творения, хозяин жизни, а ткни его в непонятное - и застрял на месте: ни
дохнуть, ни сдвинуться.
от беспомощности. Действовать надо, а не рассуждать.
безрассудным действиям, о которых часто потом и сам жалел.
окруженный мутноватой пленкой силовой защиты. Капитан повернул браслет на
руке, и пленка исчезла в густеющем сумраке, а колпачок антенны дрогнул и
скрылся под крышей.
станции хватит.
на площади, где они со Стойким состязались в ловкости, ликвидируя
бессмысленное побоище.
6. НА КОНВЕЙЕРЕ МЕРТВЫХ. ЧТО ГРОЗИЛО МАЛЫШУ В ЗАЛАХ РЕГЕНЕРАЦИИ
Площадь тонула в голубой полутьме вечера - безлюдная, мертвенно-тихая. Не
бежали по стенам туннелей яркие цветные абстракции, не слышно было ни
криков, ни шороха шагов по крышам. А на площади под туннелем лежали
вповалку безжизненные тела погибших, брошенные без присмотра на произвол
судьбы. Какая судьба их ожидала, это и хотел выяснить Малыш. "Интересно,
сколько придется прождать? - беспокойно подумал он. - Пройдет четверть
часа, Капитан всполошится, и моей задумке конец. А может быть, случится
кое-что и раньше его прибытия. Стоило рисковать? Стоило. Кое-что узнаю,
если, конечно, выживу".
под голову и снова задумался. Подсознательно возникло желание увидеть
Капитана раньше таинственных событий, которые происходят в городе ночью.
Ну, выговор, ну, пара суток ареста - и никакой опасности, даже можно
утешить себя классической формулой: я-то хотел, да мне помешали. "Для
трусов утешение, - вздохнул Малыш. - Раз решил, доводи до конца".
для Аоры - ниоткуда, из ничего. Только сейчас качалась над площадью
нагретая темнота, пустая и сонная, и вдруг материализовались в ней неясные
фигурки в одежде чуть светлее окружающей ночи. Малыш не мог как следует
рассмотреть их: боялся выдать себя. Наконец удалось разглядеть группу не
то чтобы карликов, а просто малорослых людей в коротких куртках
неопределенного цвета. Несли они длинные прямоугольные рамы, похожие на
земные носилки, если допустить, что на прямоугольники натянут брезент или
сетка.
что-то мягкое, прогнувшееся под его телом, и это "что-то", мерно
покачиваясь, поплыло в неизвестность.
на мгновение и снова двинулись, только уже ровно и плавно, будто на
пружинящей ленте конвейера. Малыш приоткрыл глаза и снова зажмурился: так
резок был переход из густой темноты неосвещенного города в ярко блиставшую
белизну какого-то огромного зала.
стенами и потолком, без всякой мебели - даже не земной, гедонийской.
Только голые стены и голый пол, над которым плыли без всякой опоры
прямоугольные рамы-носилки с уложенными на них телами подобранных на
площади гедонийцев. Среди них лежал и Малыш, боясь открыть глаза, и его
уносила куда-то лента кладбищенского конвейера. Куда они плыли и как
плыли, Малыш не задумывался: в мире нуль-переходов и управляемого
пространства антигравитация казалась пустяковой забавой.
рядом, молча сопровождая не останавливающийся кортеж. Сейчас Малыш хорошо
видел загадочных конвоиров: полутораметровые, худенькие - куда им до
рослых хозяев Аоры, - черные жесткие волосы, впалые щеки с орлиным носом и
бледно-голубой цвет кожи. "Что у них, кровь голубая, что ли? - подумал
Малыш. - Как у осьминогов. У нас железо в крови, а у них, должно быть,
медь". Впрочем, стоило ли гадать, то была совсем другая раса, непохожая на
земную, хотя и гуманоидная. Шли они не переглядываясь, и Малыш, как ни
напрягался, так и не мог поймать ни одной их мысли. Таких они не видели ни
в Зеленом лесу, ни в Аоре. Может быть, роботы? Да нет, люди как люди.
Тогда почему Учитель ничего не сказал о них? И судя по всему, даже в Аоре
о них не знают.
"На кой черт я ввязался в эту авантюру? - с тоской подумал Малыш. - Сидел
бы сейчас на станции с ребятами... Может, сбежать?" Он тут же устыдился
своей мысли. Пока еще ничего страшного не видно, да и как сбежишь, если,
скажем, нуль-переход здесь не действует? В самом деле, зачем он в залах
регенерации? Мертвецы никуда не выпрыгнут.
суровым, почти мистическим ритуалом. Не было на пути ничего, только уходил
вдаль пустой коридор. И вдруг раздвинулись стены, послышался режущий ухо
звук, похожий на визг электробура, и ниоткуда возникли темные ящики,
точь-в-точь памятные "шкафы" в милеа. Коридор пропал, а "шкафы" стояли
перед молочно-белой стеной, из которой один за другим выходили такие же
низкорослые пареньки или девушки в голубых куртках. Они подошли ближе, и
Малыш почувствовал, что "носилки" медленно подымаются на попа.
двинулся на него, обнажая черную пустоту за тающей дверцей. Мелькнула
мысль о побеге. "Поздно!" - подавила ее последующая. Пустота уже поглотила
его, зажала будто в тугом коконе, но не парализовала: двигаться было
можно, хотя и с трудом. Откуда-то сверху подул ветерок, холодный, пахнущий
озоном, а по телу побежали мурашки, и закололо в груди. Что-то еще туже
связало тело; попытался поднять руку и не смог, только чуть пошевелил
пальцами. Уже и дышать стало тяжко, а по лицу потекли липкие струйки пота:
температура повышалась.
распух. Мысли потеряли форму, растеклись, появились галлюцинации. Малыш
вдруг отчетливо увидел окно со стеклами, по которым били дробинки косого
дождя. И сквозь пленку дождя - грозди махровой сирени в саду. Поспать бы
чуток под этот стук капель!
вновь обрела движение и ясность. "Проверяли, - подумал тотчас же Малыш, -
проверяли, насколько мы действительно окочурились; может, кто еще жив и не
перекраивать его надо, а чуточку подлечить после драки. Всякое ведь
бывает". И действительно, всякое: воздух вдруг посвежел, точно и не было
липкой духоты и тяжести, темнота растаяла, наполнившись розоватым туманом,
похожим на предрассветный где-нибудь летом на земной рыбалке. Но не успел
он обрадоваться, как неизвестно откуда возникшие зажимы мягко опрокинули
его на что-то плоское и жесткое - может быть, плаху, может быть,
операционный стол. Сверху опустился колпак вроде парикмахерского фена,
дохнул на Малыша горячим воздухом, и по телу словно ток пробежал.
- не жалуйся. Ждать пришлось не долго. Из тумана вышли двое в голубых
куртках. Ближайший протянул черную воронку, от которой уходил в
неизвестность длинный и гибкий, как резиновая трубка, шланг и приложил
воронку ко лбу Малыша. Кожа под ней стянулась, но боли не было. Второй
чем-то острым разрезал ему рубаху и приложил другую воронку к груди.
Воздух зашипел, в грудь кольнуло.
глазах у них промелькнуло недоумение. Но дела не бросили, вытянули
откуда-то длинную белую материю - простыню не простыню - и накрыли Малыша.
"Похоронили, - подумал он, - как после неудачной операции".
противно стягивали кожу воронки со шлангами, да где-то негромко гудели не
то моторы, не то вентиляторы - поди разберись в этой колдовской механике!
Но вдруг ему почудилось, и как явственно, как отчетливо почудилось, что
кто-то подслушивает его мысли. Малыш испугался и замер, пытаясь
проанализировать ощущение. А неведомый подслушиватель мыслей как бы
подбадривал даже: "Не бойся. Думай, думай, не помешаю".
сознание Малыша, словно катился в нейронной системе мозга маленький умный
шарик и собирал всю информацию, накопленную инженером за три десятка лет
его жизни. Все собирал, ничем не гнушался - ни сомнениями, ни горем, ни
болью, ни радостью. Малыш понимал, что это такое. Сотрут все напрочь -
знания, память, привычки, наклонности - и смоделируют нового человека.