Чтение 27–й страницы книги ~Хождение за три мира~

сейчас. Уже готова. Все в порядке. Нет, не надо, не присылайте - доберусь
по движенке. Конечно, проще. И удобнее. Не подыматься, не спускаться, ни
шума, ни ветра. Стал на тротуар - и через две минуты у вас. - Она обняла
меня и, прощаясь, прибавила: - Только никаких наблюдений. Я супер
выключила. Вас будут информировать регулярно и своевременно. И скажи Эрику
и Диру, чтобы сами не фокусничали, к сети не подключались.

И, вся уже в полете, напряженная и нездешняя, как "бегущая по волнам" у
Грина, она скрылась в белой кипени сомкнувшихся за ней стен.

Я подошел к тому, что мне казалось стеной. Вера не подавала голоса.
Оглянувшись, как вор, я шагнул сквозь стену.

Передо мной простирался широкий коридор, ведущий, должно быть, на
веранду. Сквозь стекло, а может быть, и не стекло двери я видел
потемневшее к вечеру небо и довольно далекий абрис многоэтажного дома.
Когда я подошел ближе, ни двери, ни стекла уже не было. Двое мужчин и
женщина сидели за низеньким столиком. Рэм скакал на одной ножке вдоль
веранды, огороженной вместо барьера низкими, подстриженными кустами. Их
крупные кремовые цветы, блестевшие от вечерней росы, показались мне
знакомыми, как елочные игрушки.

- Папка пришел! - закричал Рэм, повиснув у меня на шее.

- Оставь папу, Рэм, - строго сказала женщина.

Мягкий свет, падавший откуда-то сверху, скользил мимо, оставляя ее в
тени. "Наверное, Анна".

- Наблюдение уже снято, Сережа, - продолжала она.

- Полная свобода передвижения, - засмеялся мужчина постарше, должно
быть Эрик.

- Неполная, - поправила женщина. - Дальше веранды - никуда.

Мужчина помоложе, видимо Дир, вскочил и, не глядя на меня, зашагал
вдоль кустов. Длинноногий, полуобнаженный, в обтягивающих бедра шортах он
походил на легкоатлета на тренировке.

- Только что ушла Юля, - сказал я.

- Незачем было разрешать, - огрызнулся Дир, не оборачиваясь.

- Мы все слышали, - пояснила Анна.

Все в этом доме все слышат и видят. Попробуй-ка уединись! "Как на сцене
живешь", - с "досадой подумал я.

- А ведь ты и вправду изменился, - улыбнулась Анна. - Только не могу
понять в чем. Может быть, к лучшему?

Я промолчал, встретив внимательный, изучающий взгляд Эрика.

- Громова прошла в эйнокамеру, - сказал неизвестно откуда идущий голос.

- Слышите? - обернулся Дир. - Все была Юля-вторая, а теперь уже
Громова!

- Слава начинается с фамилии, - засмеялся Эрик.

Я напомнил им, что супер выключен, прибавив, что Юля просила гостей не
подключаться к сети.

- Как ты сказал: гостей? - удивилась Анна.

- Ну и что? - насторожился я.

- У тебя действительно какие-то провалы в памяти. Мы уже полвека не
употребляем слово "гость" в его прежнем значении. Ты так зарылся в
историю, что и об этом забыл?

- Гостем мы называем теперь только пришельцев из других фаз
пространства и времени, - как-то странно пояснил Эрик.

Ответить я не успел - помешал опять голос.

- Подготовка к опыту, - отчеканил он, - проходит по циклам. Никаких
отклонений не наблюдается.

- Минут через двадцать, - сказал Дир. - Раньше не начнут.

Все промолчали. Эрик не сводил с меня внимательного, любопытного
взгляда. В нем не было неприязни, но он подымал во мне бессознательную
тревогу.

- Я слышал вашу просьбу о формулах, когда вы говорили с Юлей, - вдруг
произнес он с явно доброжелательной интонацией, - и я с удовольствием
помогу вам. У нас есть время, пойдемте.

Я встал, искоса поглядев вниз, за кусты ограды. Веранда висела на
высоте небоскреба. Внизу темнели кроны деревьев - вероятно, уголок
городского парка.

- Свет! - сказал Эрик, входя в комнату и ни к кому не обращаясь. -
Только на лица и на столик.

Свет в комнате словно сжался, сгустился до невидимого прожектора,
выхватившего из темноты наши лица и маленький столик, оказавшийся возле
меня.

- Формулы с вами? - спросил Эрик.

Я протянул ему карточки "Миста".

- Мне они не нужны, - засмеялся он, - это ваш урок. Положите на стол и
смотрите внимательно. Только верхние ряды, нижние не надо. Это расчеты,
которые выполнит элементарная вычислительная машина. А верхние читайте ряд
за рядом.

- Я их не понимаю, - сказал я.

- Этого и не требуется. Смотрите, и только.

- Долго?

- Пока не скажу.

- Где-то у вас есть концентратор внушения, - вспомнил я слова Юльки.

- Зачем? - усмехнулся Эрик. - Я по старинке работаю. Теперь взгляните
мне в лицо.

Я увидел только зрачки его, огромные, как лампадки.

- Спите! - крикнул он.

Что произошло дальше, я не помню. Кажется, я открыл глаза и увидел
пустой столик.

- Где же формулы?

- Я их выбросил.

- Но ведь я ничего не запомнил.

- Это вам кажется. Вспомните потом, когда вернетесь домой. Вы же
"гость". Правда?

- Правда, - сказал я решительно.

- Из какого времени?

- Прошлый век. Шестидесятые годы.

Он засмеялся тихо и удовлетворенно.

- Я понял это еще по данным медицинской обсервитации. Очень уж
подозрительно выглядели и шок, и потеря памяти. Я следил за вами по
видеографу, когда Юля говорила с Богомоловым. У вас было такое лицо,
словно вы увидели чудо. Когда она сказала, что поедет по движенке, я
понял, что вы ни разу не ступали на движущуюся панель. А мы ездим на ней
полвека. Вы забыли все, что рождено современностью, вплоть до семантики
слова "гость". Так можно обмануть хирургов, но не парапсихолога.

- Тем лучше, - сказал я, - мне даже повезло, что я вас встретил. Жаль
только, что я ухожу, ничего не увидев. Ни домов, ни улиц, ни движенки, ни
вашей техники, ни вашего строя. Побывать на вершинах коммунистического
общества - и ничего не увидеть, кроме больничной камеры!

- Почему на вершинах? Коммунизм не стабильная, а развивающаяся
формация. До вершин нам еще далеко. Мы делаем сейчас гигантский скачок в
будущее, когда завершится мечта Юлии. Ваш мир тоже его сделает, когда вы
сумеете воспроизвести запечатленные в памяти формулы нашего века. Пусть
пока еще встречаются только мысли, а не люди, но эти встречи миров
обогащают, движут вперед мечту человечества.

Мне захотелось оставить памятку этому миру, памятку человеку, мозг
которого я узурпировал.

- Можно, я напишу ему? - предложил я Эрику.

- Зачем? Просто скажите. Его голос, но ваши слова.

Я оглянулся растерянно и недоуменно.

- Магнитофон ищете? У нас другие, более совершенные способы
воспроизведения речи. Объяснять долго - просто говорите.

- Я прошу простить меня, Громов, за узурпацию вашего места в жизни на
эти девять-десять часов, - начал я неуверенно, но сочувственный кивок
Эрика как бы подтолкнул меня. - Я только гость, Громов, и уйду так же
внезапно, как и пришел. Но я хочу сказать вам, что я счастлив, пережив эти
часы вашей жизни. Я вмешался в нее, благословив Юлию на подвиг, потому что
не мог поступить иначе. Отказаться от решения было бы трусостью, а
помешать - обскурантизмом [враждебное отношение к просвещению и
прогрессу]. Я жалею только об одном: я не дождусь победы вашей дочери, а
вместе с ней - и вашей науки, и вашего строя. Это великое счастье
останется вам.

- Сергей, Эрик! - закричал Дир, вбегая. - Началось!

- Поздно, - сказал я, чувствуя знакомое приближение черной, беззвучной
бездны. - Я ухожу. Прощайте.

ВМЕСТО ЭПИЛОГА

За окном - улица, ветер, дождь. Электрический фонарь в мутном дождевом
мареве похож на паука, запутавшегося в собственной паутине. Проехал
автобус, прорвав вырванный из темноты косой водяной заслон. Обыкновенная
московская осенняя ночь.

Я дописываю последние строки уж не знаю чего - очерка, или
воспоминаний, или, быть может, интимного дневника, который не рискну
напечатать. Но дописать надо. Кленов звонил уже с утра, точно
сформулировав число строк для полосы. Впрочем, он тут же оговорился: все
зависит от того, как будет реагировать на это мировая научная
общественность. Может быть, мне отдадут всю полосу.

Заседание Академии наук начнется завтра в десять утра, и, когда
окончится, неизвестно. Доклад Никодимова, содоклад Заргарьяна, мое слово и
выступления наших и зарубежных ученых. По словам Кленова, их съехалось
сюда более двухсот человек. Все звезды нашей земной физико-математической