Омерзительнее самочувствие. Отменно выжат. Как пропущенный через
соковыжималку лимон... После Мертвой Тишины обычная нормальная тишина
кажется невыносимо звонкой. Не стоит обращать внимания, звенеть будет
долго.
Привычно потирая запястья, смотрел другу в глаза. Спокойный,
доброжелательный взгляд. Будто бы это самая заурядная штука - являться
после того, как тебя уже нет, садиться в кресло на час-полтора и спокойно
смотреть.. "Может, действительно я редкостный психопат? - подумал Аганн. -
С небывало феноменальной способностью к зрительным галлюцинациям?.."
и пилот "Байкала"! Сходство на уровне мистики, жуть берет. Правда, Юс
выглядит старше. А в остальном - одинаковая комплекция, одинаковые волосы,
даже прическа... не говоря уже об одинаковых чертах лица. Тобольский -
портрет тридцатилетнего Элдера. И что интересно, у обоих в лицах
симпатично отсутствуют выражения гипертрофированной мужественности и
бычьего упрямства, зачастую свойственные людям сильной воли и
атлетического сложения. Нестандартную мягкость весьма очевидной мужской
красоте Элдера и Тобольского придавали, должно быть, ямочки на щеках и
приятная линия подбородка. И шрамы на левых щеках почтя одинаковые... А по
характеру это разные люди. Тобольский спокойнее Элдера, более рационален,
более самолюбив и, пожалуй, с признаками замкнутости я высокомерия. Далеко
не каждый капитан десантного рейдера может похвастать такой осанкой, как у
Андрея, и не каждый командир военизированного крейсера МУКБОПа имеет
подобную выправку. Общаться с Тобольским сложно. Никогда не заведет
разговор первым - сидит в кресле прямо и молча, как Будда, и смотрит
как-то особенно, словно ему известно нечто такое, чего не знает никто.
Нет, Юс был проще. С ним всегда было легко и ясно... А собственно, почему
"было"? Юс и теперь все чувствует и понимает. Говорить только вот не умеет
- отвечает мимикой, жестами. И почти никогда не встает из кресла или
ложемента. Но так даже лучше. Так не видно, насколько в проигрыше теперь
его былой богатырский рост. Но тут уже ничего не поделаешь, это зависит от
заурядно-среднего роста матрицы...
была сегодня встряска, голос сел). - Ты замечательно выглядишь. Цвет лица
и... в общем...
улыбкой, ни жестом. Сегодня на удивление все не так, как прежде... "А
почему я, собственно, решил, что его развлекает моя болтовня?" - впервые
пришло Мефу в голову. И еще он подумал, что, беседуя с Жив-здоровом, с
одной стороны, терзает себя, с другой - защищается от молчания, которое
при таких экзотических обстоятельствах куда тяжелее словесной пытки.
Впрочем, терзать себя он привык.
с межпланетных линий... Ты мне простил?
никак не следовало говор ять.
слабость. Наболело. Годы идут, а привыкнуть... когда ты приходишь вот так
и молчишь... Впрочем, нет, не о том я хотел... Не знаю, может, для меня
настало время подводить кое-какие итоги? Перед собой, перед людьми. Перед
вами...
остальные. Я пришел не один.
кресло, отодвинул в сторону. В глазах потемнело. Он ощупью опустился,
точнее, рухнул в чашу надутого воздухом сиденья и некоторое время ничего
не видел и ничего, кроме звона, не слышал. Потом дурнота немного
развеялась, и он увидел всех. Рамон Джанелла, Николай Асеев, Аб Накаяма,
Леонид Михайлов, Мстислав Бакулин... Невеселое это было-зрелище.
на него (лишь Мстислав сидел в пилот-ложементе - нога на ногу, кулаки на
колене). Все в блестящих псевдокостюмах и абсолютно одинакового роста..
Прежнему своему облику полностью соответствовал только Аб Накаяма.
Поджарые Мстислав и Рамон были заметно короче прежних себя. В этом смысле
хуже всего обстояли дела у Асеева, Михайлова и Элдера. Меф с трудом
проглотил что-то мешавшее в горле. Изощренно шаржированные экс-гиганты,
карманные Геркулесы... Он впервые видел их вот так - всех сразу - и
чувствовал, как в глазах закипает жгучая слеза жалости, стыда, унижения. И
ненависти. Не колеблясь растоптал бы производителей этого жуткого и в то
же время утонченного издевательства над людьми - живыми и мертвыми.
Незлобивый по сути своей, он десять лет вынашивал идею мщения
зеркальноголовым (производители жестоких чудес представлялись ему
почему-то зеркальноголовыми), и ради этой идеи готов был на все. Но годы
шли, и надежду встретить в Пространстве воображаемых зеркальноголовых
сменило в конце концов подозрение, что он наивно одухотворяет какой-то
замысловатый природный процесс. Другими словами, ненависть его была
безадресной, нелепой. Мстить было некому. И вот сегодня опять накатило. До
жгучей мути в глазах, до обессиливающего бешенства. Но снова безадресно и
нелепо.. Будь оно проклято, это аморфное Нечто!..
ушах чей-то знакомый басистый голос Он видел, что Николай Асеев смотрит на
него. Глубоко сидящие глаза, крупный с залысинами лоб, шевелятся губы...
Он слышал слова, но их смысл проскальзывал мимо сознания. Знакомо
скрещенные на груди мускулистые руки, такие могучие в прошлом... Он не мог
разобрать ни слова, однако по направлению взглядов Асеева и других понял,
что речь шла о нем. Это заставило его мобилизовать свою волю,
сосредоточиться. Он почувствовал, как что-то сдвинулось в голове - будто
перекатился на новое место гладкий металлический шар. И как только "шар"
перекатился, он разобрал последнее асеевское:
обычно благодарят председатели на командных советах. - Кто следующий?
Говори ты, Рамон.
не повезло, и точка. О чем говорить? Такова профессия десантника.
Фаталист и позер. Твое глубокое понимание специфики нашей профессии
повергло Мефа в трепетное изумление, не так ли?
интонации Накаямы. - Аб, ты слегка опоздал к началу этого матча, и тебе
еще предстоит разобраться, где чьи ворота.
нахмурился. - Ну-ка, брысь в разные стороны.
злополучной высадки на Ледовую Плешь. Мы - его десятилетняя боль. Ему
важно знать, мог ли он сделать на Обероне больше того, что сделал.
Начальник рейда ответил на это мотивированным "нет". Джанелла ушел от
прямого ответа. Элдер помалкивает. Михайлов глазеет по сторонам, будто
наша беседа его не касается. Хотите знать, что я об этом думаю?
горле стоял плотный ком. Перед глазами качнулась мутно-серая дымка.
Пройдет... Если не делать резких движений - пройдет...
изображать собой "десятилетнюю боль" не намерен. Не желаю, знаете ли,
терять к себе уважение Мефа. Спектакль, который здесь затевают, считаю
оскорбительной и глупой мелодрамой.
Юс наблюдал это все совершенно спокойно - так, словно ничего другого и не
ожидал.
Стоя вполоборота к собеседникам, он с присущим ему снисходительным видом
разглядывал Пятно. - По моему скромному разумению, Мефу не нужен ни суд,
ни театр. На Обероне каждый из нас действовал сообразно обстановке. Меф не
был исключением. Он сделал только то, что продиктовали ему обстоятельства.
Симича, Нортона, Йонге, Винезе, Лорэ...
но считает себя почему-то тринадцатым.
Джанелла. - Ужасно несчастливое число.
дальше терпеть его? Или как?