пор, стоявшая молча.
встречается все реже. Преобладает все сильнее разум - Нус, Фронема, более
свойственный мужчинам, вместо памяти - Мнемы, Эстесиса и Тимоса - чувства,
сердца и души. И мужчины, теряя поэтическую силу, делаются похожими на
пифагорейских считальщиков или на мстительные и расчетливые божества
сирийских и западных народов. Они об(r)являют войну женскому началу, а
вместе с тем теряют духовное общение с миром и богами. Расплачиваясь с
божеством, они считают, как деньги, свои заслуги и грехи и вместо очищения
получают роковое чувство вины и бессилия.
создал колесо, он потерял веру в себя и стал надеяться на изобретенные им
инструменты, все более отдаляясь от естества и ослабляя свои внутренние
силы. Женщина жила по-иному и больше сохранила себя, стала сильней мужчины
в душе, в любви и знании своей сущности. Так считают орфики... Но довольно
об этом, ночь наступила, пора идти...
небольшой дворик к каменному пилону, возведенному над уходящей в склон
холма галереей. Некоторое время они шли молча, осторожно ступая в темноте.
Затем Таис услышала, как бородатый поэт спросил делосского философа:
огромные знания и великое искусство, нарочно не стремимся создавать новые
орудия и машины, чтобы не расстаться с чувствами Эроса, красоты и поэзии?
приятию всеразумного и всемогущего, карающего бога, от живой природы - в
полисы, под защиту стен и машин, тогда наш путь приведет к гибели.
для всех чего-нибудь стоящих людей, невзирая на все наши недостатки и
ошибки! Мы пришли!
ободряюще улыбнулся и взял ее за руку, что-то шепнув поэту. Тот исчез в
боковом проходе, а философ провел Таис в очень высокое круглое помещение,
освещенное дымящимися факелами ароматического дерева. Он взмахнул рукой -
и тотчас загрохотали невидимые барабаны. Они били громко, ускоряя темп,
вскоре грохочущие каскады звуков, обрушиваясь на Таис, заставили ее
вздрагивать всем телом, увлекая ее ритмом и мощью. Философ наклонился к
афинянке и, повысив голос, приказал:
волосам, велел вынуть гребень и снять ленты.
мудрец исчез. Внезапно, как будто из стен, вышли девять женщин с венками
из красных цветов на распущенных волосах, нагие, как Таис, не египтянки,
но и не эллинки, неизвестного Таис народа. Одна из них, старшая возрастом,
крепкая, широкогрудая, с целой шапкой мелко вьющихся волос, с
темно-бронзовой кожей, подбежала к Таис. Остальные построились кольцом
вокруг.
афинянку за руку.
за распущенные волосы. Темп, ускоряясь, перешел в бег. Раз(r)единившись, они
закружились волчком - стробилосом, замерли, потом, извиваясь в игдибме -
диком танце троянской богини, неистово завращали бедрами; снова понеслись,
запрокидывая головы и простирая руки, словно готовы были обнять всю
Ойкумену. Грохот барабанов превратился в сплошной рев, танцовщицы
выделывали замысловатые движения, изредка хрипло выкрикивая что-то
пересохшими ртами. Одна за другой женщины падали на пол и откатывались к
стене - из-под ног танцующих. Таис, отдавшая себя всю дикому ритуалу, не
заметила, что осталась вдвоем со старшей танцовщицей. Восемь других
валялись на полу в изнеможении. Старшая продолжала плясать, залитая потом,
с удивлением глядя на Таис, не отстававшую от нее и лишь пламеневшую
жарким румянцем. Неожиданно танцовщица остановилась, высоко подняв руки.
Музыка, если можно было назвать ею этот неимоверный грохот, так же
внезапно смолкла. Старшая низко поклонилась Таис и издала резкий вопль.
Лежавшие на полу танцовщицы разом поднялись. Афинянка осталась одна, все
еще трепеща от возбуждения.
чуть пошатываясь, как в тумане. Позади с тяжелым лязгом захлопнулась
дверь, и стало совершенно темно. Таис вытянула руки, сделала несколько
осторожных шагов. Вдруг на нее сверху обрушилась масса соленой воды,
пахнувшей морем. Ошеломленная афинянка отступила, но вспомнила про
закрытую позади дверь и снова пошла. Проход поворачивал под прямым углом
раз, другой. После второго поворота едва заметный свет мелькнул в углу.
Мокрая с головы до ног, еще не остывшая, Таис с чувством облегчения
устремилась было впереди остановилась, окаменев от страха. Она очутилась в
высоком, без крыши зале, колодцем поднимавшемся в звездное ночное небо.
Всю площадь пола занимал бассейн с водой. Только там, где стояла Таис,
была неширокая насыпь из настоящей морской гальки, наклонно уходившая в
воду. Волна тихо плескалась на гальке, откуда-то дул ветер, крутил,
пытался загасить пламя единственного факела, бросавшего красные блики на
черноту воды. Зубы Таис стукнули несколько раз, она зябко передернула
плечами, стараясь унять дрожь, но гнетущее чувство страха, непонятного и
неосознанного, не проходило.
противоположной стороне бассейна и медленно стал обходить его по
обложенному гранитом краю.
пожрало тебя. Однако ты уже подверглась куда более страшному испытанию в
Лабиринте, и мы решили отменить первую ступень. Здесь я рассыплю уголь
трех священных деревьев - дуба, орешника и ивы, они употребляются для
погребального костра и знаменуют власть, мудрость и очарование. На углях,
как на ложе мертвых, ты и будешь ночевать. Возьми, - философ взял из ниши
в стене охапку черной овечьей шерсти и подал Таис, - ты проведешь здесь в
одиночестве, лежа ничком, ночь до первых признаков рассвета. Начнет
светать, иди обратно в галерею, повернешься налево, на мерцание
светильника, и войдешь в темную пещеру, где проведешь день. Когда услышишь
звон, иди снова на гальку - до следующего рассвета. На этот раз лежи на
спине, созерцай небо и повторяй древний гимн Гее. Так будет еще две ночи.
Я приду за тобой. Придется поститься. Вода для питья в пещере - в амфоре у
ложа. Хайре!
устроившись на этом необычном ложе, постаралась накрыть себя сверху. Чуть
слышный плеск волны нагонял сон...
Пахло овцой, черная вода в бассейне казалась нечистой, волосы пришли в
беспорядок и слиплись от соленого душа. Таис подняла голову и увидела, что
небо утратило бархатную черноту и начинает сереть. Вспомнив приказ
делосца, она собрала шерсть в кучу, растерла занемевшее тело и пошла в
подземелье. Она испытывала голод, рот ее пересох, ей казалось, что она
очень грязная. Таис недоумевала. Неужели в этих столь простых неудобствах
и состоит испытание посвящения? Посвящения во что? Внезапно афинянка
припомнила, что философ ничего не сказал ей об этом. И она ничего не
спросила, проникшись детским доверием к удивительному старику. Раз он
считает необходимым посвятить ее, значит, так нужно! Но неудобства ночи,
после которой ничего не произошло, настроили ее скептически. Она просто
спала, правда, спала на скверном ложе, в мрачном нелепом колодце. Зачем?
Что изменилось в ней?
все необходимое для туалета. Умывшись, с трудом расчесав свои густые
волосы, Таис напилась и, несмотря на голод, почувствовала себя гораздо
лучше. Светильник догорел и погас. Наступила полнейшая темнота. Таис
ощупью добралась до ложа, покрытого мягкой тканью, и долго лежала в
глубокой задумчивости, пока сон не овладел ею. Проснувшись от звенящего
медного удара, она направилась к бассейну, расстелила шерсть поудобнее и
улеглась на скрипящей гальке, обратив взгляд в яркозвездное небо.
звезд. Странное чувство взлета незаметно пришло к ней. Сама земля вместе с
ней устремилась к небу, готовому принять ее в свои об(r)ятия. "Радуйся,
матерь богов, о жена многозвездного неба!" - пришли ей на память по-новому
понятые слова древнего гимна. Таис казалось, что она слилась со щедрой,
широкой Геей, ждущей соединения с черной, сверкающей звездами
бесконечностью. Великая тайна мира вот-вот должна была открыться ей. Таис
раскинула руки, все тело ее напряглось, стон мучительного нетерпения
сорвался с губ. А черное покрывало ночи по-прежнему висело над ней
неизмеримой бездной, загадочное мерцание светил не приближалось. Резкий
спад ее порыва не огорчил, а оскорбил афинянку. Она увидела себя со
стороны, жалкую, маленькую, обнаженную, на дне колодца, в безысходном
круге высоких и гладких каменных стен. Ее мнимое слияние с Геей было
дерзким святотатством, непостижимое осталось прежним, будущее не сулило
великого и светлого. Таис захотелось вскочить и убежать прочь, как
самозванке, вторгшейся в запретное и наконец понявшей свое ничтожество.
Что-то, может быть воля делосца, еще удерживало ее на месте.
Максимов Альберт
Махров Алексей
Дальский Алекс
Ильин Андрей
Верещагин Олег
Посняков Андрей