завороженно глядя на молодого бродягу, в чьих руках маленькими
предзакатными солнцами порхали три... нет, четыре... нет, даже пять! -
лоснящихся плодов граната.
швырнул каждому по гранату. Поймав их, близнецы так и застыли с открытыми
ртами, словно собираясь засунуть туда подарки целиком, с кожурой и
косточками - руки бродяги оказались пусты, а остальные плоды (один? два?
три?) исчезли неведомо куда.
звенья той лживой цепочки, за которую одно живое существо подтягивает к
себе другое, будь ты смертный, бог, титан или чудовище. Когда дети с
головой уходили в очередную игру, предложенную неутомимым Пустышкой,
Гермий исподтишка разглядывал их лица (по сути одно лицо) и жадно искал
черты сходства с собой, с Аполлоном, с Дионисом, с другими сыновьями Зевса
Кронида; он вглядывался в это общее лицо, способное смеяться и плакать
одновременно, меняющееся с каждым прожитым днем, в отличие от лиц Семьи,
неизменных и привычных... он искал, находил и тут же понимал, что ошибся.
потом похожие на Олимпийца, впервые спросили о разнице между богом и
смертным - Гермию стоило большого труда не показать близнецам, насколько
он взволнован этим вопросом.
смертным разницу между "Я" и "мое", разницу между вечным и конечным...
Участь Прометея показалась бы тогда Гермию завидной! Семье нужны
Мусорщики-Полулюди, способные убивать навсегда - но как только Мусорщик
начинает задумываться о сходстве Медузы и Афины, Химеры и Пана, чудовища и
божества; как только он касается грани между смертным и бессмертным... О,
таких мыслей, таких сравнений Семья не прощает!
скитаясь по земле; Персей-Горгоноубийца, лучший из лучших, бронзовым
диском убивает собственного деда - и до конца дней своих сиднем сидит в
Тиринфе, замаливая невольную вину; в огромного змея превращается
Кадм-Фивостроитель, сразивший дракона и ставший им, на себе испытавший
участь сперва героя, затем - чудовища; братья-Алоады громоздят Оссу на
Пелион, гору на гору, держат Арея в заточении более тридцати месяцев, но
лань Артемиды пробегает между ними, и убивают друг друга огромно-могучие
братья Алоады...
на Аполлона из-за невесты своей, речной нимфы Марпессы; жив, хотя и изгнан
еще один соперник Аполлона, юный Кореб из Аргоса; страшная кара не
настигла еще Иксиона, мятежного лапифа, дерзнувшего полюбить Геру, супругу
Зевса, как равный равную; многие живы, многие, осмелившиеся шагнуть
навстречу, дерзнувшие полюбить, восстать, просто огрызнуться, а не только
убивать по приказу.
чудовищ.
смертным сделать, а там и мертвым, нужен Мусорщик, смертный герой,
знакомый со смертью не понаслышке?
непочтительным насекомым, и махнул рукой - а, все равно всех мыслей не
передумать! Тем более что в Семье это дело и вовсе не принято. Иначе папа
давно бы извлек Алкида из Фив, упрятал бы куда-нибудь к себе под крылышко
и воспитывал бы своего Мусорщика-Одиночку без помех! Странно - вроде и сын
ему Алкид, и герой будущий, и надежда Олимпа, а все равно как неродной! Не
любит его Зевс, что ли? Он, Гермий - и то к мальчикам привязался...
Узнать толком ничего не узнал, приступов Алкидовых ни разу пока что не
видел - хотя за этим в Фивы и явился, торчит тут, как комар на плеши,
пацанов Дромосом [дромос - греч. "коридор"] пользоваться научил - Персей
год учился, и то сопровождать потом пришлось, чтоб не заблудился, а эти
близняшки с третьего раза носятся туда-сюда, как угорелые, без провожатых!
И впрямь Мусорщик-Одиночка! Интересно, двое одиночек, да еще и близнецов -
это как считать придется?!
сомнительности отцовства Громовержца - и он вовсе загрустил. Вот уж
угораздило родиться в Семье с умом и талантом! Шутки шутками, а мало кто
из Семьи обременяет себя излишним мудрствованием. Все больше за оружие
хватаются - кто за молнию, кто за трезубец, кто за лук или еще за что...
было.
Пустышка, совсем уже...
знаешь! А в городе такое! Такое! И занятия в палестре отменили! И...
появляться и бесследно исчезать, был вынужден признать, что честно
проморгал момент появления шумных близнецов. Мальчишки выросли перед ним,
словно из-под земли, совершенно незаметно промчавшись по Дромосу, и тут же
наперебой затараторили об одном и том же - каждый хотел обязательно первым
сообщить потрясающие новости, и Пустышка, рассеянно улыбаясь, слушал обоих
вполуха, не особенно вникая в смысл слов, сыплющихся как горох.
исцарапанных мальчишек с облупившимися от солнца носами. - И с Дромосом
освоились (с закрытыми глазами пройдут!), и подобрались так, что даже я не
заметил..."
мыслей, и попытался вслушаться в галдеж близнецов.
нетерпения и распиравших его новостей, вопил Алкид (или Ификл? Нет,
похоже, что все-таки Алкид, хотя...)
зачем-то поминутно приседая на корточки, другой мальчишка (скорее всего,
Ификл; впрочем...)
Тиресий - и тот молчит!
сказал вдруг один из мальчуганов, шмыгнув носом. - Пускай уж занятия, лишь
бы нашли...
Пустышка, ты здесь все знаешь, везде ходишь - найди Миртила, а?
Представляешь - все его ищут, с ног сбились, плачут, жертвы Зевсу или там
Гермесу приносят, а тут мы с тобой его приводим, и все нас хвалят, подарки
дарят, а Автолик клянется, что больше никогда не станет нас посохом
лупить...
неспроста: его утренние раздумья о забытом или запретном, внезапный отъезд
басилея Ойхаллии, скорее похожий на бегство; оставшийся в Фивах Ифит,
поиски исчезнувшего Миртила, вчерашние состязания... Не нравилось это
Гермию, совсем не нравилось, что-то крылось за внешне безобидными
событиями - и неизвестность еще больше раздражала Лукавого.
расслабившись - весь и сразу, как дикое животное - и прикрыв глаза.
Алкид.
больше брата.
Гермий, а братья переглянулись: им показалось, что губы Пустышки при этом
не шевелились.
мгновенно поправился. - То есть я хотел сказать - провидец! Как Тиресий,
да?
обернулся, приложил палец к губам: дескать, просили же помолчать!
уставиться на Пустышку, время от времени многозначительно переглядываясь.
подобно слепому Тиресию или Прометею Япетиду.
Лукьяненко Сергей
Каменистый Артем
Махров Алексей
Самойлова Елена
Свержин Владимир
Посняков Андрей