"Чего б не жить? Служить одно - что Дьяволу, что Богу. Как различить с
земли? Поверить - чем? Могуществом ли славен человек?"
ручья, тропа уходила в лес, и вот он на поляне, и перед ним, ничем не
скрытые, но ставшие видимыми внезапно - возникли лев и женщина. Глеб замер
- не в страхе, а в торжественном оцепенении. Можно ли сказать, что лев был
наг? Точно так же нельзя было сказать такого про эту женщину. Одежда была
бы нелепа на ней. Из рукотворного - лишь темного металла диадема с мыском,
доходящим до переносицы: как на старинных богатырских шлемах. Он никогда
не видел эту женщину... Лев приподнялся и повел хвостом, но женщина
дотронулась до его головы и улыбнулась, и преобразилась из богини - в
самую прекрасную и притягательную девушку на свете, веснушки на носу,
взмах ресниц... Теперь он услышал собственный стон.
ставень в оконном проеме, вдруг с негромким скрипом провернулся, подался
из отверстия - и упал на кровать. Глеб посторонился. Касаться руками
плодов собственных галлюцинаций не хотелось. Следом выпал второй болт,
потом третий, четвертый... На всякий случай, и веря, и не веря глазам,
Глеб встал и отошел к двери. За дверью тоже что-то происходило - далеко и
невнятно. Будто бы двигали мебель. Щит повисел еще немного, не держась уже
ни на чем, потом наклонился, медленно выпал из проема и стал неровно
спускаться вниз. И позади него на фоне серебристо-серого неба появился
силуэт человека. Человек стоял в неловкой позе и производил какие-то
напряженные мелкие движения, и Глеб не сразу понял, какие именно. Потом
дошло: он на веревках опускал этот самый щит вниз, стараясь делать это
беззвучно. И Глеб подошел и принял груз. Щит был неожиданно тяжелый - из
двухдюймовых досок.
на кровать. Пришелец еще раз прижал палец к губам, потом зашел Глебу за
спину. Звякнуло что-то металлическое, и Глеб ощутил прикосновение к
пояснице. Это же сталь, растерянно подумал он - и тут пришелец резко
выдохнул, раздался звонкий щелчок, и что-то покатилось по полу, звеня.
Цепь, опоясывавшая Глеба, соскользнула.
- ножницы с очень короткими лезвиями и длинными, как у плотницких клещей,
ручками.
койку, посмотрел сначала вниз, потом вверх. До земли было далеко. Козырек
крыши нависал над самой головой.
вниз. Подал рукавицы из щетинистой бычьей кожи...
вбок - показалась ей удачной. Не дойти никогда, не дойти до конца моста,
хлипкого, древнего, истерзанного ветрами, растеребленного: колючие, в
лохмах, канаты, палки и сучья под ногами трещат и ломаются, но держат,
держат почему-то... не дойти до конца, и не повернуть назад, и не
остановиться на мосту... Руки срослись с канатами перил, ноги отказывались
ступать. Далеко внизу бесилась, вся в пене, зажатая камнями речка...
ладонях снята начисто. Пальцы отказывались разжиматься, боялись обмана,
лишь чуть ослабляли хватку, когда она там, на мосту, рыдая не от страха и
не от жалости к себе - это пришло потом, позже, позже, - а от самой
возможности вдруг вот так просто взять и расстаться с этим миром, с собой
и стать чем-то другим, незнакомым, ненужным - делала шажок, потом еще
шажок, потом еще...
убегала по тропе - дальше, дальше от моста, дальше... а потом, наверное, в
ней что-то сломалось, но что-то другое заработало, новое, звериное, потому
что утром она проснулась на охапках наломанных амбрелл, амбреллами укрытая
- дрожа от росы и утренней свежести предгорий, но вместе с тем - все
понимающая, ко всему готовая и отчаянно бесстрашная.
людей. Светлана знала, что никогда не сделает этого.
гребням и перевалам. Но за этой цепью вздымается другая, цвета облаков
днем и ослепительно-белая вечерами. Никогда не тают снега тех вершин...
них, и охотничьи домики должны, должны стоять в лесах! Иначе... что?
Иначе...
побережье, она уже не бежала от людей, а искала людей. Но - тихо,
по-звериному, скрываясь.
одних бананах и орехах жить можно бесконечно. Знающие люди устают
перечислять съедобные растения. Особенно - если есть огонь. Но и без огня
- прожить легко.
смысла? Не имеет значения?
было - не было. А просто кто-то нашептал на ухо смешноватую, пошлую,
немного грустную историю про гусара и гризетку - и ушел. А она,
отсмеявшись - забыла.
деревушке настало пробуждение?
запахом, штабеля мешков с окаменевшей солью - и непонятная чистота
повсюду. Ни жилые, ни заброшенные места не могут быть такими чистыми. Но
накатывался шторм, волны доставали уже до невысокого песчаного откоса,
ворочая бревна-плавник, и капитан Арчи, довольный, что шлюпочная эстакада
уцелела и можно, пусть выбившись в конце концов из сил, выволочь йол на
самый верх, дал команду отдыхать, и все повалились там, где стояли. И все
равно - потом откуда-то взялись силы, чтобы развести огонь, нагреть воды,
смыть соль с тела, напиться горячего бульона с сухарями... Спать легли за
полночь и проснулись поздно, ветер и прибой убаюкивали. День прошел легко,
хотя и не быстро. К вечеру дождь прекратился, ветер стих. Следовало ждать
утишения прибоя.
убитая тропа по-над берегом, при заросшей дороге...
гладкими деревьями, и просто под деревьями стоят кровати, массивные,
широкие, и вот на этих кроватях живут незнакомые между собой люди. А потом
начинается лесной пожар, и все куда-то бегут, бегут... Это было сумбурной
дико, но вот надо же, запомнилось... И даже сейчас она не могла полностью
отделить приснившееся от увиденного.
дышать от дыма. В темноте ее кто-то тащит за ногу, хватает, она отбивается
и кричит - неслышно. Горло сжимает жестокий спазм... а потом - светло от
огня, и она уже не в доме. Высокий и худой, по пояс в толпе, человек в
клетчатом трико и трехрогом колпаке с бубенцами жонглирует горящими
факелами. Костры по обе руки от него, искры струятся в небо. Уходи отсюда,
уходи, уходи, шепчет кто-то, и Светлана, пятясь, натыкается на что-то
мягкое и падает...
ремень походной сумки, а в другой - ствол карабина. Она знает, что надо
бежать, скрываться - но не может оторвать взгляд от того, что видит перед
собою. Круг костров, и в центре круга стоит тот самый, наверное, высокий
человек, что подбрасывал факелы - но теперь он в плаще с откинутым
капюшоном, и Светлана видит его лицо: обтянутый выбеленной кожей череп и
черные тени вокруг глаз. В руке его большой нож формы ивового листа. Он
говорит что-то, и Светлана слышит и понимает его, но смысл сказанного тут
же испаряется из памяти. Потом она видит три пары, стоящие перед ним на
коленях: мужчины с повязками на глазах и женщины с жестоко стянутыми за
спиной руками. Все они голые, и на коже их написаны незнакомые буквы.
Голос черного человека становится другим, из обступившей костер толпы
выходят еще люди, одетые в какие-то волочащиеся юбки, и становится слышен
тихий и тяжелый рокот барабана, и эти люди падают вокруг черного, а у
черного в руках откуда-то возникает огромный селезень, распахивает крылья
Сертаков Виталий
Шилова Юлия
Максимов Альберт
Каменистый Артем
Орлов Алекс
Белогорский Евгений