говорю!
мешай! Все равно до него доберемся, только хуже будет.
Это Уве.
Кончено, погуляли, вашу маму! Всем спать сейчас же! Вон отсюда! Вон!..
пол и покатилось под стол, в пыль.
а твое дело сторона, достаточно помешать им поубивать друг друга,
образумить же их никогда не удастся. Никогда и никому. Казалось бы,
проще всего наплевать, а я не могу. Слюны на них у меня никогда не было.
все-таки больше, потому что мне только пятьдесят три и очень хочется
жить. Я так мало сделал - почему я не берег каждую минуту?! Поздно... Не
исправить.
меня? Это нечестно!
взрослых, а это - смерть. Иветт начинала умирать именно так; Маргарет
рассказывала, что у нее тоже начали расти волосы, а через месяц ее
засыпали щебнем. Я же старший, с меня и должно было начаться. Спасите. Я
слаб, меня шатает от стены к стене... Не верю рукам, пальцы одеревенели,
не может у меня там быть никаких волос! Господи, не оставь! Бывает же на
свете невероятное... неужели мы настолько окостенели здесь, что самое
завалящее чудо шарахается от нас, как черт от ладана?..
не хватало. Куда-то подевался воздух, такой привычный, пахнущий
металлом, пищевой пастой, пылью и умиранием корабля, только что был, и -
нет его. Все выдышали, подлецы. Мало им... Отдайте мою долю, я еще жив.
Только мою. Я не прошу большего.
Дышать! Он двинулся вдоль стены боком, как краб, приставляя ногу к ноге,
чувствуя пальцами тонкое рифление переборки. Коридор качался, вилял,
меняя размеры и геометрию. Вправо, влево - как собачий хвост. Два
коридора. Четыре. Почему в отсеках туман? А-а, где-то лопнул бак и потек
жидкий кислород. Бак. Нет такого бака. Лопнул, лопасть, Лопиталь,
лопатонос, лопотать, лопарь, лопух, лопать, Лопес... Перес... и... и
Родригес! Дышать!.. Кислород - это хорошо, пусть жидкий. Жидкий - жизнь.
никуда не уходил, он все время оставался среди нас на корабле, разве
можно было этого не заметить? Чего ты тянешь, нападай. Я убью тебя
голыми руками, потому что ты жаден, Питер.
мышь рушится потолок... А, это лестница. Он у стреломета, ждет, когда из
люка покажется голова. Вверх! Стефан карабкался по трапам, срывался,
скользил, упрямо цеплялся за поручни. Откатить крышку. Поршень в стволе
уже пошел, станина гасит отдачу. Стрела вбивается в лоб, тупой
наконечник дробит черепные кости, тело опрокидывается навзничь и летит
вниз, считая ступени... А-а! Ты боишься, Питер? Дрожишь? Что ты
корчишься? Танцуешь... Этого я от тебя не ожидал, признаться, это ново.
Дай-ка я погляжу. Вся твоя сила в том, что ты до времени не боишься
показаться смешным. Пока еще. А хочешь я стану - ты? Нет ничего проще:
танцуй, капитан, разучивай движения, старательно повторяй за учителями,
их у тебя много, и не вздумай остаться в стороне. Вся жизнь - пляска
святого Витта, а ты думал - менуэт.
ногах. Не мое тело. Дрянь. Скиньте с меня. Ноги - мои, и на каждой по
капкану... Не стану плясать - мне страшно. Я безумен, а лестница крута и
бесконечна. Только вверх, в этом спасение. Не останавливаться, лезть и
лезть, подтягиваться на чужих слабых руках, цепляться пальцами, зубами
грызть...
фонарь под дырявым навесом. Нечем дышать - они украли воздух повсюду.
Догнать! Вот он, Питер, скалится из озера, нужно перелезть через
поручень и шагнуть, там невысоко, но я не пойду к тебе, слишком много
чести для вора, я достану тебя и отсюда, если только ты не нырнешь...
девяносто, третья на четыреста семьдесят, а последняя в магазине,
десятая, на триста десять. Мягкий спуск. Еще! Еще! Он рычал, посылая
стрелы в небо, чувствуя под руками вздрагивающий металл. Еще! А-а! Чья-
то голова в люке. Зря. Получи. Промах, рикошет! Нет головы. Кто-то
сыплется вниз по трапу, дробный топот ног - прочь, прочь... Где ты
спрятался, Питер? Стреломет туго ходит в горизонтальной плоскости, ты
знаешь эту недоработку и пользуешься ею. Одному из нас не жить, но не
мне. Или никому, если ты окажешься упрям...
"Декарт" таял, как леденец. Истончалась, корежилась броня, рваные листы,
агонизируя, закручивались невиданными бутонами. Ломая последние деревья,
из лесу выходил цалькат, упирался башкой в частокол, крушил подъемные
ворота, а перед воротами стоял коленопреклоненный Ансельмо и не бежал,
хотя надо было спасаться. "Беги!" - кричал сверху Стефан и из последних
сил наводил стреломет в разверстую пасть, воняющую гнилью и смертью, с
ужасом понимая, что расстрелял все стрелы и Ансельмо погиб.
рвало снова и снова, мучительно выворачивало наизнанку, он мычал и тряс
головой, а из глаз текли слезы. Небо было внизу, страшно далекое, в нем
горели чужие костры и вспыхивали потухшие звезды; они взрывались,
разбрасывая молнии, из черной бездны поднимался водяной слон и сражался
с цалькатом, а Питер науськивал зверей друг на друга, чтобы выбрать
сильнейшего и натравить его на капитана. Стефан упал и пополз. Потом был
люк и долгая чернота перед глазами; кто-то кинулся на него из черноты,
их было несколько, и Стефан расшвыривал их, не видя и почти не чувствуя.
Он заставил себя встать и снова упал на четвереньки. Тогда он опять
пополз, и это оказалось неожиданно легким делом. Почему, интересно, все
решили, что на двух ногах - проще? Вот как надо. На двух - ошибка,
спросите Джекоба... Не забыть бы завтра же приказать всем ходить как
надо - с левой ноги и правой руки одновременно, а при команде "кругом"
делать иммельман...
ему веки. Он отбился, оттолкнул ее и полз по стене вверх, пока не
поднялся на ноги. Он должен был пройти через медотсек, чтобы спасти
Ансельмо, а стена не пускала его, лишь прогибалась, пыталась обернуться
вокруг тела и схватить, как водяной слон. Да, ведь медотсек шестью
горизонтами ниже... Или девятью. Стефан рассмеялся и смеялся долго.
Неожиданно он понял, что вовсе не обязательно ходить или ползать по
кораблю, чтобы оказаться в желаемом месте. Достаточно захотеть - и ты
там окажешься. А он-то еще мечтал когда-нибудь вновь пустить лифт...
раздвигал переборки, просачивался с горизонта на горизонт. Лицо
сумасшедшей было темным, как болотный воск, и Стефан удивился, почему
оно темное, ведь Абигайль никогда не бывает на солнце, почти как Донна-
затворница... Ну здравствуй, Абби. Давненько я у тебя не был. Как ты
живешь? А знаешь, Абби, я ведь тоже сумасшедший, да-да. На самом деле
тут все сумасшедшие, только мы с тобой сумасшедшие по-другому: их
вылечат, чтобы сделать несчастными, а нас не надо лечить. Так что мы с
тобой теперь будем вместе, и я стану заботиться о тебе и защищать тебя,
потому что человек должен о ком-то заботиться и кого-то защищать, ведь
верно? Я безумен, Абби, и то, что я тебе говорю, тоже безумие, на самом
деле я очень испугался, когда это понял, но теперь мне не страшно,
потому что нас двое, а когда двое безумны одинаково, им тепло друг от
друга даже через стены. И другие станут нам завидовать, Абби, верь мне,
вот только я сейчас должен уйти, мне еще о многом надо подумать и многое
успеть сделать, прежде чем я вернусь...
даже растерялся. Пол под ним проваливался, уходил вниз; он рос и рос,
продавливая потолки, радостно чувствуя, как дряблые мускулы наливаются
невиданной силой, корабль был ему мал, справа и слева набегали переборки
и взрывались стаей осколков, когда он шутя отпихивал их прочь. Он
рассмеялся, и смех его был похож на тектонический гул и грохот рушащихся
скал. Он повел плечами, и корабль ссыпался с его тела, как ржавые
Афанасьев Роман
Никитин Юрий
Орловский Гай Юлий
Посняков Андрей
Василенко Иван
Каменистый Артем