хриплым хохотом. - Знал бы старый Лентовский, как сыночек его, покойный
Янош, на отца злоумышлял - небось, одарил бы пана Михала по-княжески!
Золотом с ног до головы осыпал бы! Меня, меня с собой везите - я все
расскажу князю, все!..
идет речь: он-то хорошо помнил корчму Иошки Мозеля и молодого княжича, у
которого Марта на ходу прихватила клочок ненависти к отцу, тут же сбросив
пакость в кошку Бырку. Но Джош молчал, и не только потому, что
человеческая речь была для него отныне недоступна, а остальные изумленно
уставились на женщину у тарантаса; единственную женщину среди
присутствующих мужчин, чьи мужские дела и замыслы сплелись в тугой узел,
который впору разве что полоснуть ножом...
карабеллы [карабелла - польская сабля], к удивлению ни с того ни с сего
примешалась темная звериная злоба и страх, почти детский страх, как
бывает, когда прохожий застанет мальчишку за всяким непотребством и
пригрозит донести отцу или матери.
смушковую шапку, - сама напросилась... Эй, хлопцы, берите воеводу, а я за
бабой пригляжу! Если и впрямь что знает, пусть князю и доложит... стерва
языкатая!
примеривавшихся к Михалу и не шибко-то желающих лезть на заряженный
пистоль.
выстрел, но замешкавшийся аббат Ян не дал воеводе Райцежу как следует
прицелиться, и пуля угодила не во всадника, а в ухо тому же несчастному
коню, уложив последнего наповал. Почти сразу свистнули два аркана, палаш
Михала сноровисто рассек ближнюю волосяную веревку, от второй петли Райцеж
уклонился, запустив разряженным пистолем в голову кинувшего аркан пахолка.
Усач, который к тому времени уже стоял рядом с Мартой, наскоро огляделся,
убедился, что все поглощены происходящим вокруг беглого воеводы - и
украдкой потянул из-за голенища нож.
подобрал засапожник на корчемном полу, рядом с разрезанными путами.
был сейчас столь занят.
забытого Зебжида, что близ Пауковой горы, он жил исключительно милостями
Лентовских; только в последние годы милости старого князя резко пошли на
убыль. Забылось все: что именно усатый учил наследника сидеть на коне и
рубиться саблей, стрелять из пистоля и травить лис в окрестных лесах...
все забылось и пошло прахом. Мать княжича Яноша скоропостижно скончалась,
старый князь, крепкий как дуб, женился во второй раз, через год обзавелся
сыном, и свитские всерьез поговаривали, что строптивый и не в меру упрямый
княжич Янош будет вскоре отстранен от права наследования родового маетка в
пользу младенца. Тем более, что жить старый Лентовский собирался по
меньшей мере до совершеннолетия, а то и до свадьбы своего нового сына.
вздорили через день, а также к свитским шляхтичам княжича.
которого знал, что называется, с младых ногтей, в желании ускорить кончину
самодура-отца - усач сразу понял, что это его единственный шанс выбиться в
люди. В случае удачи дело пахло не просто подаренным имением или
кошелем-другим золотишка. Здесь открывалась возможность до конца дней
своих доить княжича Яноша, после того как последний станет наконец князем
Яношем Лентовским.
оставалось жить недели две, не больше - до ближайшей охоты... Сперва от
руки гордого Райцежа погибает княжич Янош, а потом - о, пся крев, откуда
на нашу голову взялась эта проклятая баба?! Что она знает?! Как
пронюхала?!
задыхающегося всхлипа, какой всегда бывает от прикосновения к живому
трепещущему сердцу неизбежности холодного лезвия. После можно будет
сказать, что баба пыталась бежать, или вырвать нож, или еще что... там
видно будет.
вынужденного бросить в миску случайного побирушки целый талер.
клинке засапожника вдруг сомкнулись невесть откуда взявшиеся пальцы -
словно из земли выползла суставчатая поросль - и, с хрустом разрезая
собственную плоть, потащили нож на себя. Крови не было, крика не было,
ничего не было, только страшные пальцы, отбиравшие оружие, да скользкий
хруст; и заворочался на росистой траве растоптанный подмастерье мельника
Стаха, разлепляя стылые веки и уставясь прямо в посеревшее лицо усача
мутными бельмами.
служившее рукоятью - и одним ударом, словно кабана колол, всадил полоску
стали усачу под подбородок.
вставшего подмастерья и заколотого усача. Самим бы в живых остаться... эй,
кто там, стреляйте в пана воеводу!.. ну стреляйте же, хлопы лягушачьи!..
Самый благоразумный из верховых, до сих пор не торопившийся спешиться и
лезть в свалку, рванул из-за плеча старую рушницу, взвел курок, приложился
к дубовому ложу - грохнуло, потянуло дымом, пуля оторвала мочку уха у
неудачливого пахолка, только что напоровшегося боком на беспощадный палаш
Михала, и расплескала щепой доску ограды погоста.
подпрыгивающей походкой, зачем-то держа усача за запястье и волоча
обмякшее тело по траве - и свободной рукой уцепил его за сапог. Пахолок
Лентовского не глядя отмахнулся, приклад вскользь пришелся по лицу
мертвого, содрав лоскут серой кожи; но хватка не ослабела, последовал
рывок, еще один... пахолок истошно заорал, увидев, кто его тащит, тяжелый
приклад успел еще разок-другой опуститься на безучастного мертвеца, после
чего стрелок кулем свалился на землю, забарахтался, исходя криком,
мельников подмастерье упал сверху, так и не отпустив усача...
стрелок со свернутой шеей - а третье вновь начало подниматься.
распоротым боком) в ужасе взирали на происходящее. Впрочем, Марта тоже
едва сдерживалась, чтобы не дать подступающему безумию овладеть рассудком,
а аббат Ян застыл, не успев даже начать крестного знамения. Один мельник
не выказывал особого испуга - старый Стах меленько затоптался, прихрюкивая
себе под нос, плешь его мигом заблестела бисеринками пота, носик деда
потешно сморщился... и с погоста донесся глухой многоголосый стон.
страшными побегами прорастали из рыхлой земли, пальцы, словно дождевые
черви, бессмысленно шевелились, хватая сырой воздух, вот уже и обросшие
плесенью волос черепа показались наружу, сверкая огненными провалами
глазниц; стон усиливался, озвеной [озвена - эхо, отзвук] метался в тумане,
в него вплетались гулкие вскрикивания, как бывает на похоронах, когда
добровольные плакальщицы в муке бьются над открытой домовиной...
верящие ни в Бога, ни в черта верные пахолки грозного князя Лентовского,
каждый из которых способен был насадить на вертел живого ягненка и
смеяться, слушая детские вопли несчастного, подвешенного над пылающим
кострищем! Как мчались они, боясь обернуться, увидеть еще раз,
почувствовать на себе мертвую хватку невозможного - о небо, как же они
бежали от Топорового погоста!
всякую латынь, и впечатал в себя крестное знамение с такой истовостью,
словно собирался навеки запечатлеть его в собственной плоти.
и новые кресты, и за спиной вновь прижавшегося к ограде Михала не
происходит ровным счетом ничего.
навалившись на стрелка с усачом; чуть поодаль валяется пахолок, чья жизнь
только что вытекла до последней капли из рассеченного бока - нет, значит,
не привиделось, значит, было, значит...
них, потом наклонился и с жуткой нежностью огладил копну волос посмертного