сидящий справа. - Просто с самого начала было решено, что здесь должен
находиться космический корабль. А теперь здесь должна находиться еще и
бомба.
а тоже машины? Бомба может уничтожить всю Землю?
позах. Комната, только что наполненная влажным осенним воздухом, на глазах
теряла свежесть красок, и лес за окном походил теперь на театральную
декорацию. Волосы девушки стали как будто нарисованными грубыми мазками
густой масляной краски. Комната становилась меньше, наконец стала плоской
и превратилась в картину - картину, выполненную в зеленовато-коричневых
тонах, на которой было изображено трое спокойных людей среди уютного
интеллигентского хлама. Какое-то мгновение картина представляла собой
целый триптих: слева пустой пейзаж с лесом и дачами у горизонта, в центре
комната, а справа тот же пейзаж, но с ярко горящей на громоотводе звездой
электросварки. Потом картина покрылась сеткой трещин, краски стремительно
поблекли, потускнели, и перед Сальвадором осталась только покрытая
трещинами поверхность большого плоского камня, а сам Сальвадор стоял возле
этого камня в какой-то яме среди каменных обломков. Дно ямы поднималось
вверх, а большой камень уменьшался, и вот уже кругом был все тот же склон
холма, а в стороне двое сидящих на земле людей.
землю среди камней. Наверное, когда он шел по полю, то он шел и по этому
склону, и теперь у него был шанс продолжить дипломатию отдельно от своих
спутников. Он лежал, уткнувшись лицом в камни. Какой-то из этих камешков
мог быть домом пришельцев. Теперь все было понятно. Каждый, попавший сюда,
видел то, что готов увидеть, из того, что здесь есть. Какие-то монахи
искали мудрости - и с ними вели ученые беседы. Советские жлобы доросли до
космического корабля и получили его. Дальше был запущен механизм
непонятной космической дипломатии. Странный галактический закон: привезли
бомбу, и никто не возражает, а даже, как тот выразился, "подыгрывают". И
покорность судьбе, выбравшей первого разгильдяя, прочитавшего журнал и
позвонившего в редакцию. Нужно было немедленно попасть в монастырь
Нанганарбат, и во что бы то ни стало найти конец той нити, которая
кончалась человеком по имени Шин. Похоже, что особисты не заметили
Сальвадора, и он стал отползать за перегиб холма, а потом вскочил и
скрылся в лабиринте кустов и скал.
холодно: наверное, окно было открыто всю ночь. Он был стар, любой старик в
Европе закрыл бы окно - но не этот человек в льняной рубашке. Другой сидел
на стуле, одетый в зеленый брезентовый комбинезон. Учитель пристально
всматривался в горы и обернулся не сразу. Но, обернувшись, он начал
разговор в несвойственной ему манере.
горах базу пришельцев. Их люди улетели на космическом корабле. Наш агент
был убит, другим агентом был я. Я не всегда был ученым. Сейчас корабль
возвращается, в корабле какое-то оружие.
Учитель был стар, но не глуп и не склонен к дешевым эффектам. Я молчал и
внимательно смотрел на учителя и того, другого. Учитель изменился: обычно
рассеянный взгляд его стал твердым, жесты быстрыми. Я привык, что возраст
учителя трудно определить: ему можно было дать и двадцать лет, и
семьдесят. На самом деле ему было больше девяноста лет. Он продолжал:
бисер, но сейчас вам придется участвовать в другой игре. Для этого я
слишком стар. Это русский, который шел по следу. Вы вместе с ним должны
сделать все, что сможете, а сейчас срочно уберите его отсюда, например, в
Пакистан. Вы говорили, что служили в армии?
какая-то схожесть этих двоих: старика у окна с буграми мышц на прямой
спине и сосредоточенного русского в зеленом комбинезоне, похожего на
затравленного и готового прыгнуть зверя. Учитель произнес совсем уже
несвойственным индийскому гуру издевательским тоном:
старым книгам мы вернемся потом.
Мне не понравились слишком частые взгляды в окно. И когда я это понял,
опять почувствовал себя в старой тарелке: рядовой Людвиг Витгенштейн готов
к выполнению задания. Только ехать пришлось без музыки.
ворот стоял зеленый открытый джип. Никого вокруг не было - и ладно, меня
не интересовало, кто занимается экипировкой. Внутри лежали два ручных
пулемета, автоматы, гранаты и магазины. Похоже, что в монастыре держали
целый арсенал. Двор, освещенный утренним солнцем, пересекали густые черные
тени. Было тихо. Можно было ехать. Русского я посадил, вернее, уложил на
заднее сиденье, чтобы его поменьше видели - неизвестно, кому он тут был
знаком. Хорошо отрегулированный мотор работал бесшумно. И некоторое время
я окончательно просыпался, обдуваемый холодным воздухом гор, с такой
бесцеремонностью вытолкнутый из монастырских библиотек. Очень, очень резко
пришлось просыпаться: вдали уже слышался звук мотора. Я знал, что скоро
дорога выйдет с карниза на ровное место, где есть заросли кустарника - но
пока наш джип был виден как на ладони со следующего витка серпантина. Еще
каких-нибудь двести метров. Мы успели. Я как мог аккуратно свернул и
заехал подальше за кусты и камни. Там было довольно ровно, но все-таки
ехать было некуда, уйти можно было только пешком. Я взял один пулемет и,
пригнувшись, вылез вместе с русским к кустам над дорогой. Русский без
приглашения захватил автомат. На другой стороне ущелья из-за скал выезжали
три зеленые грузовика, крытые брезентом. "Не стрелять" - сказал я
русскому, и кажется, тот понял. Через некоторое время эти машины проехали
мимо нас; позади брезент был завернут. Грузовики битком были набиты людьми
неизвестной мне народности или касты, похожие на европейцев. Они сидели на
лавках и подскакивали на ухабах, мотая плечами и головами, как резиновые
куклы. Все они были какими-то худосочными, с белыми или, наоборот,
красными лицами, и держали между колен автоматы Калашникова. Вся Азия
наводнена этими дрянными автоматами. "Vagnky", - тихо с ненавистью
проговорил русский. Машины проехали, но я остался лежать неподвижно, и
русский тоже. Некоторое время было тихо: шум моторов заглушала стена, за
которой начинался ведущий к монастырю карниз. Облаву надо было начинать
гораздо дальше от монастыря, нам уже почти повезло. Потом на дороге
появилась еще одна такая же машина, и мы решили больше не глазеть, а
прижались к земле у самых корней. Эти тоже проехали мимо. Я подождал еще
пять минут, и мы продолжили путь. Теперь нужно было как можно дальше
уехать на машине, тем более что мне жалко было бросать такой арсенал.
Русский утащил к себе на заднее сиденье второй пулемет, хотя я сомневался,
что он умеет им пользоваться. Пока мы ехали, он внимательно его
рассматривал, а потом наконец отложил, видимо, изучив и удовлетворившись.
Мне было легче: моя подготовка предусматривала владение всеми видами
оружия, кроме, может быть, самых экзотических. "What Your name?" - со
скверным произношением спросил русский. Я назвал имя и фамилию, и русский
весело рассмеялся. Может быть, он тоже был игроком в бисер? "True Liudwig
Wittgenstеin" - с обидой произнес я. Не хватало еще показывать документы,
хотя они все равно остались там. Русский тоже назвался, как-то длинно и
непонятно. Я стал называть его по-французски: "Nicolas", и его это
устроило. Кроме всего прочего, еще надо было где-то найти время и тихое
место, чтобы поговорить! А сейчас говорить было некогда.
Шилова Юлия
Каргалов Вадим
Верещагин Олег
Корнев Павел
Шилова Юлия
Шилова Юлия