
меня? Главный вопрос: где Ирина и кто она? Нет! Что я несу? Главное: будут
ли они или грузины тянуть в эту кашу ребят? Случайно вышли на "MX плюс" или
с конкретным прицелом?
разложить. Но не дадут мне на это времени, голого возьмут, прямо после
акта... Голые да расслабленные сексом, резко брошенные на допрос, колются
быстрее.
руки завернули, потащили почти что на весу, я только попискивать и успевал.
Грамотно ломают. Есть у американцев такое выражение "Селф-мэйд-мэн" --
человек, сделавший сам себя. Полное дерьмо. Не может человек сам себя
сделать. Хоть при папе-маме, хоть при пробирке, а все равно чья-то помощь
требуется. Другое дело, что одним эта помощь впрок, а другим мимо ушей.
После того как я в руках у чеченов побывал, мне на тренинг по пыткам,
который Док усиленно рекомендовал, соглашаться очень не хотелось. Но все же
дал себя уговорить, так что теперь вопил, брыкаясь, как учили:
общем, изображал панику и ошеломление, старательно присматриваясь, куда меня
волокут.
куда-то в новый для меня отросток бункера. Через три распахнутые стальные
двери, все молчком, только пиная и руки на излом выворачивая. Втащили в
просторную камеру, бросили под слепящей лампой на деревянное холодное
кресло, кисти и предплечья притиснули зажимами, ноги тоже притянули к
ножкам. И -- ничего.
вести себя напуганному психу? Я именно псих. Маленький, плюгавенький,
напуганный и очень, очень слабый.
яйца -- цоп! И под выверт, от которого я криком зашелся, в ухо визжит
незнакомый мужской голос:
системы Станиславского. Вот Гамлета бы так, за гениталии, и спросить: "Быть
или -- не быть, сучонок?!" -- все бы выложил и не маял публику три часа.
прячется?!
окончились бы разом. Ну и черт с ними, лишь бы эта рвущая боль и
одновременно эти тиски отпустили.
блаженство, разжимались.
вдохнуть полной грудью, как баба опять сжала свою лапу и все мое, бывшее в
ней.
давить еще до того, как они получат малейший шанс появиться на свет!
Клянусь, что буду пристреливать любого, а главное -- любую, которая... --
У-у-у-у-у!
потом мой мочевой пузырь, словно гася бушевавшую в паху боль, разрядился сам
собой. Баба отдернула обмоченную руку. И, даже не врезав мне по роже,
помчалась мыться-вытираться, а я, молча благословляя ее брезгливость,
облегченно расслабился, выливая под себя остатки. За кругом света высокий
мужской голос резюмировал:
которого высокоголосый Катков назвал Барсиком.
Пастуху что-нибудь о Полянкине. В общем, все об их шайке-лейке.
обращая внимания на ответы. Обсуждали услышанное и опять били. Сколько мог,
терпел, чтобы хоть что-то понять из вопросов. Но если они планировали, что я
буду терпеть долго, -- крупно ошиблись. Когда кто-то во тьме очередной раз
замахнулся, я, решив, что с меня хватит, тут же впал в отключку. И сколько
бы они меня потом ни приводили в сознание, сколько бы ни замахивались, бить
им приходилось в основном уже бесчувственное тело. Психотренинг стоил мне
недешево, но, приходя периодически в себя, я превозносил его за сомнительную
пользу, а Дока за мудрый совет.
неудачу и мою слабость на мой стресс и свой наркотик. Тем более что я и так
много выложил: телефоны Пастуха, кодовые фразы и расписание связи. Я даже
честно предупредил их, что ближайшую неделю Пастуха в Москве не будет. У