слово своего возлюбленного пророка, хотя сам-то Прохор был искренне
уверен, что ни единое слово не пропало втуне. Он начал записывать на
галере, которая везла их на Патмос, мечущегося в бреду Иоанна, с которого
кожа слезала, как со змеи. На Патмосе, пока сверхзнание вызревало в нем,
Иоанн-Агасфер разговаривал во сне. Прохор записывал и эти речи -
горячечные беседы Иоанна с воображаемыми богами.
перепуганными пастухами. Он записал диспут Иоанна с Плинием Старшим,
высадившимся на Патмосе проездом, чтобы забрать помилованного вождя
германцев. И диспут с Юстом Тивериадским, прибывшим на Патмос специально
встретиться с удивительным ученым. И еще многие и многие диспуты записал
он, пока сам не научился умело заданными вопросами побуждать к извержению
вулкан знаний своего пророка.
памятник мировой литературы, который сам Иоанн-Агасфер называл не иначе,
как _к_е_ш_е_р_ (словечко из арамейской фени, означающее примерно то же
самое, что нынешний "роман", - байка, рассказываемая на нарах в целях
утоления сенсорного голодания воров в законе). Ибо между тем, что
рассказывал Иоанн, и тем, что в конечном счете возникало под стилем
Прохора, не было ничего общего, кроме, может быть, страсти рассказать и
убедить.
по-арамейски. На арамейском Прохор был способен объясниться на рынке, и не
более того. Писал же он и думал, естественно, по-гречески, а точнее - на
классическом _к_о_й_н_е_.
понятия и образы, составляющие его сверхзнание, и ему все время
приходилось прибегать к жестам и междометиям. Сознание его вмещало всю
вселенную от плюс по минус бесконечности в пространстве и времени, и как
ему было объяснить молодому (а хотя бы и пожилому!) уроженцу Херонеи, сыну
вольноотпущенника от иберийской рабыни, что такое: пищаль, гравилет,
ТВЭЛы, питекантроп, мутант, гомункулус, партеногенез, Линия доставки,
протуберанец, многомерное пространство, инкунабула, Москва, бумага,
бронепоезд, капитализм, нуль-т, римско-католическая церковь, магнитное
поле, Облачный город, лазер, инквизиция... Он и сам-то, Иоанн-Агасфер, не
умел не только объяснить, но и просто назвать эти понятия, предметы и
явления: Он всего лишь ЗНАЛ о ник, он только имел представление о них и о
связях между ними. Однако Прохор был великий писатель и, как все великие
писатели, прирожденный мифотворец. Воображение у него было развито
превосходно, и он с наслаждением и без каких-либо колебаний заполнял по
своему разумению все зияющие дыры в рассказах и объяснениях пророка.
пророк во плоти. Иоанн-Агасфер делился знанием, Прохор же записывал
пророчества. Смутность, непонятность и бессвязность Иоанновых рассказов
только укрепляли его в убеждении, что это, конечно же, и именно
пророчества. И задачу свою он видел в том, чтобы растолковать, привести в
систему, расставить по местам, связать воедино. Он вычленял главное, он
безжалостно отсекал второстепенное, он искал и находил всем доступные
образы, он обнаруживал и выявлял смысл, а когда он считал необходимым, то
скрывал смысл, он выстраивал сюжет, он выковывал ритм, он ужасал, вызывал
благоговение, дарил надежду, ввергал в отчаяние...
совершенно самостоятельной идейно-художественной ценностью. Как и
большинство крупных литературных произведений, оно не имеет ничего общего
со стимулами, которые подвигли автора на написание. Поэтому толковать
получившийся _к_е_ш_е_р_ можно множеством способов в зависимости от
идейных установок и даже эстетических вкусов толкователя.
того замечательного и, может быть, решающего факта, что значительную и
плодотворную часть своей жизни (как-никак четыре десятка лет) Прохор
провел в окружении прикахтов, в клокочущем котле оппозиционерских
страстей, где бок о бок варились и яростные ненавистники Рима, и
чрезмерные его паладины, и те, кто считал Рим тюрьмой народов, и те, кто
полагал, что пора, наконец, решительно покончить с гнилым либерализмом. В
этом бурлящем котле варились и переваривались самоновейшие слухи, сплетни,
теории, предсказания, опасения, анекдоты, надежды, и Прохор, безусловно,
был в курсе всего этого бурления. Он не мог не испытывать на себе, как и
всякий великий писатель, самого глубокого воздействия этого окружения.
раз как остросовременного сверхзлободневного политического памфлета, в
котором элементы пророчества должны рассматриваться не более как
литературный прием, с помощью которого по современника доводилась идея
неизбежности трудного и страшного конца Римской империи. Главный же кайф
современник должен был ловить, узнавая знакомую атрибутику римской
иерархии, римской персоналии, римской инфраструктуры в чудовищных образах
Зверя, железной саранчи и прочего. Во всяком случае, когда в конце
шестидесятых Прохор, переводя с листа, читал Иоанну-Агасферу избранные
отрывки из своего Апокалипсиса, пророк хлопал себя по коленям от
удовольствия и, похохатывая, приговаривал: "Да, сынок, тут ты их поддел,
ничего не скажешь, молодец..." А когда чтение закончилось, он, сделав
несколько чисто стилистических замечаний, предрек: "Имей в виду, Прохор,
этой твоей штуке суждена очень долгая жизнь, и много голов над ней
поломается..."
воспринимать Апокалипсис Прохора как политический памфлет. Но ведь и
другое великое явление мировой литературы, "Божественную комедию" Данте,
тоже не воспринимают как политический памфлет, хотя и задумана, и
исполнена она была именно в этом жанре.
самой Римской империи, пришла однажды Иоанну-Агасферу в голову странная
мысль: не был Апокалипсис Прохора ни мистическим пророчеством о судьбах
ойкумены, ни политическим памфлетом, а был Апокалипсис на самом деле
тщательно и гениально зашифрованным под литературное произведение
грандиозным планом всеобщего восстания колоний-провинций против Рима,
титанической диспозицией типа "ди ерсте колонне марширт...", в которой все
имело свой четкий и однозначный военно-политический смысл - и вострубление
каждого из ангелов, и цвет коней, на коих въезжали в историю всадники, и
Дева, поражавшая Дракона... И применена была эта диспозиция впервые
(некоей своей частью) во времена Иудейской войны и, вполне по
Л.Н.Толстому, обнаружила при столкновении с реальностью полную свою
несостоятельность.
этаж. Она оборвала мне руки, с меня семь потов сошло, два раза я ронял
шапку, всю извалял в грязи и пыли. Я оцарапал щеку о золоченый багет.
Где-то на середине подъема стекло хрустнуло, и сердце мое оборвалось от
ужаса, однако все кончилось благополучно. Задыхаясь, из последних сил, я
протащил картину через коридор, внес в Комнату и прислонил к стене:
полтора на полтора, в тяжеленном багете и под стеклом.
оторванными руками, из столовой появился Агасфер Лукич - прямо из-за
стола. Он что-то аппетитно дожевывал, причмокивая, пахло от него жареным
лучком, уксусом и кинзой.
жилетного кармана зубочистку. - Очень неплохо, очень... Вы знаете, Сережа,
это может его заинтересовать. Дорого заплатили?
подойдет?
Только по-немецки, естественно.
только лоснящаяся задница осталась снаружи.
моторрад унтер дем фенстер ам зоннтаг морген". - Он посмотрел на меня с
видом экзаменатора.
кажется...
называется "Мотоцикл под окном в воскресное утро".
угадывается утреннее солнце. В комнате имеют место: слева - развороченная
постель с ненормальным количеством подушек и перин; справа - чудовищный
комод с выдвинутым ящиком, на комоде - масса фарфоровых безделушек.
Посередине - человек в исподнем. Он в странной позе - видимо, крадется к
окну. В правой руке его, отведенной назад, к зрителю, зажата ручная
граната. Все. В общем, понятно: аллегорическая картина на тему "Береги сон
своих сограждан".
наконец Агасфер Лукич, вовсю орудуя зубочисткой.
давным-давно сняты с вооружения.
Она же "фенька". А в Америке ее называют "пайн-эппл", что означает - что?
называли ее "шоулюдань"... Хотя нет, "шоулюдань" - это у них граната