Чтение 27–й страницы книги ~Трудно быть Богом~

- Нет.

- Вы уверены?

- Вы тоже.

- Мы хотим правды! - наставительно сказал дон Рэба. Брат Аба покивал.
- Одной только правды!

- Ага, - сказал Румата. - А мне показалось... - Он замолчал.

- Что вам показалось?

- Мне показалось, что вы главным образом хотите прибрать к рукам мое
родовое имущество. Решительно не представляю себе, дон Рэба, каким образом
вы надеетесь его получить?

- А дарственная? А дарственная? - вскричал брат Аба.

Румата засмеялся как можно более нагло.

- Ты дурак, брат Аба, или как тебя там... Сразу видно, что ты
лавочник. Тебе что, неизвестно, что майорат не подлежит передаче в чужие
руки?

Было видно, что брат Аба здорово рассвирепел, но сдерживается.

- Вам не следует разговаривать в таком тоне, - мягко сказал дон Рэба.

- Вы хотите правды? - возразил Румата. - Вот вам правда, истинная
правда и только правда: брат Аба - дурак и лавочник.

Однако брат Аба уже овладел собой.

- Мне кажется, мы отвлеклись, - сказал он с улыбкой. - Как вы
полагаете, дон Рэба?

- Вы, как всегда, правы, - сказал дон Рэба. - Благородный дон, а не
приходилось ли вам бывать в Соане?

- Я был в Соане.

- С какой целью?

- Посетить Академию наук.

- Странная цель для молодого человека вашего положения.

- Мой каприз.

- А знакомы ли вы с генеральным судьей Соана доном Кондором?

Румата насторожился.

- Это старинный друг нашей семьи.

- Благороднейший человек, не правда ли?

- Весьма почтенная личность.

- А вам известно, что дон Кондор участник заговора против его
величества?

Румата задрал подбородок.

- Зарубите на носу, дон Рэба, - сказал он высокомерно. - Для нас,
коренного дворянства метрополии, все эти Соаны и Ируканы, да и Арканар,
были и всегда останутся вассалами имперской короны. - Он положил ногу на
ногу и отвернулся.

Дон Рэба задумчиво глядел на него.

- Вы богаты?

- Я мог бы скупить весь Арканар, но меня не интересуют помойки...

Дон Рэба вздохнул.

- Мое сердце обливается кровью, сказал он. - Обрубить столь славный
росток столь славного рода!.. Это было бы преступлением, если бы не
вызывалось государственной необходимостью.

- Поменьше думайте о государственной необходимости, - сказал Румата,
- и побольше думайте о собственной шкуре.

- Вы правы, - сказал дон Рэба и щелкнул пальцами.

Румата быстро напряг и вновь распустил мышцы. Кажется, тело работало.
Из-за портьеры снова выскочили трое монахов. Все с той же неуловимой
быстротой и точностью, свидетельствующими об огромном опыте, они
сомкнулись вокруг еще продолжавшего умильно улыбаться брата Аба, схватили
его и завернули руки за спину.

- Ой-ей-ей-ей!.. - завопил брат Аба. Толстое лицо его исказилось от
боли.

- Скорее, скорее, не задерживайтесь! - брезгливо сказал дон Рэба.

Толстяк бешено упирался, пока его тащили за портьеры. Слышно было,
как он кричит и взвизгивает, затем он вдруг заорал жутким, неузнаваемым
голосом и сразу затих. Дон Рэба встал и осторожно разрядил арбалет. Румата
ошарашенно следил за ним.

Дон Рэба прохаживался по комнате, задумчиво почесывая спину
арбалетной стрелой. "Хорошо, хорошо, - бормотал он почти нежно. -
Прелестно!.." Он словно забыл про Румату. Шаги его все убыстрялись, он
помахивал на ходу стрелой, как дирижерской палочкой. Потом он вдруг резко
остановился за столом, отшвырнул стрелу, осторожно сел и сказал, улыбаясь
во все лицо:

- Как я их, а?.. Никто и не пикнул!.. У вас, я думаю, так не могут...

Румата молчал.

- Да-а... - протянул дон Рэба мечтательно. - Хорошо! Ну что ж, а
теперь поговорим, дон Румата... А может быть, не Румата?.. И, может быть,
даже и не дон? А?..

Румата промолчал, с интересом его разглядывая. Бледненький, с
красными жилками на носу, весь трясется от возбуждения, так и хочется ему
закричать, хлопая в ладоши: "А я знаю! А я знаю!" А ведь ничего ты не
знаешь, сукин сын. А узнаешь, так не поверишь. Ну, говори, я слушаю.

- Я вас слушаю, - сказал он.

- Вы не дон Румата, - объявил дон Рэба. - Вы самозванец. - Он строго
смотрел на Румату. - Румата Эсторский умер пять лет назад и лежит в
фамильном склепе своего рода. И святые давно упокоили его мятежную и,
прямо скажем, не очень чистую душу. Вы как, сами признаетесь, или вам
помочь?

- Сам признаюсь, - сказал Румата. - Меня зовут Румата Эсторский, и я
не привык, чтобы в моих словах сомневались.

Попробую-ка я тебя немножко рассердить, подумал он. Бок болит, а то
бы я тебя поводил за салом.

- Я вижу, что нам придется продолжать разговор в другом месте, -
зловеще сказал дон Рэба.

С лицом его происходили удивительные перемены. Исчезла приятная
улыбка, губы сжались в прямую линию. Странно и жутковато задвигалась кожа
на лбу. Да, подумал Румата, такого можно испугаться.

- У вас правда геморрой? - участливо спросил он.

В глазах у дона Рэбы что-то мигнуло, но выражения лица он не изменил.
Он сделал вид, что не расслышал.

- Вы плохо использовали Будаха, - сказал Румата. - Это отличный
специалист. Был... - добавил он значительно.

В выцветших глазах что-то мигнуло. Ага, подумал Румата, а ведь
Будах-то еще жив... Он уселся поудобнее и обхватил руками колено.

- Итак, вы отказываетесь признаться, - произнес дон Рэба.

- В чем?

- В том, что вы самозванец.

- Почтенный Рэба, - сказал Румата наставительно, - такие вещи
доказывают. Ведь вы меня оскорбляете!

На лице дона Рэбы появилась приторность.

- Мой дорогой дон Румата, - сказал он. - Простите, пока я буду
называть вас этим именем. Так вот, обыкновенно я никогда ничего не
доказываю. Доказывают там, в Веселой Башне. Для этого я содержу опытных,
хорошо оплачиваемых специалистов, которые с помощью мясокрутки святого
Мики, поножей господа бога, перчаток великомученицы Паты или, скажем,
сиденья... э-э-э... виноват, кресла Тоца-воителя могут доказать все, что
угодно. Что бог есть и бога нет. Что люди ходят на руках и люди ходят на
боках. Вы понимаете меня? Вам, может быть, неизвестно, но существует целая
наука о добывании доказательств. Посудите сами: зачем мне доказывать то,
что я и сам знаю? И потом ведь признание вам ничем не грозит...

- Мне не грозит, - сказал Румата. - Оно грозит вам.

Некоторое время дон Рэба размышлял.

- Хорошо, - сказал он. - Видимо, начать придется все-таки мне.
Давайте посмотрим, в чем замечен дон Румата Эсторский за пять лет своей
загробной жизни в Арканарском королевстве. А вы потом объясните мне смысл
всего этого. Согласны?

- Мне бы не хотелось давать опрометчивых обещаний, - сказал Румата, -
но я с интересом вас выслушаю.

Дон Рэба, покопавшись в письменном столе, вытащил квадратик плотной
бумаги и, подняв брови, просмотрел его.

- Да будет вам известно, - начал он, приветливо улыбаясь, - да будет
вам известно, что мною, министром охраны арканарской короны, были
предприняты некоторые действия против так называемых книгочеев, ученых и
прочих бесполезных и вредных для государства людей. Эти акции встретили
некое странное противодействие. В то время как весь народ в едином порыве,
храня верность королю, а также арканарским традициям, всячески помогал
мне: выдавал укрывшихся, расправлялся самосудно, указывал на
подозрительных, ускользнувших от моего внимания, - в это самое время
кто-то неведомый, но весьма энергичный выхватывал у нас из-под носа и
переправлял за пределы королевства самых важных, самых отпетых и
отвратительных преступников. Так ускользнули от нас: безбожный астролог
Багир Киссэнский; преступный алхимик Синда, связанный, как доказано, с
нечистой силой и с ируканскими властями; мерзкий памфлетист и нарушитель
спокойствия Цурэн и ряд иных рангом поменьше. Куда-то скрылся сумасшедший
колдун и механик Кабани. Кем-то была затрачена уйма золота, чтобы помешать
свершиться гневу народному в отношении богомерзких шпионов и отравителей,
бывших лейб-знахарей его величества. Кто-то при поистине фантастических
обстоятельствах, заставляющих опять-таки вспомнить о враге рода
человеческого, освободил из-под стражи чудовище разврата и растлителя
народных душ, атамана крестьянского бунта Арату Горбатого... - Дон Рэба
остановился и, двигая кожей на лбу, значительно посмотрел на Румату.
Румата, подняв глаза к потолку, мечтательно улыбался. Арату Горбатого он
похитил, прилетев за ним на вертолете. На стражников это произвело
громадное впечатление. На Арату, впрочем, тоже. А все-таки я молодец,