колено, до сих пор болит ужасно, так что вы уж извините...
вижу, вы замучены любопытствующими.
более. - Ну, например, как ящик. Ящик консервов. Штука ситца. Или коробка
конфет. Ведь может так случиться, что в коробке осталась всего одна
конфета. Как перст.
Каммерер. - Но я не любопытствующий. Я пришел по делу.
Александр_Б., - являются сюда именно по делу. Последняя компания - из пяти
экземпляров, включая малолетних детей и собаку, - искала здесь случая
договориться с руководителями миссии об уроках языка Голованов. Но в
огромном большинстве это собиратели ксенофольклора. Поветрие! Все собирают
ксенофольклор. Я тоже собираю ксенофольклор. Но у Голованов нет фольклора!
Это же утка! Шутник Лонг Мюллер выпустил книжонку на манер Оссиана, и все
посходили с ума... "О лохматые древа, тысячехвостые, затаившие скорбные
мысли свои в пушистых и теплых стволах! Тысячи тысяч хвостов у вас и ни
одной головы!.." А у Голованов, между прочим, понятия хвоста нет вообще!
Хвост у них - орган ориентировки, и если уж переводить адекватно, то
получится не хвост, а компас... "О тысячекомпасовые деревья!" Но вы, я
вижу, не фольклорист.
журналист.
Голованов-то когда-нибудь видели?
распоряжайтесь...
пояснил:
Голованам. И меня интересуют сейчас не Голованы вообще, а только
один-единственный Голован, переводчик миссии. Так что если вы не
возражаете... Я пройду туда к ним?
кажется, подумали, что мы здесь сидим, так сказать, на страже? Ничего
подобного! Пожалуйста, проходите! Очень многие так и делают. Объяснишь
ему, что слухи, мол, преувеличены, он покивает, распрощается, а сам выйдет
- и шмыг через мост...
никого не видел. Леса, сопки, распадки, очаровательные пейзажи - это все,
конечно, есть, а Голованов нет. Во-первых, Голованы ведут ночной образ
жизни, во-вторых, живут они под землей, а самое главное - они встречаются
только с теми, с кем хотят встречаться. Вот на этот случай мы здесь и
дежурим - на положении, так сказать, связных...
обе стороны... Вам кого именно из переводчиков?
Абалкина, которого он знает наверняка.
переходящим в благоговение, наблюдал, как этот юноша с нежным ликом
романтического поэта вдруг дико выкатил глаза и, свернув изящные губы в
немыслимую трубку, защелкал, закрякал, загукал, как тридцать три Голована
сразу (в мертвом ночном лесу, у развороченной бетонной дороги, под мутно
фосфоресцирующим небом Саракша), и очень уместными казались эти звуки в
этом сводчатом казематно-пустом помещении с шершавыми голыми стенами.
Потом он замолчал и склонил голову, прислушиваясь к сериям ответных
щелчков и гуканий, а губы и нижняя челюсть его продолжали странно
двигаться, словно он держал их в постоянной готовности к продолжению
беседы. Зрелище это было скорее неприятное, и журналист Каммерер при всем
своем благоговении счел все-таки более деликатным отвести глаза.
на спинку стула и, ловко массируя нижнюю челюсть длинными бледными
пальцами, произнес, чуть задыхаясь:
Я вовсе не уверен, что все понял правильно. Два смысловых слоя я уловил,
но, по-моему, там был еще и третий... Короче говоря, ступайте через мост,
там будет тропинка. Тропинка идет в лес. Он вас там встретит. Точнее, он
на вас посмотрит... Нет. Как бы это сказать... Вы знаете, не так трудно
понять Голована, как трудно его перевести. Вот, например, эта рекламная
фраза: "Мы любознательны, но не любопытны". Это, между прочим, образец
хорошего перевода. "Мы не любопытны" можно понимать так, что "мы не
любопытствуем попусту", и в то же самое время - "мы для вас неинтересны".
Понимаете?
посмотрит, а там уж решит, стоит ли со мной разговаривать. Спасибо за
хлопоты.
мой плащ, дождь на дворе...
обложено, а лес был густой, и этот ночной мир казался мне серым, плоским и
мутноватым, как скверная старинная фотография.
быть и все десять, следовал параллельным курсом, прячась в густом
подлеске. Когда же я наконец заметил его, он понял это почти мгновенно и
сразу оказался на тропинке передо мною.
крупная, толстая, большеголовая собака с маленькими треугольными ушами
торчком, с большими круглыми глазами под массивным, широким лбом. Голос у
него был хрипловатый, и говорил он без малейшего акцента, так что только
короткие рубленые фразы и несколько преувеличенная четкость артикуляции
выдавали в его речи чужака. И еще - от него попахивало. Но не мокрой
псиной, как можно было бы ожидать, запах был скорее неорганический -
что-то вроде нагретой канифоли. Странный запах, скорее механизма, чем
живого существа. На Саракше, помнится, Голованы пахли совсем не так.
тему. Мы спросили:
подсознательно отвергал саму возможность такого положения и был к нему
совершенно не готов. Я растерялся самым жалким образом, а он поднес
переднюю лапу к морде и принялся шумно выкусывать между когтями. Не
по-собачьи, а так, как это делают иногда наши кошки.
бы эта псина-сапиенс действительно не хотела иметь со мной никакого дела,
она бы просто уклонилась от встречи.
работали вместе. Очень многие земляне хотели бы знать, что думает об
Абалкине его друг и сотрудник Голован.