Чтение 27–й страницы книги ~Холодные берега~

-- Да... -- признался я.

Священник ответил не сразу:

-- Греха в этом нет, но... Во искупление прочти семь раз "Славься,
Сестра!", не медля, но без торопливости.

На миг он запнулся. Я уже понял, куда ветер дует, но покорно ждал.

-- И не выходи из исповедальни. Жди, брат мой, я подойду.

-- Зачем? -- прошептал я. Но окошечко уже закрылось.

Что же делать? Исповеднику перечить нельзя, епитимью нарушить --
тоже. Что делать?

-- Славься, Сестра, радость нашей радости, печали утоление, проступка
наказание... -- начал я. Осекся. Все во мне кричало: "Беги!". Все
воровские повадки ожили, бунтовали против ожидания. Но как можно сейчас
уйти?

-- Славься, Сестра, -- начал я снова, с трудом заставляя себя не
частить. Может успею дочитать, да уйти... Но, видно, исповедник точно
знал, сколько идти от его кабинки до моей, едва успел я в седьмой раз
прошептать: "И тем возрадуемся...", как шторка на кабинке была
отдернута.

Стражи нет, ни городской, ни храмовой. И то хорошо.

Только исповедник, в белом плаще с откинутым капюшоном, по возрасту
-- мой ровесник, на вид, правда, телом послабже, зато в глазах --
подлинная вера, не моей чета. Смотрел он на меня и с брезгливостью --
что уж тут, никуда тут не денешься, и с сомнением, и с любопытством
невольным.

-- Ильмар-вор? -- еще раз спросил священник.

-- Да, брат мой...

-- Надень.

Он бросил на пол передо мной тугой сверток. И тут же, сам устыдившись
презрительного жеста, поднял его, развернул, подал в руки.

Это оказалась ряса, такая же, как и на нем.

-- Надень ее, брат, капюшон накинь, и за мной следуй.

-- А грехи?.. -- на всякий случай спросил я. Не сказал он еще
традиционной фразы!

-- Во имя Искупителя, Сестры и Святого Слова, отпускаю тебе грехи,
брат мой. Иди с миром.

Священник подумал, и добавил неположенное:

-- За мной иди...

Глава третья, в которой я прощу об отпущении грехов, а получаю
кое-что в придачу к титулу.

В рясе исповедника, накинутой поверх моего, краденого, плаща, я
выглядел как очень-очень крупный, даже толстый священник. Среди
Сестриных слуг такие редкость -- хоть и отказываются многие из них от
мужской сути, жертвуют грешной плотью, но расплываться себе не
позволяют. Слуги Сестры -- они в лихие годы не хуже преторианцев
воевали, это не священники Искупителя, которым чужую кровь вообще
проливать нельзя.

Но народа было уже мало, никто на меня не смотрел, и мы быстро прошли
к неприметной двери, куда молящимся входить не велено. Оглянулся я
напоследок на пустеющий зал -- эх, сейчас бы самое время под скамейкой
притаиться, или за богатой драпировкой на стенах...

-- Не отставай, брат мой, -- бросил священник не оборачиваясь.
Смирился я судьбой, и пошел следом.

За дверью оказался коридор -- без окон, тускло освещенный, лампы
висели редко, а горели вообще через раз. Убранства богатого нет, зато
под потолком балки удобные, можно повиснуть и затаиться, никто сверху
искать не станет...

Тьфу, пропасть мне на этом месте!

С воровскими привычками на святое место смотрю!

Шел мой исповедник быстро, приходилось шаг удлинять, чтобы не
отстать. Дважды навстречу другие священники прошли, в обычных,
темно-желтых одеждах. На меня не взглянули -- видно много их тут, все
друг друга не знают, или приезжают часто гости из других храмов. Тихо
очень было, и от этого глубокого безмолвия я словно слабел, последней
воли лишался, скажи мне сейчас исповедник -- выходи, сдавайся страже,
так ведь и вышел бы...

Только за поворотом коридора вдруг нам старушка попалась, что,
согнувшись в три погибели, мыльной водой пол мыла. И от этого заурядного
зрелища я немножко опомнился. Казалось бы, чего тут: грязь-то, она всюду
пристает, решила добрая женщина так Сестре послужить -- хвала ей. А нет,
сразу напряжение спало.

Мы поплутали еще немного по коридорам, причем мне показалось, что
священник специально меня запутывает. Потом он отворил прочную дубовую
дверь, знаком велел внутрь пройти, и сам вошел. Достал спички -- тоже
совсем обычные, дешевые, от таких порой и матрос прикуривает, чиркнул о
стену, запалил тусклую масляную лампу.

-- Садись, брат мой.

Комнатка крошечная, без всякой роскоши. На полу лишь ковер лежит, но
без того здесь совсем смерть, вокруг лишь камень холодный, ни камина, ни
окна, ни панелей деревянных. Стоит койка простая, узенькая, стол
крошечный, жесткий стул. Все. Из стены, в щелях между камнями воткнутые,
торчат крепкие палочки -- вешалка, на ней кой-какая одежда. Икона с
ликом Сестры, простая, будто у бедного крестьянина. На столике лампа,
кувшин с водой, кружка глиняная, да лист бумаги со стилом.

Аскет.

Священник бережно стило колпачком прикрыл, в карман спрятал -- будто
смутился такой роскоши, стило и впрямь хорошее было, резное, бамбуковое,
медными колечками опоясанное. Сел на койку, я на стул, больше-то и
некуда было.

-- Сейчас спрошу я тебе еще, брат мой. Ответь честно, не впади в
грех. Ты и впрямь тот Ильмар-вор, которого вся Держава ловит?

-- Тот самый, -- ответил я. -- Зачем спрашивать, брат? Неужто кто
решит мной назваться?

-- Уже решали, -- спокойно возразил священник. -- И у нас, и в других
городах. Больных людей в мире много, всегда найдутся те, кто готовы
любое злодеяние на себя взять, лишь бы гордыню потешить.

-- В чем тут гордыня... -- прошептал я, не для священника, для себя
самого. -- Ильмар я.

-- Тогда скажи, кого вы в пути с Печальных Островов встретили?

Ну и вопрос. Никого мы не встречали.

-- Никого, там даже птиц не летало... -- ответил я.

Священник вздохнул, поглядел на меня с явным разочарованием.

-- А! -- воскликнул я, сообразив. -- Корабль встретили, линкор
имперский...

Глаза у исповедники блеснули.

-- Что на берегу делали?

-- Да ничего... -- я запнулся. -- Ну...

Он ждал.

-- Любовью мы с летуньей Хелен занялись, как мальчишка ушел. Не по
похоти, с перепугу! Нет ведь в том греха?

У священника чуть уголок рта дернулся. Неужто тоже кастрат? По голосу
и фигуре -- не скажешь.

-- Нет... для мирского человека -- нет. Если все по доброй воле...

Он оборвал сам себя.

-- А что подарил тебе Маркус, младший принц Дома?

На все предыдущие вопросы он явно знал ответы. И спрашивал, лишь
проверяя меня. А вот сейчас... сейчас тон чуть изменился.

-- Титул. Сделал меня принц графом Печальных Островов.

-- Еще.

-- Кинжал, -- под пристальным взглядом священника я полез под плащи,
дотянулся до ножен, еще в Лузитании купленных, достал кинжал.

Он бросил на нож лишь один беглый взгляд. Я кинжал не протягивал,
исповедник тоже не просил.

-- Еще?

-- Больше ничего, -- растерянно ответил я. -- Да он сам нищий, принц
беглый... я богаче его был, когда на берег попали.

-- Допустим, Ильмар... -- видимо, священник поверил, что я и есть
беглый каторжник. -- Зачем ты в храм пришел?

-- Сестре исповедаться... укрыться...

Священник на миг сложил ладони лодочкой, прикрыл глаза, беззвучно
шевельнул губами -- видно, возносил короткую молитву Сестре.

-- Это благодать Сестры на тебя снизошла, Ильмар. Ее рука тебя вела.
Восславь Сестру, поблагодари Искупителя.

Я на всякий случай прошептал благодарность -- как будто мало этим
занимался по пути в Амстердам.

-- Меня зовут брат Рууд, -- сказал исповедник. -- Я укрою тебя от
Стражи.

Что?

Даже в самых безумных мечтах я такого не мог представить. Нет,
конечно, слуги Сестры беглого Страже не выдадут -- это им прямо
заказано. Даже мог я такое представить, что священник мне совет даст,
или монетку бросит -- мол, благословение Сестры с тобой, спасайся,
несчастный.

Но чтобы укрывать!

На гнев Дома нарываться!

Дела мирские -- они от веры далеко, и нет у Владетеля власти над
Церковью. Так-то оно так... но я все же не крестьянин тупой, из дальней
деревушки, что местного пастора выше наместника губернского ставит.