Чтение 27–й страницы книги ~Ночь черного хрусталя~

- Ну, что вы, Ева, милая... Но в санитары гожусь. Теперь попробуем
подняться. Держитесь за меня. Так, та-ак... В общем, отделались мы с
вами чрезвычайно легко.

- Однако, мой рыцарь, ваша внешность несколько пострадала. Пора и
мне вспомнить, что я медик. В машине есть аптечка...

- Пусть ее поищет кто-нибудь другой, нам некогда. Да и заживает на
мне мгновенно. До Центра далеко еще?

- Рядом. Километра полтора, если идти напрямик. Но я, кажется...

- Ева, Ева, как вам не стыдно! Усидеть сможете?

- Вы рыцарь или лошадь?

- Я кентавр.

- А если всерьез: вам по силам будет?

- Я в форме, - сказал он. - Ну раз-два... Удобно?

- Никогда больше не слезу. Хотел бежать от меня. Каково?

- Я бы вернулся, - сказал он искренне.

- Знаю. Потому и погналась. Но не очень-то воображайте: у меня
ведь дети. Все равно, я бы поехала к ним.

- Наверное, там есть, кому присмотреть?

- Нет, я должна быть с ними сама. Хоть ползком...

- До этого не дойдет. А машина все равно дальше не повезла бы, -
сказал Милов, когда они поравнялись с глубоким провалом во всю ширину
шоссе - там, где взорвалась машина Граве. - Ну, мир праху его.

- А мне жаль его, - сказала она.

- Да и мне тоже - теперь... Он любил свою жену.

- Дан, а ведь мы, наверное, сами во многом виноваты.

- Конечно, - сказал он, постепенно привыкая к ритму ходьбы с
грузом. - И мы, и он, и все, кто только говорил, но ничего не делал,
чтобы подхлестнуть наши правитель-ства - ждал, пока это совершит
кто-нибудь другой. Ну что же, кто-то другой и осуществил -
по-своему...

Пришпорьте-ка меня, Ева, не то мы придем слишком поздно.

- Запрут крепостные ворота?

- Нас могут обогнать - те, кто идет уничтожить Центр.

- И мы вдвоем их остановим?

- Нет. Но предупредим Центр. И весь мир.

- И там погибнем?

- Может быть.

Метров сто они прошли молча; но идти в безмолвии было труднее.

- Знаете, Ева, мне страшно повезло.

- Конечно, знаю. А в чем именно?

- В том, что вы весите килограммов пятьдесят, не больше.

- Девяносто шесть фунтов.

- Представляете, если бы вы весили двести?

- Я? Никогда! - возмущенно заявила она.

- Ну, не вы, а другая женщина...

- Дан! На свете нет других женщин, ясно? Есть только я!

Он медлил с ответом.

- Немедленно опустите меня на землю! - потребовала она. - Не желаю
иметь с вами ничего общего!

- Их нет, Ева, - сказал он. - Никогда не было. И не будет. Пока мы
живы. Но если бы когда-нибудь раньше они были, то не обязательно
носили бы брюки и брюки, вечно брюки. Знаете, кентавры очень любят
ощущать...

- Терпение, Дан, - сказала она. - Они не приросли ко мне.

- Только на это я и надеюсь, - сказал он, ускоряя шаг.

Сквозь редкую цепочку окружавших Центр добровольцев они прошли
беспрепятственно, никто даже не попытался задержать их, а Милов, к
тому же, все еще носил на груди дубовый лист. Широкие стеклянные двери
распахнулись перед ними, пропустили и захлопнулись. И сразу
показалось, что все беды и опасности, пожары и убийства, свидетелями
которых они были, на самом деле не существовали, что сами они выдумали
и поверили в них, как Граве - в убийство Евы. На самом же деле везде
царил порядок, и разумная жизнь текла, как ей и полагалось, и можно
было спокойно думать о своей работе и своей любви. Потому что здесь, в
обширном вестибюле Кристалла, где лежали ковры и на стенах висели
подлинники кисти мастеров, и сиял мягкий, неназойливый свет, и стояла
крепкая, благословенная тишина, - где, одним словом, все выглядело так
же, как и неделю, и месяц, и год назад - здесь можно было
почувствовать себя защищенным всею той силой, которая была у
остального, пока еще (хотелось надеяться) жившего нормальной жизнью
мира. Хотя как раз в с устойчивости остального мира Милов был не
очень-то уверен.

- А я думал, здесь яблоку упасть некуда, - сказала он,
остановившись посреди вестибюля.

- Ну, Кристалл достаточно велик... Дан, а вам не кажется, что мы
уже приехали? Пожалуйста, здесь мне неудобно...

Он бережно опустил Еву на пол и с удовольствием перевел дыхание.

- Бедный мой кентавр, - сказала она и провела рукой по его грязной
от пота и пыли, колкой щеке. - Извините меня.

- Нет, не так, - сказал он. - Спасибо. Спасибо за первобытное
ощущение: я вдруг почувствовал себя мужчиной не только по первичным
признакам.

- Зато теперь я принимаю на себя роль женщины и хозяйки дома. Вам
нужны ванна, бритва и гардероб. Потом нам не помешает что-нибудь
выпить и немного поесть.

- Лазурная перспектива, - согласился он. - Но это потом. Прежде
всего отведите меня на радиостанцию. Необходимо как можно скорее
оповестить весь мир. Скорее всего, это уже сделано, однако я не знаю,
в какой степени здесь понимают ситуацию: глядя из этого райского
уголка, кажется, трудно составить верное представление. Ева покачала
головой.

- Вы не знаете наших порядков, Дан. Никто и близко не подпустит
вас к микрофону и не примет от вас ни единого слова без разрешения
администрации. И никто не даст вам этого разрешения прежде, чем вы
убедите их в необходимости этого...

Что-то неуловимо изменилось в ней, когда она оказалась внутри
Кристалла: там, в дороге, она была только женщиной, а тут - еще и
человеком, работающим в Центре и подчиняющимся его порядкам.

- Черт бы побрал ваших бюрократов, - сказал Милов. - Ладно,
ведите, я им в двух словах объясню...

- В двух словах они не поймут. Научная администрация, Дан,
консервативнее любой другой. И до тех пор, пока вы больше всего
напоминаете беглого каторжника, с вами и разговаривать не станут, и я
ничем не смогу помочь. Я ведь хозяйка около своих гермобоксов, а для
всего Центра - величина столь малая, что никто даже не заметит, если я
вообще исчезну.

- Ну! Супруга самого Рикса...

- Рикс - это звучит там, в городе. А для Центра он всего лишь
обосновавшийся здесь бизнесмен, далеко не из самых крупных.

Разговаривая, она медленно, припадая на ногу, вела его к стене, в
которой виднелись двери лифтов. Он попытался было воспротивиться, но
тут же понял, что она права. Ладно, - подумал он, - у нас есть фора.
Мы опередили пехоту, пожалуй, часа на четыре. Ему показалось
удивительным, что где-то еще могут работать лифты; но здесь исправно
вспыхнул зеленый треугольничек, и видно было, как кабина заскользила
сверху по прозрачной шахте.

- Фантасмагория! - не удержался он. - Я начинаю всерьез бояться,
что ваши шефы могут не понять, насколько дела плохи.

- Вы и сами уже не так уверены, правда? Он промолчал.

Они вышли на двадцать втором. Широким пустым коридором добрались
до ее отделения. Дежурная сестра сидела на своем месте у пульта - с
головы до ног в голубом, накрахмаленная, спокойная, уверенная в себе.

- Добрый вечер, доктор Рикс. - Тонкие брови сестры выразили нечто
вроде удивления. - Вы с больным? Секунду, я вызову доктора Нулича,
чтобы отправить пациента в-клинику... - Она говорила с акцентом.

- Нет нужды, сестра Пельце. Душ и что-нибудь, во что можно его
переодеть.

- Только не в пижаму, пожалуйста, - попросил Милов.

- Позвоните в клинику, пусть там посмотрят в гардеробной - может
быть, у кого-то из больных найдется подходящее.

- Там мало что осталось, доктор. Почти всех больных сегодня
вывезли эти... местные. Остались только иностранцы.

- Скажите, сестра, может быть, мне самой сходить в гардероб.
Привычка к подчинению возымела действие.

- Наши палаты - те, что для родителей - пусты. Душ можно принять
там. А вы сами, доктор? Похоже, что вы попали в катастрофу.

- Не мы одни, сестра.

- Знаете, наши палаты едва удалось отстоять: сейчас в Кристалле
так много людей - ученых со всех концов Центра, жены, дети... Странно,
гостиница почти пуста. Так нет, всех привезли сюда. Теперь они в
кабинетах, гостиных, комнатах для переговоров... Но у нас, к счастью,
тишина: дети.

- Их не увезли вместе с больными?

- Кто бы позволил!

- Хорошо. Я пойду к себе, приведу себя в порядок. Дан, когда
будете готовы - приходите ко мне, сестра вас проводит.