Чтение 27–й страницы книги ~Мщение или любовь?~

Роми вскрикнула от удовольствия.

- Надеюсь, ты потрудилась хотя бы надеть трусики, - шепнул он, пока его
рука бродила по ее скрытому под атласом бедру. Потом он стал рукой ловко
сгребать подол платья кверху, пока не получил возможность добраться пальцами
до верхней части ее бедра. А когда слегка задел кружева, Роми едва не
заплакала от восторга. - А, трусики на тебе есть, - прокомментировал он. -
Это хорошо. Хочешь, чтобы я их снял сейчас, или еще подождем? А может, и
вообще не будем снимать? Просто сдвинь этот клочок материи, чтобы я поскорее
вошел в тебя. Что скажешь, Роми?

Роми была не в силах произнести ни слова; он мог в этот момент делать с
ней все, что захочет, - ее тело буквально упивалось каждым новым
прикосновением, каждой новой лаской.

Доминик был слегка удивлен ее капитуляцией, хотя ему доставляло крайнее
удовольствие наблюдать, как она реагирует на его рот и руки, а скоро и на...

Он подавил в себе прилив возбуждения. Он ожидал.., чего? Того, что Роми,
в предвкушении ночных любовных утех, продемонстрирует ему все до одной
эротические вариации на заданную тему, которые она, должно быть, освоила за
эти годы?

И все же эта странно невинная реакция - так отличающаяся от ее прежнего
поведения - необычно щекотала нервы. Роми была полностью в его власти. Еще
ни одна женщина не заставляла его чувствовать себя таким могущественным и
одновременно.., таким уязвимым.

Обнаружив молнию, он расстегнул ее, довольный, что может наконец отлепить
от тела платье и дать ему соскользнуть на ковер.

Теперь Роми лежала в одних трусиках, пристегнутых резинками чулках и
бронзовых туфлях на высоких каблуках, и Доминику пришлось выдержать
настоящую схватку с самим собой, чтобы не овладеть ею так быстро и так
по-скотски, как он только что поклялся не делать.

Глубоко вдохнув ставший горячим воздух, он нетвердой рукой расслабил
ворот рубахи и, сорвав с шеи черную бабочку, бросил ее поверх платья.

Ресницы Роми слегка задрожали.

Она наблюдает за ним, это ясно. И в обычных обстоятельствах, зная, как
сильно она хочет его, он с величайшим удовольствием продемонстрировал бы
свое самообладание тем, что раздевался бы как можно медленнее.

Но внезапно его самообладание испарилось, и он уже не был уверен, что
сможет показать ей настоящий стриптиз, даже если захочет.

Потому что Доминика вдруг охватило самое первобытное чувство, какое ему
приходилось когда-либо испытывать, и это чувство было сильнее разума и даже
желания.

Он хотел обладать ею. Войти в нее. Насадить на жезл и оплодотворить...
Доминик с усилием подавил это чувство, и две перламутровые запонки
покатились по полу, когда он нетерпеливым рывком сдернул с себя рубашку.

Роми видела по его дьявольски красивому лицу, что а нем идет какая-то
борьба. Она не знала, что это за борьба, но прониклась глубоким сочувствием
к Доминику. И не могла дальше сопротивляться желанию сделать то, чего ей уже
давно хотелось. Она обвила руками его шею и поцеловала его.

Этот поцелуй был словно ударивший в него разряд молнии, который промчался
по всем его жилам, и Доминик чуть не взорвался от нетерпения страсти. Он
потерял координацию движений, будто мальчишка, не имеющий еще сексуального
опыта. Собственные пальцы еще никогда не казались ему такими непослушными.

И тогда Роми пришла ему на помощь: двигая пальцами ног, сбросила туфли,
нагнулась и стянула черные шелковые носки с обеих его ног, пока сам Доминик
сражался с молнией на ставших вдруг тесными брюках.

Когда он оказался наконец раздетым, Роми начала сомневаться, не лучше ли
было бы подняться в спальню. Он выглядел так потрясающе - был таким
возбужденным и очарованным ею, - что все ее страхи относительно сравнения с
другими показались ей нелепыми.

Он снял с нее трусики грубее, чем намеревался, потом склонился над нею,
но, должно быть, почувствовал ее неуверенность, потому что остановился,
заглянул глубоко ей в глаза и спросил:

- Что-то не так?

- Если ты хочешь пойти наверх, то я не возражаю.

Какая ирония, подумал Доминик: когда она говорит вот таким нежным,
детским голоском, то совсем похожа на девственницу. Он с сожалением покачал
головой.

- Потом, - сказал он. - Если я попытаюсь нести тебя наверх сейчас, то нам
придется заняться этим на лестнице. Я не могу больше ждать, Роми, дорогая...

Голос его сорвался. Он начал входить в нее со всей необузданной,
примитивной мужской силой, как вдруг на его потемневшем от страсти и
застывшем в предвкушении лице вдруг возникло выражение ужаса.

- Боже правый, Роми! - воскликнул он прерывающимся голосом, когда ощутил,
что натолкнулся на барьер, о котором раньше лишь читал. - Какого дьявола ты
мне ничего не сказала?

Глава 8

- Не останавливайся, - умоляющим голосом проговорила Роми, не стыдясь
звучавшего в ее словах отчаяния. Потому что если он сейчас остановится, то
она умрет. - Пожалуйста, не останавливайся, Доминик.

Она видела выражение нерешительности, бросившее тень на его черты, и ее
тело свело судорогой страха.

Но это, казалось, возбудило его, потому что он на секунду закрыл глаза и
снова начал двигаться. На этот раз он прорвал барьер, но при виде слезинок,
выкатившихся у нее из-под крепко зажмуренных век, он готов был выругать себя
последними словами.

- Я сделал тебе больно? - шепотом спросил он.

- Чуточку. - Если это боль, то пусть она будет с нею всю жизнь.

Продолжая двигаться, он смотрел на нее сверху вниз. Роми оказалась
девственницей! Доминик покачал головой, не а силах поверить. И это была его
последняя связная мысль перед тем, как он призвал на помощь все свое
искусство и приходящее с опытом мастерство.

Ему никогда еще не приходилось заниматься любовью с девственницей, но
понаслышке он знал, что женщина при первом половом акте очень редко
испытывает оргазм.

Никогда еще ему не было так важно удовлетворить женщину, и никогда еще
это не было так трудно.

Доминик не мог припомнить, чтобы ему приходилось настолько сдерживать
себя - даже в самый первый раз.

Эмоционально он чувствовал себя таким же неуверенным, как
шестнадцатилетний юноша, но физически был полон решимости подарить ей самое
необыкновенное, самое сказочное переживание в ее жизни.

Он ощутил, как ее тело расслабилось и приняло его. Он смотрел на нее
зачарованно и сосредоточенно, замечая физические признаки ее расцвета,
наблюдая, как ее гладкая молочно-белая кожа становится нежно-розовой.

Он двигался медленно, бесконечно долго наслаждаясь каждым глубоким,
мучительно-сладким проникновением, пока наконец не почувствовал, что она
стоит у самого края.

И тогда - только тогда - он и себе позволил целиком отдаться блаженству,
и никогда еще потеря контроля над собой не была так сладка и не ощущалась
так свежо и остро.

Последняя его мысль была о том, что он совершенно забыл о необходимости
предохраняться. Но он почему-то не обеспокоился этим, да и все равно
беспокоиться сейчас было уже поздно: они оба перевалили через вершину, и их
крики были единственным звуком, будившим эхо в огромной комнате.

***

Роми казалось, что она плывет в волнах восхитительного тепла, которое
было везде - оно и наполняло ее, и окружало ее со всех сторон.

Она еще крепче сплела руки, обнимавшие Доминика за голую спину,
вздымавшуюся и опадавшую, - он пытался снова наполнить воздухом легкие. Она
слышала, как постепенно успокаивалось его сердце, и наслаждалась, ощущая его
спазмы; постепенно затухающие глубоко у нее внутри.

Но тут он приподнялся на локтях и вышел из нее. На его лице лежала тень
какого-то неведомого чувства.

Незнакомец.

Роми вздрогнула от холода - ее тепловой кокон начал рассеиваться. Она
осознала, что лежит на диване почти голая, а ее ноги, по-прежнему в чулках,
широко раскинуты.

Он протянул руку, поднял свою рубашку, бросил ей и резко сказал:

- Надень.

Она, дрожа, повиновалась. А он встал, натянул брюки и отошел к камину.
Там он остановился, и его лицо застыло в каменной неподвижности, словно у
статуи. Живыми казались одни лишь глаза.

- Как? - коротко спросил он. Роми покачала головой.

- Разве это так важно?

Его опущенные руки непроизвольно сжались в кулаки.

- Еще как важно! - бросил он; - Или ты вообразила, будто я просто не
замечу, что до меня ты не спала с мужчиной? - Он заставил себя притушить тот
восторг собственника, которым наполняло его уже одно произнесение этих слов.
- А ведь ты больше трех лет была замужем!

Роми в смятении закусила губу. Ей предстояло решить, к кому быть лояльной
- к живому или к мертвому.

Доминик пристально смотрел на нее.

- Ну так как? - настойчиво спросил он. Если рассказать ему, это не
послужит гарантией счастья, а Роми слишком перестрадала, чтобы рисковать
сейчас всем.

- Я уверена, Доминик, что у тебя немало собственных идей на этот счет, -
небрежно ответила она.

Мрачные, противоречивые мысли теснились в его мозгу. Неясные страхи