чем невидимки?
пышные бакенбарды. - Втроем тоже можно играть.
воскликнул Гиг. - Там тоже есть операция надевания на себя невидимости,
как мы делаем перед боем. Называется - блеф! Чудная штука - блефовать.
Отличный военный маневр.
нами, что с ним можно не разводить манерностей. Невидимки гораздо
обидчивей. Гиг был недоволен. Я дружески толкнул его кулаком в плечо. Он
повеселел и удалился без обиды.
гибкой когда-то шеей. И он уже не извергал пламени, только жиденький дымок
струился из пасти. За небольшое время от старта в Персее дракон успел
пройти все стадии дряхления - из летающего превратился в ползающего, из
ползающего в лежащего. Скоро он станет бездыханным, с болью подумал я.
громкий, с шепелявостью, голос. - Мог бы и хуже. Слишком большое тело.
Тело придавливает меня, Эли.
воздухе.
лежащего? Движения - вот чего мне не хватает! Всю жизнь я тосковал по
движению.
движением. Моя телесная жизнь была короткая, но такая, что не отдам за год
драконьего существования тысячелетия прежней жизни. Спасибо, Эли, что
подарил мне эту радость.
ваше вызволение из беды.
показывали на экране допрос Оана? Шпион признался, что рамиры
экспериментируют со временем. Значит, есть что-то, чего и они не умеют!
Они не всесильны и не всезнающи. Просто космическая цивилизация, на
несколько миллионов лет обогнавшая нас в развитии, отнюдь не боги! С
рамирами можно побороться. Мы сунулись в борьбу неподготовленными, нас
наказали. Но мы не отступили, да и некуда отступать: корабли недвижимы...
звездолеты! Оживи корабли!
адресу!
и на Третьей планете. Замени наши МУМ, Мозг! Сконцентрируй на себе приводы
от анализаторов и исполнительных механизмов.
знаю, ты ненавидел ту свою жизнь. Но раньше она была жизнью несвободного
тюремщика. А я предлагаю роль освободителя, спасителя друзей, которые так
нуждаются в твоей помощи.
тела галакта, они сумеют и сейчас совершить такую операцию.
меня донесся слабый вздох. Даже дымку больше не выбрасывала пасть дракона.
- Тогда торопись! Жизнь вытекает из меня, Эли...
удивление уставились на меня. Было хорошо, что я застал их вместе: не
придется дважды повторять одно и то же.
Орлан. - За тысячелетия мы так отработали технику вывода мозга в
самостоятельное существование...
ваши механизмы, Эли!..
естественного происхождения докажет, что он выше мертвой машины!
собирался получить поле, эквивалентное в микромасштабе гравитационному
полю коллапсара. Я сказал, что надо отвлечься для срочной операции.
освободим его от прикованности к одряхлевшему телу.
гравитационному конденсатору.
медленно выворачивалась к нам. Эллон хмуро произнес:
готовился на разрушителя Четвертой Имперской категории? Или я ошибаюсь,
Эллон?
инженер эскадры звездолетов. Не хочу выполнять неприятные мне просьбы.
замкнутое лицо Орлана. Я уже говорил, что не понимал взаимоотношения двух
демиургов. Орлан робел перед Эллоном, временами казалось, что Орлан перед
ним заискивает. Теперь я видел, что тут раскрывается обратная сторона его
дружбы с людьми. Мы отменили все ранги, только личные способности служили
мерой достоинства. Орлан стремился показать, что всей душой поддерживает
новые порядки, но перехлестывал: у него ведь не было всосанного с молоком
матери чувства равенства. Он становился, став демиургом, разрушителем
наизнанку - добровольно унижал себя, как бы расплачиваясь за прежнее
возвышение. А сейчас у обоих вдруг упали усвоенные с трудом новые приемы
обхождения. Перед высокомерным разрушителем Первой Имперской категории
непроизвольно сгибался жалкий четырехкатегорный служака. Эллон,
растерянный, негодующий, еще попытался противиться:
осмеливался.
прозвучал железный голос Орлана:
не распрямлял спины. Граций шагал шире меня, но и ему понадобилось больше
минуты, чтобы нагнать демиурга. Зато когда я приблизился к ним, Орлан был
прежним, не тем, давним, какого я только что видел, а новым, каким жил
среди нас, - любезным, приветливым, с добрым голосом, с добрым взглядом.
любимцем Великого разрушителя.
Эллон, - сказал я.
разрушителей.
послушанию и аккуратности. Эллон - выдающийся ум, но в смысле аккуратности
не отличается от других демиургов.
одни уши - Ромеро разглагольствовал, Бродяга, бессильно распластав крылья
и лапы, слушал. Меня снова пронзила боль - так жалко приникал к полу
дракон, еще недавно паривший выше пегасов, ангелов и всех своих собратьев.
Дракон печалился, что возвращение даже толики былого могущества
равносильно повторному пленению. Ромеро красноречиво опровергал его
опасения: