грязному редколесью на подбородке стекала слюна. Глаза не оставляли
никаких сомнений: конкурентоспособный вид был тут как тут и не терял
времени. Одно мгновение адаптант и я молча смотрели друг на друга. Затем
харя отодвинулась, как бы приглашая меня полюбоваться.
целился в потолок тремя ножками - четвертая была выворочена с корнем.
Рядом со столиком, вытянувшись на полу среди осколков битой посуды, лежал
с оскаленной мордой мертвый доберман Зулус. Живот собаки был вспорот по
всей длине, и красные внутренности вывалились на пол. Адаптантов, кроме
обладателя ощеренной хари, в кадре было двое: один не спеша натягивал на
себя рваный армейский комбинезон, другой непринужденно испражнялся посреди
комнаты. Еще один проволок по полу женское тело. Голова Дарьи безжизненно
моталась, домашний хала-тик был разорван и висел клочьями. Экран
повернулся к окну - должно быть, кто-то заботливый повернул его специально
для меня. Чернявый, голый ниже пояса детина с замашками вожака и
исцарапанной вокруг волчьих бельм физиономией стоял на подоконнике и
несуетливо подергивал привязанную к карнизу веревку с петлей на конце -
испытывал на прочность.
искореженным автобусом, пробившим ограждение и въехавшим передними
колесами на тротуар. На миг мне показалось, что машина сейчас перевернется
на полном ходу, и сердце у меня отвалилось. На лобовом стекле творилось
невообразимое - похоже, поваленный на пол экран топтали ногами. Мелькнуло
перевернутое кресло. Мелькнул и исчез силуэт, раскачивающийся в петле на
фоне темного окна, и тут же экранчик замерцал и погас. Динамик компьютера
с приборной панели забормотал значительным голосом - вежливо убеждал
снизить скорость и поберечь себя и окружающих. Не добившись успеха, он
разразился оглушительным прерывистым воем. К черту! Зарычав, я разбил
панель кулаком и оборвал провод - сирена умолкла.
индивидуальная трагедия бывает страшнее всеобщей, что бы там ни говорил
Бойль. Потому что сейчас я не стану разбираться, люди вы или не люди.
повисли в воздухе.
надо верить. Петля сокрушает гортань, перехватывает сонную артерию. Сердце
работает как бешеное: мозг может погибнуть! Мозгу нужна кровь! Легкие
сотрясаются спазмами: воздуха! Дайте воздуха! Хоть немного...
мозг начнет умирать только спустя пять-шесть минут... Я заставил себя
сбросить газ, входя в поворот, и снова вдавил акселератор до отказа. Если
Дарью только изнасиловали и повесили... Если ее повесили мучительно и
неграмотно - не повредив позвонков... Допустим, ее не изрезали ножами...
Не растерзали голыми руками, как адаптанты умеют и любят делать... Не
вырвали для забавы глаза и внутренности... Будем считать, шесть минут у
меня еще есть. Нет, уже пять. Уже только пять...
Обязан.
повешенного стремительно синеет. Искусанный язык вываливается из
раскрытого рта.
надобности? Почему меня не было с Дарьей, когда ворвалась стая? Мы бы
отбились...
возможно на бешеной скорости. Спокойнее! Если ты хочешь что-то сделать,
тебе предстоит действовать с хладнокровием автомата, как тебя учил дядя
Коля. Предстоит быть расчетливым и абсолютно вне эмоций, только так. В бою
это очень полезно - вне эмоций...
бесчисленных капиллярах. Кровь темнеет и загустевает, как клей. Мозг еще
жив, он продержится какое-то время. Очень небольшое время.
ограждение. Улица - вот она! Два шага до дома.
ослепил их противотуманными фарами. Стайка. Малая часть стаи - кордон
прикрытия. Мотоциклов нет. Дались мне эти мотоциклы - как будто адаптанты
не могут передвигаться пешим ходом! Тем лучше, холодно подумал я,
направляя "марлин" на ближайшую ослепленную фигуру. Давить буду.
раздался такой звук, будто разом откупорили несколько бутылок с шипучкой.
Адаптанты оказались предусмотрительнее, чем я ожидал. Что может быть проще
колючек? Только мозги идиота, который о них забыл. Я бешено выматерился.
"Марлин", хлюпая жеваной резиной, вильнул вбок и пошел в отчаянном визге
тормозов кидаться от бордюра к бордюру. Мне удалось вывалиться из машины
прежде, чем она с треском и скрежетом обняла бампером фонарный столб, а
когда, прокатившись кубарем метров семь, я вскочил на ноги, было уже
поздно. В пяти шагах от меня, картинно расставив разновеликие ноги, стоял
щуплый выродок. Короткий толстый ствол, черный и блестящий в фонарном
свете, был направлен точно мне в живот. Расстояние для прыжка было
великовато.
доме - нашем с Дарьей окне! - был ясно виден женский силуэт, не касающийся
ступнями подоконника. Я очень хорошо знал, чей это силуэт.
Ути, хороший...
связать трех слов. На стреме у работающей стаи всегда стоят дубоцефалы, за
это стая их терпит. Я нервно оглянулся. Остальные тени были где-то рядом,
но пока прятались в темноте. Не спешили. Кто-то, ответственный за мою
судьбу, давал мне время.
руках у него обрез, а не автомат. Почему-то это меня обрадовало. Будто не
все равно.
тобой. Знаком. Понимаешь? И ты со мной. Тоже! Знаком! Понимаешь?
задумался, чмокая губами. - Пешком. По роже мешком... Кирпич в мешке. Два.
Это было летом. Вспомни. Ты тогда оторвался от стаи. Ты был один. А я тебя
отпустил. Отпустил, ты понимаешь?
истерлось в пыль, оставив взамен сосредоточенную холодную злобу. Ледяную.
Я убеждал. Я сделался очень красноречив. Я уговаривал. Уговаривая, я
попытался отшагнуть в сторону - ствол обреза двинулся за мной как
привязанный.
Теперь ты меня отпусти. Совсем. Ты. Меня. Отпусти. Моя стая далеко. Мы
должны помогать друг другу в беде, верно?
почесал между лопаток, усваивая сложную мысль. Моя правая рука скользнула
в карман.
кивнул. Да, конечно. Все мы люди. Все мы братья-человеки... Дубоцефал
переступил с ноги на ногу, зачем-то потянулся, передернул плечами от
холода и опустил свой обрез.
целую минуту. Я был готов сделать такую глупость.
старт к подъезду дома. Пять минут! Осталась одна минута, еще только
одна...
пятеро. У подъезда я разрядил в них пол-обоймы - передний схватился за
живот и согнулся кочергой, остальные отпрянули. Кто-то дважды выстрелил
слева, из темноты. Ха, мимо! На первом этаже звонко лопнуло стекло,
посыпались осколки. Влетев в дверь подъезда, я сразу ушел в сторону, и
вовремя: снаружи брызнула щедрая автоматная очередь, от двери веером
полетели щепки. Раненый в живот страшно завыл.
два силуэта без лиц, плоские, как мишени, - свет настенного плафона бил им
в спину. Я расстрелял их в упор, не дав им даже поднять оружие и потратив
вдвое больше патронов, чем требовалось, - мне показалось, что они падают