я... особенно если приплюсовать два полицейских патруля по четыре человека
в каждом, двух мальчиков-грузин, генерала Шонеберга, его сотрудников,
случайных жертв большого взрыва на Лубянке, наконец, пятимартовцев, уже
убитых и тех, которым эта процедура еще предстоит... и, возможно, Сашу...
Понятно, что ничего этого я не сказал, а, сделав долгую паузу, которая
должна была проиллюстрировать глубокое душевное потрясение, сказал: нет...
какие тут комментарии... это ужасно... Лейтенант Шмидт внимательно смотрел
на меня. Герр инженер, сказал он, как вы понимаете, никакого обвинения вам
пока не предъявлено. Однако я обязан предупредить вас, что вы являетесь
объектом полицейского расследования. Завтра... вернее, уже сегодня утром
мы обратимся к консулу за разрешением на ваш допрос. Вы можете нанять
адвоката, либо поручить свою защиту государственной юридической коллегии,
либо защищать себя сами. Понятно, сказал я. Когда и куда я должен прибыть?
В двенадцать часов дня вы должны обратиться в приемную городского
полицейского управления. В случае неявки против вас автоматически
возбуждается уголовное дело по статье двести девятой, часть седьмая:
"Препятствование ходу следствия", что влечет за собой немедленный арест...
и вы ответить мне на один-два вопроса? Попробую, кивнул лейтенант.
Возросло ли число насильственных преступлений в Москве за последние,
скажем, полмесяца? Да, сказал лейтенант, во много раз. Присутствие военных
помогает или мешает полиции? Лейтенант не ответил, но сделал такое лицо -
может быть, непроизвольно, - что ответа и не требовалось. Тогда - до
встречи, сказал я, направляясь к двери. Стрелять, выдохнул мне в след
лейтенант Шмидт, просто стрелять, стрелять на месте... зачем мы нянчимся с
ними? Точно, подумал я, собственно, этим мы и занимаемся все эти годы...
трубку. Голос у него был усталый - выдохся за эти дни Яков, выжал из себя
все, что мог и чего не мог... Смысл сказанного и был такой: все ребята
отметились, задание выполнено полностью, потерь нет. Так что операция
вступала в последний, формально несуществующий этап. План эвакуации у меня
был старый, успешно обкатанный в Кабуле и Фергане. На военной базе в
Нарьян-Маре в полной готовности дежурит "Лавочкин-317"; в его бомбоотсеке
и специальных капсулах, подвешенных вместо ракетных кассет, помещаются -
без всякого комфорта, конечно, но полтора часа вытерпеть можно -
двенадцать человек. Если не пороть такую горячку, как в Фергане - а там мы
забаррикадировались в верхнем этаже "Дома Азии", и снимали нас с крыши -
то можно рассчитывать на полную незаметность отхода: "Лавочкин" этой
модели не засекается радарами. На этот раз он уйдет не с полной загрузкой:
остаюсь я, остается Командор и, возможно, Саша: мы попытаемся через княжну
внедриться в "Пятое марта" - в базовую его часть. Надо будет тонко
имитировать наш разгром... впрочем, об этом чуть позже.
безупречно!" В радужном треугольнике под щитом менялись буквы: В - Х - О -
Д - E - I - N - G - A - N - G - B - X - O... Окна в доме были темны
сплошь, только на первом этаже горел свет в кабинете управляющего. За
углом вдруг раздался характерный звук набирающего скорость автомобиля -
через мгновение этот автомобиль, полыхнув стоп-сигналами, выскочил на
перекресток передо мной, с визгом свернул направо и скрылся за следующим
поворотом. Похоже было на то, что он отъехал от парадного входа нашего
дома. Я метнулся вниз по лестнице. Дверь была приоткрыта, за дверью горел
яркий свет, тянуло какой-то химической вонью - я не сразу понял, что это
за вонь, потому что увидел лежащего поперек пути Мальцева. В него в упор
стреляли из чего-то скорострельного: правое плечо и голова почти
отделились от тела. Слева, вбитый в угол, скорчился Говоруха. Дверь в
заднее помещение была распахнута настежь, оттуда валил светящийся дым. Я
перешагнул через Мальцева и остановился, прислонясь к косяку двери.
секунды такая ракета горит настолько ярко, что свет ее вызывает болевой
шок. Мы не используем их - у нас на такой вот случай есть американские
гранаты "Оверлайт". А здесь, значит... Я стоял и смотрел. А может, мне
только казалось, что я стоял и смотрел, потому что иначе откуда на моих
руках и коленях столько крови? Откуда я знаю, что Командор, которому
срезало полчерепа, умер не сразу, а ползал по полу, собирая свои
разлетевшиеся мозги? Откуда я знаю, что увидел, повернув к себе голову
княжны... пуля попала ей в затылок, и вместо лица у нее была глубокая
воронка, из которой вытекала, смешиваясь и пузырясь, алая и черная
кровь... и вдруг в глубине воронки что-то бешено задергалось, забилось, и
правая рука судорожно поползла вверх, к груди, выше, выше, на горло, выше
- наткнулась на осколки зубов и костей и замерла... Я видел Панина: Панин
лежал за штабелем ящиков с пистолетом в руке. Разбросанные и изломанные
очередями, лежали Крупицыны и грузин Вахтанг, Яков и Гера; сидел на стуле,
зажимая рану в груди, мертвый Венерт. На Валечку стрелявший истратил,
наверное, столько же патронов, сколько на всех остальных вместе взятых:
опознать ее можно было только по длинным волосам да по маленькой кисти
руки, неожиданно чистой и целой в этой груде кровавого мяса... Да,
конечно, я ползал на коленях между ними всеми, тормошил, заглядывал в
лица... потом я нашел в кармане у себя использованную "ромашку" - пулю с
раскрывающимися лепестками. Но это потом... все это было потом, а тогда
мне казалось, что я просто стою в дверях и смотрю. А потом я вдруг
оказался перед другой дверью, с неудобным, не моим пистолетом в опущенной
руке... дверь была чуть приоткрыта, и за дверью не было света. Я вкатился
туда, и навстречу мне щелкнул боек автомата. Теперь в свете, идущем из
коридора, я увидел сидящего на корточках Вахтанга в мотошлеме на голове и
с автоматом в руках. Он сидел рядом с кроватью, с кровати свисала вниз
неживая рука. Я захлопнул дверь и включил свет. Вахтанг не пошевелился.
Саша была с головой укрыта простыней, на простыне расплылись два кровавых
пятна. Мне пришлось долго разжимать пальцы Вахтанга: хватка у него была,
как у мертвеца. Таким автоматом мы не пользовались: "рейнметалл"
нестандартного калибра шесть миллиметров, магазин на семьдесят пять
патронов, мощный барабанный глушитель эжекторного типа - такой автомат
стрекочет, как швейная машинка... И тут до меня дошло, что Вахтанга я уже
видел - убитого. Ясно. Кто-то из наших все-таки успел выстрелить. Успел,
несмотря ни на что. И тогда Вахтанг подобрал автомат. Черт знает, что ему
могло привидеться... он же боевик, он должен стрелять... а подкорка штука
хитрая, она такое подскажет...
его вообще нет здесь. Я осторожно выглянул в коридор. Было абсолютно тихо.
То ли действительно никто ничего не слышал, то ли затаились. Вдруг меня
замутило, а потом начался чертов бред. Я вдруг обнаружил, что крадусь
вдоль какой-то бесконечной стены, а может быть, даже не крадусь, а лечу на
малой высоте, потому что не прилагаю для перемещения ни малейших усилий;
меня как бы несло течением воздуха. Похоже, я знал, куда лечу и что мне
там надо, но это было какое-то запрещенное знание. В то же самое время я
отмывал руки под струей холодной воды, льющейся из ничего, и часто
подносил их близко к лицу, к глазам, которые почему-то плохо видели, будто
их заливало дождем. Потом я вошел в комнату, посреди которой сидел
полуголый мокрый человек, подняв лицо к потолку и пальцами правой руки
касаясь рукоятки какого-то оружия, лежащего на полу. Это его я должен был
убить, для этого я и летел сюда, я протянул руку к оружию, и его пальцы
сомкнулись на рукоятке, я ощутил ее рубчатую поверхность, оружие было
тяжелым, я поднимал и поднимал его, ловя на мушку висок того, сидящего, но
это почему-то оказалось страшно трудно сделать, пистолет оттягивал руку
вниз, как двухпудовая гиря, а висок ускользал из-под прицельной линии,
будто был сделан из живой ртути. Я поднес пистолет к лицу: это был
панинский "березин", и от него пахло сгоревшим порохом и ружейным маслом.
Деревянными пальцами я вынул обойму, передернул затвор - вылетел и волчком
закружился на полу желтый патрон. Потом я стал выщелкивать патроны из
обоймы. Там их было три. Разбросав, рассыпав их по полу, я еще раз
передернул затвор, поднял легкий, будто бумажный, пистолет к виску, вдавил
ствол черт знает на какую глубину и нажал на спуск. Откуда-то из
непонятных пещер вылетело и заклубилось, не опадая, розовое блаженство. Не
знаю, сколько я так сидел - только рука, как неживая, поползла вниз,
ударилась об пол, разжалась... Черный человек, тонкий, как хворостина,
отступил назад и растворился во мраке. Опять стало пусто и холодно. С
мокрых волос стекала вода. Наощупь я нашел дверь на лестницу и, стараясь
не греметь железными ступенями, пошел вверх, вверх, вверх...
запах коньяка - я влил в него полбутылки - сидел Вахтанг. Дорога летела
под колеса, слева тянулась цепочка зеленых, справа - красных
огоньков-катафотов на бордюрных камнях, мотор работал ровно, где-то
впереди было Тушино, а вот совсем рядом - контрольный пост, и солдат с
автоматом поднимает полосатый светящийся жезл...
корчился, обугливался, но не сдавался. Я извел на него полную заправку
зажигалки. Теперь я был Оленецкий, имя и отчество прежние, гражданин
Рейха, житель города Архангельска. Паспорт был подлинный. Метод добычи
паспортов Рейха разработал Яков, он же и применял его - просто потому, что
больше никто не мог забраться в память раухера паспортного отдела полиции.
Мне не положено знать, сколько наших оперативников имеют такие паспорта,