крыльцо, где хранилось обычно все Иарово имущество, и вытащила сокровище
наружу.
выстругивал их, примеряя к ее сапожку.
перед возвращением детей смутилась и спрятала Йаровы скользуны туда, где они
перед тем и лежали - под крыльцо. И с тоской подумала, что назавтра Йар,
конечно же, выздоровеет...
процедуры заглянувшая сыну в горло, никуда не пустила его и на протесты
ответила подзатыльником.
некое жгучее, неостановимое желание. Растет и распирает, и кажется, что умрешь,
если не сделаешь, если не решишься...
сарае, кто в мастерской;
еле приоткрывшуюся щель.
горел, сиял, разлегался от горизонта до горизонта, у пруда черным кружевом
сплелись голые ветки трех высоких берез, и оттуда слышались визг и смех, и
крики, и хохот, и захлебывающиеся голоса...
девочка справилась с собой. Скользуны под мышкой, и кажется, что обитые железом
полозья зудят. Невыносимое чувство...
никто не слышит; со склонов к пруду катились корыта и крышки от бочек, и даже
маленькие деревянные санки - на девочку, в восторге остановившуюся поодаль,
никто не обратил внимания.
вниз на собственном заду.
взгляд ее сразу же разыскал братьев и Лиль. Вики катался легко, умело, с
форсом; маленький Кари косолапил, широко расставив короткие ноги в огромных
сапогах, а Лиль носилась на одном скользуне, и за ней на веревке волочилось по
льду то самое знаменитое корыто. Когда Лиль резко тормозила, корыто со всего
разгону поддавало ей под коленки, и наездница одним лишь чудом удерживалась на
ногах.
оказалось гораздо труднее удерживать равновесие, она несколько раз грохнулась,
больно ударившись коленками- но зуд в обитых железом полозьях не утихал, и вот
она уже стоит, балансируя руками, а вот шаг, первый шаг, и лед ослепительно
блестит, и кажется почему-то вкусным, и хочется лизнуть его языком...
шага - но ей казалось, что она птица и парит над озерной гладью. Пруд лежал под
солнцем, как круглая блестящая тарелка с черной щербинкой полыньи; ребятишки
катались по ледяной тарелке, как горох, и девочка, перемазанная снегом,
оглушенная смехом и гамом, смеялась тоже. Уже получается, уже выходит, быстрее,
еще быстрее...
своей ушастой шапке он показался ей похожим на снежного зайца; она не выдержала
и рассмеялась, и он, против ожидания, улыбнулся в ответ:
снова взобралась на высокий берег, и Вики, подтягивающий на веревке треснувшее
корыто, насмешливо прищурился:
полы шубы наполнили корыто доверху, оно сразу сделалось тяжелым и
неповоротливым, но Вики и Лиль подтолкнули сзади - и девочка почувствовала, как
корыто переваливается через кромку, через поребрик, отделяющий равнину от
горы...
стала бы дышать - у нее замерло сердце. Она неслась сквозь зимний день, как
пущенная стрела, и черные фигуры ребятишек размазывались в движении, и
размазывался белый горящий снег, а впереди маячило черное, неслось,
приближалось...
черная, незамерзшая поверхность воды - родник. Тонкий лед на окраинах полыньи
казался прозрачным, совсем уж сахарным; днище корыта скрежетнуло о твердое, у
девочки закружилась голова, а потом вдруг оказалось, что корыто. стоит у самого
противоположного берега, детишки вопят и катаются, как прежде, щеки ее саднят и
горят, но зато она снова может дышать...
она только счастливо улыбалась, удивленно глядя на опрокинутое корыто и все еще
переживая восторг свободного снежного падения.
провалах под лысыми бровями; тонкие губы тряслись, и с первым же словом,
сорвавшимся с них, девочкин полет окончился.
пощечина, и еще, и слезы, хлынувшие сами собой, перемешались с красной,
капающей на снег кровью.
за руку, волокли прочь от любопытствующих, удивленных, испуганных глаз. Кровь
капала, тут же теряясь в снегу, и волочилось на веревке надтреснутое корыто.
сторону, будто происходящее ее вовсе не касалось.
подвернувшимися под руку ненужными тряпками; Большая Фа возвышалась над
костром, бесстрастная, как палач.
Он всем вам покажет... Пусть только вернется...
Что бы тогда господин Аальмар нам всем показал, а?..
служанке уже не хватало сил.
- нам будет легче разговаривать...
это, проходя длинным, как улица, коридором, стены которого были сплошь покрыты
чеканными лицами - так Гнездо увековечивало память тех, кто на протяжении
столетий служил Птице в этих стенах. Лица вовсе не походили на парадные
портреты; это были слишком живые, слишком выразительные лица. Игар с ужасом
вообразил, что идет по коридору в молчаливой толпе, и множество достойных,
уважаемых людей смотрит на него с брезгливым снисхождением.
изваянными из гипса барельефами. Со временем его глаз так привык к ним, что
перестал замечать - как рисунок древесного среза на полу, как тонкую решетку на
круглом окне, как родинку на подбородке Отца-Вышестоятеля...
в скит. Ему не было, пожалуй, и сорока; с первого взгляда Игар решил с
облегчением, что этот человек куда мягче и покладистее, чем это принято в его
должности.
просто ласковым добряком. Если, конечно, сравнивать с человеком, который сидел
сейчас перед Игаром в высоком резном кресле.
удобного и располагающего; вот только сиделось-то как на иголках. Лучше бы
встать.
его выглядело более искренним.
лгать. Как можно меньше, если уж совсем не можешь... воздержаться... Итак?..
благородному служению Птице обыкновенную женщину. Особое раскаяние вызвано
способом, каким это его предпочтение осуществилось:
иных святынь, кроме любви и девственности, не терпит чужих амулетов и не
подчиняется ничьим законам; Алтарь в этом мире сам по себе. Итак, Игар изменил
Птице, сбежал из скита и сбросил перед обрядом храмовый знак...
не уберег Илазу - наизнанку готов вывернуться от горя и стыда. Что врал
безногой Пенке... Что ободрал как липку этого несчастного торговца платками-
как угодно готов искупить... Вряд ли Отец-Дознаватель это поймет.
Контровский Владимир
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Андреев Николай
Елманов Валерий
Шилова Юлия