Чтение 27–й страницы книги ~Тайна серебряной вазы~

- Не возражаете, Андрей Григорьевич? - Доктор, поддерживая барышень под
руки", повел их к кадке с пальмой, возле которой располагались мягкие
банкетки. Однако садиться никто не стал, даже утомленная Брунгильда.

Мура заметила, что высокий блондин с удивительно красивыми глазами,
бесцеремонно улыбаясь, рассматривает их в упор

- Брунгильда, ты видишь? - шепотом спросила она сестру, не поворачиваясь
к ней.

- Да, вижу, - ответила Брунгильда. - Он давно не сводит с меня глаз.

Мура вновь взглянула на незнакомца. Тот оставил своих собеседников и
направлялся к ним! Вернее, к мужчинам. Выражение его лица становилось все
более радушным, он раскинул руки:

- Андрей Григорьевич! Какими судьбами! Извините, что я вторгаюсь в вашу
компанию. Рад, искренне рад вас видеть.

- Здравствуйте, Илья Михайлович, - сдержанно приветствовал его
архитектор. - Давно мы не видались. Как поживает ваша супруга?

- О, вы же не знаете, - Илья Михайлович согнал с лица улыбку и скользнул
быстрым взглядом по барышням, - супруга моя погибла, более двух лет назад,
несчастный случай.

- Прошу прощения, - архитектор поклонился, - я этого не знал. Примите мои
соболезнования.

- Дорогой Андрей Григорьевич, не представите ли вы меня вашим спутникам?
- попросил красивый молодой человек, выдержав положенную скорби паузу.

Архитектор неохотно повернулся к доктору.

- Извините, Бога ради, знакомьтесь - мой давний знакомый по парижской
жизни Илья Михайлович Холомков.

- Доктор Коровкин, Клим Кириллович, - назвал себя Клим Кириллович. -

А рядом со мной дочь профессора Муромцева, Брунгильда Николаевна.

- Позвольте вашу ручку, - склонился Холомков, - рад был бы припасть и к
вашим ногам.

Брунгильда надменно взглянула на Илью Михайловича и протянула ему тонкую
руку в перчатке. Она заметила некоторую холодность архитектора в обращении с
Холомковым, а свое необъяснимое волнение пыталась скрыть за непробиваемой
броней достоинства.

- Волшебное имя! - сказал Холомков мечтательно, скользнув губами по
изящной ручке Брунгильды, и вновь прямо взглянул в ее глаза.

Она торопливо сказала:

- Моя сестра Мария.

Холомков перевел взгляд, улыбнулся - юная девушка, почти подросток,
смотрела на него, как зачарованная. Он протянул руку ладонью вверх, и она
смущенно подала ему свою.

Холомков склонился над муриной рукой, быстро поцеловал ее и вскинул
голову.

- Какие у вас необычные духи, - он интригующе взглянул на покрасневшую
Муру, - есть в них нечто экзотическое. - И неожиданно перехватил другую ее
руку. - Какие приятные духи, но почему такие разные?

Взгляд красавца стал напряженным. Зачем он принюхивается? Ни Мура, ни
Брунгильда не злоупотребляют духами, легкая цветочная вода и все, правда, у
нее жасмин, а у Брунгильды розовая вода. Мура испугалась.

Тем временем Брунгильда томно подняла ресницы и спокойно промурлыкала:

- Флакончики для туалетной воды так похожи, нет ничего странного, если
Мария перепутала их.

- Тонкое замечание. Рад знакомству, искренне рад. - Илья Михайлович легко
поклонился. - Друг мой, Андрей Григорьевич, чем вы сейчас занимаетесь, что
строите?

- Прибыл из провинции в столицу, чтобы решить этот вопрос. Провинция наша
бедна, надеюсь найти заказчиков в Петербурге. А чем занимаетесь вы?

- В данный момент, - Холомков провел красивой холеной рукой по своим
пышным золотым волосам и взглянул на Брунгильду, которая одновременно
ласково улыбалась и напряженно молчавшему доктору Коровкину, и насмешливо
наблюдавшему за затянувшейся сценой знакомства Андрею Григорьевичу, -
нахожусь в отпуске. После непрерывной нелегкой службы. Покойная княгиня
Свияжская рекомендовала меня в секретари князю Ордынскому.

- Ах, вот оно что, я что-то слышал, теперь припоминаю, - без всякого
интереса отреагировал архитектор.

- А вы, господин Коровкин, не имели удовольствия быть знакомым с князем?
- обратился к слегка насупившемуся доктору Холомков.

- Он затворником жил, как говорят, - Клим Кириллович пытался быть
любезным. - А скажите, почему он скрывался от общества? Вы должны знать.

- Чудак, истинный чудак, хотя и порядочное чудовище. Видели б вы его!
Суров, немногословен, глаза прожигают насквозь. Лишнее слово боязно при нем
сказать. Расспросов не любил.

Мура сиплым голосом спросила, облизнув губы:

- А жена, жена была у него? Вы видели ее?

- Не поверите, сударыня, - галантно склонился перед ней Илья Михайлович,
- княгиня была, жила в том же особняке, но увидел я ее всего один раз после
смерти князя.

- И какая, какая она? Правда ли, что она гречанка?

- Гречанка? - переспросил Холомков. - Не знаю. Может быть. Да, вполне
возможно, - сказал он после краткого раздумья. - А какая она?
Необыкновенная! Описать ее красоту невозможно, слов, равных этой прелести,
не существует. Впрочем, в вас есть что-то от нее. Брови такие же
соболиные...

Клим Кириллович сделал шаг вперед, собираясь остановить зарвавшегося
красавчика, но не успел произнести ни слова.

- Илья Михайлович, - архитектор, увидев, что Мура побледнела и закусила
губу, резко оборвал развязного молодчика, - не смущайте наших академических
барышень, знаем, вы великий мастер...

- Простите, - встряхнулся Холомков и, рассмеялся, - увлекся, все было так
необычно - и моя служба у князя, и его дом, и скрываемая княгиня... Правда,
слегка повредившаяся умом.

- С чего вы взяли, что она повредилась умом? - сердито спросил доктор,
явно раздраженный бесцеремонным поведением Холомкова.

- Не сердитесь, доктор, - обезоруживающе улыбнулся Илья Михайлович, - я
выразился неделикатно, но не могу квалифицировать по-другому ее поступки.
Бродит по пустому дому, ищет своего украденного ребенка. А ребенка-то
никакого нет и не было.

Мура схватила за руку Брунгильду.

- А.., а.., а.., простите.., вдруг его, действительно, украли? Вы не
заявляли в полицию?

- Конечно, нет, не заявлял, - ответил с досадой Холомков. - А почему,
милая барышня, вас так это интересует?

- О князе много писали в газетах, его имя на слуху, - холодно ответил
вместо растерявшейся Муры Клим Кириллович. - А чем он занимался в последние
годы? Он же был потомственным военным, кавалером нескольких орденов,
отличился на двух войнах, награжден золотой саблей за храбрость.

- Все военные подвиги в прошлом. А последнее время князь все
переписывался с Обществом любителей древностей, "Слово о полку Игореве"
изучал вдоль и поперек. Раритеты заплесневелые собирал. Историков всех ругал
шарлатанами. Много несуразного рассказывал. Например, о том, что Валаамский
монастырь наш основан самим апостолом Андреем. Может ли такое быть?

Илья Михайлович смотрел на доктора и не заметил, как побледневшая Мура
незаметно тронула руку сестры и прошептала ей: "Надо ехать домой, и как
можно скорее".

- Извините, что вмешиваюсь в ваш разговор, - пропела Брунгильда, стараясь
отвести взгляд от магнетической синевы глаз нового знакомца, - здесь душно,
у меня разболелась голова. Мы должны вас оставить.

- Был рад знакомству, - сухо ответил, пытаясь преодолеть чувство острой
неприязни, доктор Коровкин и вместе с барышнями пошел к выходу.

- Я еще не ухожу, - архитектор тронул за рукав глядящего вслед барышням
Холомкова, - я вернусь, только помогу им сесть в экипаж.

Быстрым шагом Андрей Григорьевич нагнал доктора и барышень и вместе с
ними вышел на улицу.

Пока доктор у края тротуара останавливал извозчика, Андрей Григорьевич с
легкой улыбкой говорил барышням:

- Никак не ожидал встретить здесь этого неприятного типа. Надеюсь, он не
очень испортил вам впечатление от выставки. Молва о нем дурная...

Тут подкатил извозчик. И пока Клим Кириллович поддерживал под локоть
Брунгиль-ду, взбирающуюся по ступенькам в коляску, архитектор наклонился к
уху Муры и прошептал: "Вы обронили перчатку, возьмите ее". Мура
почувствовала, как в ее руке оказалась незаметно вложенная мягкая ткань,
свернутая в комочек. - Она схватила ее судорожно, еще не понимая
происходящего, и поспешила сесть в экипаж.

- Надеюсь, наше знакомство продолжится, Андрей Григорьевич, всегда к
вашим услугам. - Доктор Коровкин светло улыбнулся понравившемуся ему новому
знакомому и велел кучеру ехать.

Мура обернулась, архитектор глядел вслед удаляющемуся экипажу.

Она судорожно сжимала руками, в мягких лайковых перчатках, еще одну
перчатку, такого же неопределенно-темного цвета, из той же материи, с
легким, едва уловимым запахом жасмина. Как эта потерянная перчатка оказалась
у архитектора?

Глава 15

Пановский полностью отдавал себе отчет, что во всем Петербурге, да что
там, в Петербурге, в России, только он, шеф сверхсекретного бюро
Департамента полиции точно знал, какие основательные причины удерживали
Государя Императора в Ливадийском дворце, заставляя его скрываться в Крыму и
сказываться больным. Государь был недоволен и боялся возвращаться в столицу.
Последняя шифрограмма, полученная оттуда и доставленная Пановскому,
содержала всего несколько слов: "Осталось три дня. Торопитесь".