Скажите, любит ли она вас? Встречались ли вы?
Архиза, вдруг краснея и пряча глаза. - Ах, Киссур, я не знаю, почему, но я
на все готова для вашего счастья.
Я... Это...
уж устроен мир. У мужчины может быть две жены, а у женщины не может быть
двух мужей...
час, был полумрак, тростники и травы на гобеленах колыхались, словно
живые, и потолок мерцал янтарными сотами.
такое рубили голову, а признаться в любви - преступление. Что будет, если
я признаюсь?
Внутри все так и запылало. Киссур опомнился. Он вскочил, стукнул зубами,
поклонился, и, оборвав занавеску, выскочил в раскрытое окно.
вышивка так и осталась под креслом. Женщина подняла ее. "Составить надпись
под вышивкой" - это была обычная просьба на женских посиделках. Женщина
вышивает, мужчина надписывает. Надпись под белкой-ратуфой была розовая.
Архиза шваркнула вышивкой об пол и начала топтать ее каблуками: "Так я и
знала, - кричала она, - негодяй! Розовенький! Побратимчик! То-то он не
может забыть своего дружка Харраду".
Мелией. Когда пришло время прощаться, оказалось, что носильщики Мелии
куда-то пропали, и Мелия остался после всех гостей - дожидаться нерадивых
слуг.
пошел в городок Ладун, к местному судье, человеку добродушному и почти
честному, одному из немногих чиновников, которых Бьернссон уважал, а от
него, - к начальнику Белоснежного Округа по имени Сият-Даш.
пятой безобразные глиняные карьеры и похожие на соты домики, со стенами,
такими высокими, словно они были привешены к облакам, она казалась уже не
управой, а замком, равно как и сам Сият-Даш, - не чиновником, а князем.
Великий Вей! Вы поистине творите чудеса! Говорят, во всех тех местах, где
вы побываете, сумма уплачиваемых государству налогов возрастает в два
раза, - даже у злостных неплательщиков пробуждается совесть!
праздник.
развернул свой короб: там лежал белый шерстяной плащ с капюшоном, и десять
маленьких серебряных слитков с казенной печатью.
укором: если б вся ойкумена следовала вашему примеру, жизнь была б гораздо
проще.
Бьернссон, выразительно оглядев роскошное убранство зала. - Но я много
брожу, и брожу ночью и по лесам. Сейчас столько обездоленных! Многие знают
о яшмовом араване и о том, что у него никогда нет денег. А если б они
были? Зачем же вводить людей во искушение?
не в том, что они нажиты нечестным путем, а в том, что они вводят неимущих
во искушение завладеть неправедно нажитым.
другие способы. Вот хотя бы - творить чудеса и называться яшмовым
араваном.
воскресшим Арфаррой.
гармонии не было, а была ночь, и обрезок луны, и задернутые от оборотней
зеркала, и стена с вертушками и часовыми, и глиняные карьеры далеко внизу.
араваном, а вот теперь, второй раз за три дня, он слышит это от чиновника.
Бьернссон подумал об аресте, как о вещи неизбежной, и тихонько погладил
роговое кольцо, которое ему дал на прощание недовольный разбойник Ниш.
Бьернссон вдруг представил себя перед первым министром, с руками,
продетыми в деревянные кольца. "Бог мой, - подумал Бьернссон, - ведь он
прикажет меня повесить - и умоет руки".
непристойного. Потому что он был монахом-шакуником, а монахи-шакуники
творили чудеса, не прибегая к сверхъестественному. И я даже слышал, что
когда они вызывали бесов, то бесы рассуждали, придерживаясь рациональных
начал и не очень-то вдаваясь в потустороннее.
шакуники остались в живых после смерти, и в годовщину гибели храма
слетаются в его руины с непристойным хохотом и шутом. В это время смелые
люди могут подойти к ним и узнать о будущем и вечном. Я сам купил за
тысячу золотых книгу, и эту книгу продиктовал лично колдун Даттам, сидя у
чернокнижника в стеклянном кувшине и с жабою, вцепившейся в детородный
орган. И эта книга состоит сплошь из колдовства. А вы говорите -
колдовства нет. Разве я такой человек, чтобы заплатить тысячу золотых за
подделку?
Бьернссон стал перелистывать фолиант, пряча улыбку.
рецептов этой книги изготовить философский камень?
искусство. Книга сия подобна учебнику стихосложения. Недостаточно ведь
знать размер и вид куплетов, чтобы слагать стихи, надобно быть великим
поэтом, как Даттам или Адуш.
осматривать усадьбу. Как и накануне, он был необычайно грустен. Яшмовый
араван не мог не спросить о причине.
видите ли, не досчитался по ведомостям трехсот тысяч, а через полтора
месяца ревизия.
денег. А если бы они были, я бы роздал их беднякам, а не казнокрадам.
монах-шакуник, и умеете делать золото!
просьб, и неправ богач, отказавший нуждающемуся!
стояли реторты и перегонные кубы, и за каменными зубьями магического круга
мерцали склянки с алхимическими зельями. Хозяин, кося глазами от страха,
сказал:
искусство, ибо иначе их заточают и преследуют. Но со мною, клянусь честью,
вам нечего опасаться. Слово мое так же верно, как верно то, что небо стоит
на восьми столбах. Сделайте десять тысяч золотых государей, и я отпущу
вас. Вы сами говорили, что искупаете чужие грехи - искупите же мой!
отказывался от еды. Стражники, приставленные к алхимику, видимо жалели
его, но на глазах хозяина поворачивались к нему спиной.
небо, и подземелье, куда сажали провинившихся. Бьернссон плохо спал,
забывался только под утро, - но через час его будил петуший крик и дикие
вопли недоимщиков, который пороли у столба с государевым именем.
изогнувшиеся ряды реторт. В нем пробуждался атавистический инстинкт
Шилова Юлия
Сертаков Виталий
Шилова Юлия
Самойлова Елена
Посняков Андрей
Смоленский Вадим