и чудачеств.
развлечения, с многочисленными уступками Беседующих сторон друг другу, и я
просто диву давался, глядя на галантного эспадона или почти
благопристойного Дзюттэ.
- третейского судьи. Меня останавливала отнюдь не неуверенность в железной
руке - после убитого чауша я не сомневался в ее своеобразных возможностях,
и лишь слегка побаивался их - а просто я по гарду был сыт происшедшим, да
и гости мои старались не очень-то задевать Единорога.
действительно пошли - всякие...
Бесед к накрытому столу, и на друзей-Блистающих, собравшихся в оружейном
углу вокруг тяжеловесного Гердана и оживленно спорящих о чем-то, -
наверное... Если очень постараться, то они все обучатся... обучатся
убивать. Собственно, почему "они"?! Нас, нас всех можно научить щербить и
ломать друг друга, бесповоротно портить Придатков, бешено кидаться вперед
с горячим от ярости клинком, и кровавая пена будет вскипать на телах
бывших Блистающих!.. И в конце концов мы разучимся Беседовать, ибо нельзя
Беседовать в страхе и злобе."
блистательно изобразил помесь кочерги и Шешеза Абу-Салима, отчего
восторженные зрители весело взвизгнули - не переходя, впрочем,
определенных границ. Что позволено шуту... то позволено шуту, а смеяться
позволено всем.
никогда не забредал даже в мыслях своих за пределы Кабирского эмирата и
граничащих с ним земель, вроде того же Лоулеза! А живьем я и вообще почти
ничего не видел, кроме Мэйланя да Кабира! Что происходит там, далеко, не у
нас? - а там ведь наверняка что-то происходит! Откуда приехал в свое время
в Кабир эсток Заррахид? Да разве он один... Как ТАМ - так же, как у нас,
или по-иному? Может быть, то, что для меня - память латной перчатки, для
них - реальность нынешнего дня?!"
на Придатков за столом и увидел, как мой Чэн неловко опрокинул полный
кубок, по привычке ткнув в него правой рукой.
рукой - что-нибудь, кроме Блистающего? Кубок, тростниковый калам для
письма, поводья? А ну-ка, попробуем с другой стороны..."
прошел сквозь нее к Чэну - и он почувствовал это, он поднял металлическую
руку и с удивившим даже меня упрямством вновь потянулся к опрокинутому
кубку, под которым расплывалось по скатерти багровое пятно.
что берешь меня... вспомни рельеф моей рукояти... ну ладно, давай
пробовать вместе...
и впрямь припоминая нечто - и плотно охватили кубок. Чэн сперва с
удивлением смотрел на это, но удивление быстро проходило, и ему на смену
явились понимание и радость.
счастлив от этого события? Ведь скажи кому из Блистающих о подобных
отношениях с Придатком - не поверят. Решат, что рехнулся Единорог. От
перенесенных страданий.
сходятся Путь Меча и Путь Придатка; а дальше, возможно, ведет всего один
Путь.
малую их толику! - но задать их не Дзюттэ Обломку или тому же Детскому
Учителю, а спросить и выслушать ответы Придатков.
него на поясе, а железная рука коснулась моей рукояти, усиливая чувство
цельности - через мгновение мы, не сговариваясь, шагнули друг в друга на
шаг дальше, на шаг глубже, чем делали это раньше.
получившееся существо скорее должно было называться Чэн-Я или Я-Чэн, в
зависимости от того, чей порыв в том или ином поступке оказывался первым.
осталось времени ни обрадоваться, ни пожалеть.
кратковременное отсутствие Чэна Анкора. Да и возвращение с Единорогом на
поясе тоже никого особо не удивило. Мало ли...
Дзюттэ Обломка и Детского Учителя семьи Абу-Салим - которого сами Придатки
звали Друдлом.
фарр-ла-Кабир.
похожи друг на друга! Мы, Блистающие и Придатки; мы...
Чэна-Меня, и сам не заметил, как Придатки за столом обрели имена и
перестали быть Придатками.
привезенных дворецким и сел рядом с увлеченно жующим Фальгримом. Отметив
попутно, что даже в доме Коблана прочно укоренилась западная мода есть за
столом - а старый обычай сидеть на подушках за дастарханом если где и
сохранился, то уж наверняка не в Кабире.
Чэн - просто Чэн, еще до опрокинутого кубка - уже успел задать кузнецу
Коблану вопрос о клинках Мунира.
ответом...
великих мастера-оружейника, и звали их Масуд и Мунир. Некоторые склонны
считать их Богами Небесного Горна или демонами подземной кузницы Нюринги,
но я-то лучше многих знаю, что всякий кузнец в чем-то бог и в чем-то
демон, и не верю я досужему вымыслу. Людьми они были, Масуд и Мунир, если
были вообще... А вот в то, что был Масуд учеником Мунира и от него получил
в свое время именное клеймо мастера - в это верю. И не было оружейников
лучше их. Но заспорили они однажды - чей меч лучше? - и решили выяснить
это старинным испытанием. Ушли Масуд и Мунир, каждый с тремя свидетелями
из потомственных молотобойцев и с тремя свидетелями из людей меча, ушли в
Белые горы Сафед-Кух...
ножках и взял пиалу с остывшим зеленым чаем. Он держал ее легко, бережно,
и было совершенно непонятно, как корявые, обожженные пальцы Железнолапого,
подобные корням вековой чинары, ухитряются не раздавить и даже не
испачкать тончайшую белизну фарфоровых стенок.
ручья, чьи воды тихо несли осенние листья. И любой лист, наткнувшийся на
меч Масуда, мгновенно рассекался им на две половинки - столь велика была
жажда убийства, заключенная в лезвии. А листья, подплывавшие к клинку
Мунира, огибали его в страхе и невредимыми плыли дальше по течению.
молния с ясного неба, разделив его на два потока. И был первый поток, где
стоял мудрый меч мастера Мунира, желтым от невредимых осенних листьев. И
был второй поток, где стоял гордый меч мастера Масуда, красным - словно
кровь вдруг потекла в нем вместо воды. И разделились с той минуты пути
кузнецов. Мунир с двенадцатью свидетелями ушел от ручья, а оставшийся в
одиночестве Масуд прокричал им в спину, что наступит день - и у него тоже
будет дюжина свидетелей, не боящихся смотреть на красный цвет. Страшной
клятвой поклялся в том Масуд, и тогда ударила с неба вторая молния,
тускло-багровая... Обернулся Мунир - и не увидел ученика своего,
Масуда-оружейника, и меча его тоже не увидел. А два горных ручья тихо
несли в водах своих осенние листья...
надо.
многих других земель потомками Мунира. Вот потому-то и призываем мы
благословение старого мастера на каждый клинок, выходящий из наших кузниц.
И семихвостый бунчук кабирского эмирата желтого цвета - цвета полуденного
солнца, цвета теплой лепешки, цвета осенних листьев, безбоязненно плывущих
по горному ручью...