странное, что и обсуждению не подлежало.
сочинений, изъятых при обыске у бунтовщиков.
примете: ложь всегда деенаправлена, выгодна и складна. Здесь этот критерий
не действовал. Вранье бунтовщиков было сколь очевидным, столь и
незаинтересованным, и им же осложняло жизнь.
очарование здравому смыслу. В зачитанной до дыр книге Нинвена Шаваш нашел
изящные силлогизмы, доказывающие несомненную образованность автора, и
грубейшие суеверия; логический метод изобличения существующих порядков,
который с тем же успехом мог быть применен для критики порядков,
воображаемых Нинвеном; призывы к восстановлению попранной справедливости,
поощряющие на деле самые низменные инстинкты черни, и страстное желание
блага человечеству, оборачивающееся ненавистью к людям. Особенно поразило
Шаваша, что ненависть Нинвена к его соперникам из секты "длинного хлеба"
была ничуть не меньше ненависти его к государству. Будто спорили между
собой не друзья народа, а две шайки бандитов, обосновавшиеся на одном и
том же городском рынке.
хрестоматийного изречения о том, что "воля императора - и есть закон".
Выворотив его смысл наизнанку, Нинвен писал, что император является
императором, лишь будучи выражением закона; следовательно, когда он
нарушает закон, он перестает быть императором; а когда воплощение закона
перестает быть таковым, в стране законов не остается, и долг честных
подданных - создать новые законы и новое их воплощение в новом императоре.
режима преобразит всю природу: урожаи риса станут вызревать каждый месяц;
колосья будут вырастать таковы, что из каждого можно будет спечь по
лепешке; и можно будет отрезать от поросенка половину и зажарить, а новая
половинка отрастет сама. И, нимало не смущаясь, Нинвен писал, что нынешний
строй обречен уже тем, что при нем в каналах течет вода, а не молоко.
аудитории, и первый - такая же подделка под логику, как второй - под
суеверия. Но вся сила этой системы была в том, что в ней правила логики
совпадали с предписаниями суеверий. Так, каждый член секты получал новое
имя, как император при воцарении. Тайные имена сбивали с толку соглядатаев
и обороняли владельца имени от порчи.
Сочинения Нинвена были просто игрой, опасной игрой с разумом, увлекшей
образованного и нечиновного человека, котором государство смертельно
обидело, не дав чина, а пуще того - сделало опасным, лишив ответственности
за последствия собственных слов...
казалось невероятным предположение, что бунтовщики пытались расправиться
руками государства с соперничавшей группировкой: таких случаев среди
уголовников Шаваш не припоминал, но среди отбросов общества это было
"западло", а среди друзей народа? Шаваш уже допускал мысль, что во главе
заговора стоял араван Нарай. В конце концов, убеждения "пышных хлебов"
походили на убеждения Нарая, как две капли воды. И тут и там рассуждали о
том, что всякое имущество, превышающее необходимое, украдено у остальных
поданных государства, пеклись о восстановлении справедливых расценок,
исчисляемых трудом, о новом запрете на золото и замене его "рисовыми
деньгами" и, наконец, небезосновательно считали, что лишь братство честных
людей, став во главе государства, способно с успехом провести подобные
меры.
вытекала из всецело консервативных убеждений Нарая. Правда, Шаваш не
заметил, чтоб Нинвен или Нарай руководствовались логикой в своих
сочинениях, - они лишь использовали ее так, как им было потребно.
протоколах и вылавливал лишь имена, факты, и даты, до которых мятежники
были, надо сказать, весьма скупы.
и простодушной области уголовщины, и к полудню, вздохнув с облегчением,
отправился со своими людьми расставить кое-где старые, надежные ловушки -
на новом неведомого зверя.
и непререкаем, как землетрясение, и живо потребовал ареста некоего
торговца Снета. Шаваш осведомился об источнике сведений - Нан молчал, как
молчит императорский архив в ответ на запрос чиновника об одном хвосте.
инспектора, нет ли за этим Снетом каких дел, шикарным жестом уличного
гадальщика вытащил из лежавших на его столе бумаг толстую папку. Господин
Айцар занимался маслоделием, то есть подрывал основы государственной
монополии. Это значило, что господин Айцар должен был с ответственными за
масло лицами частью сойтись, а частью - поругаться. По опыту Шаваш знал,
что, как от невидимого глазам поединка Ишната и Вешната проистекают
иноприродные, зато наблюдаемые явления: дождь и град, - так и от невидимых
столкновений в мире бизнеса бумаги, оседающие в управах, подергиваются
мелкой рябью уголовных дел.
провинции, вел учет и контроль посевам, обмерял собранное, ведал
городскими запасами и выдавал для продажи масло мелким торговцам. Десять
лет назад он получил пятый хвост и был направлен в соседнюю провинцию
водным инспектором.
Веравен.
экзамены в столицу, дочь жила при Веравене.
работу, взломали дверь, торговца уже доедали крысы, а о дочери не было ни
слуху, ни духу. Одна соседка вроде бы видела, как двое с узлами ночью
выбрались из дома. Что ж: отец хотел выдать дочь замуж за одного, а дочь у
отца свои матримониальные планы, а у дочери - свои; хотя, надобно
признать, такие истории обычно кончаются бегством, безо всякой выдающейся
уголовщины. Любовников не нашли, судебных отчетов это не красило,
судейские ходили в ожидании выволочки - и тогда-то вернувшийся из столицы
брат девушки подал заявление, что сестру соблазнил и увел именно Снет.
девушка исчезла.
конфисковали имущество, - Шаваш присвистнул про себя, прочитав опись
конфискованного у скромного мелкого чиновника, - и приговорили к битью и
повешению.
попался желтый монах. По обычаю, судьба преступника в таком случае зависит
от милосердия монаха, и милосердие было оказано. Снета отвели обратно в
темницу и кинули в вонючую яму, где он провел полтора года в одиночестве,
если не считать компании крыс, менее недружелюбных, чем сторожа.
Снета были достаточно надежны, чтоб не бросить его в беде: так или иначе,
через полтора года девица отыскалась в столичном казенном заведении. Она
показала, что бежала из дому с хахалем из соседнего квартала, а Снета
знать не знает. Хахаль смылся после года совместной жизни, и девице
пришлось заниматься любовью уже не для удовольствия, а для заработка.
Девица уверяла, что ничего не знает о судьбе отца, и что никаких вещей из
дому не брала. Девицу отпустили удивительно быстро, и даже выдали ей из
казны обратно кое-какое наследство. Она вернулась в Харайн, поселилась в
отцовском домике, и скоро нашла себе мужа, обновившего Веравенову лицензию
на продажу масла.
соблазнял ли Снет дочь торговца, а в том, кому чиновник по маслу помешал
сначала и кто ему помог потом.
Имия, маленький человечек с глазами, унылыми от работы и рисовой водки -
шпион аравана Нарая.
удосужившись пояснить, как следует обращаться с Имией.
Нан мечется и не может выбрать между двумя покровителями. В деле такого
размаха истину не созерцают - ее используют. Но двойная игра Нана давала
ему возможность сначала выяснить истину, а уж потом стать на сторону одной
из партий. Обычно причинно-следственная зависимость была обратной.
происходит что-то не то: как будто Нан еще бескорыстно ищет истину, но уже
преследует при этом чьи-то партийные интересы. Все совершалось так, будто
в завязавшейся интриге участвовали три, а не две партии, и именно эта
третья предоставляла Нану совершенно неожиданные и одной ей ведомые факты.
провинции.
Верхнего Города, перегороженного запрудами ворот, как рыба из засоленного
Суворов Виктор
Влодавец Леонид
Мурич Виктор
Семенова Мария
Посняков Андрей
Шилова Юлия