коридоре Через час она была уже в гостиной в Бофорт-сквер, сидела на диване
перед подносом с кофе, а Алек, стоя у камина, смотрел на нее холодными
испытующими глазами.
объяснениями и продолжить медовый месяц, где бы они ни провели его.
не было, мне в голову не пришло, что это может что-нибудь значить.
съежилась.
начало вставать на свои места.
не успели догадаться, для чего тебе это нужно. - Он затряс головой, не давая
ей возразить. - Дай договорить. И вдруг тебе срочно надо замуж, а я, как
болван, воображаю, будто ты перестала артачиться. А ты тем временем уже
понесла от другого мужчины.
лицо утратило последние следы красок. У нее зуб на зуб не попадал. Она сжала
челюсти, чувствуя, что не способна произнести и слова в свою защиту, а Алек
охрипшим от горечи голосом продолжал разрушать ее последние иллюзии.
подумала, что, когда ребенок будет мешать тебе писать, выдающийся
врач-консультант сможет обеспечить тебя лучше, чем полицейский, у которого
уже семья на шее? - Он вдруг наклонился, почти вплотную приблизив
побледневшее от негодования лицо к ее лицу. - Вот почему ты позволила мне
приблизиться к тебе, когда взломали твой коттедж: чтобы заставить меня
думать, будто ребенок мой.
нее на лбу и на ладонях, сжавшихся в кулаки, чтобы скрыть от него, как
убийственно действовали его обвинения.
какой он смотрел на нее. - Вчера меня мучила бессонница, и я вспомнил, что
так и не прочел книжку, на которой ты на своем вечере запечатлела свой
автограф. Я лег в постель с ней, за неимением лучшего. И, Касси, это было
для меня откровением.
произведении какого-то незнакомого писателя. - Но "Смертные грехи" оказались
весьма кровавой книжицей, полной всевозможной патологии, с особо жестоким
убийством, напоминающим игру в кошки-мышки. Но что меня наповал сразило, так
это роман между твоей сержантшей следственного отдела, этой Херриет Гейл, и
патологом, неким Руфусом. - У Алека приподнялись брови. - От этих любовных
сцен просто в жар кидает. Неудивительно, что твои книги идут нарасхват. И
последнее, но самое главное: по описанию предмет любви этой дамы получается
вылитый Лайам Райли. - Он глубоко вздохнул и сверкнул ледяными глазами. -
Ну, что ты мне на это скажешь?
все равно ничего не поймешь. Одно тебе скажу, Алек Невиль: хоть ты и
выдающийся хирург и превосходишь умом таких, как я, простых смертных, но
какой же ты отъявленный болван! - Она с трудом встала на ноги и ахнула:
комната закружилась вокруг нее. Она рухнула без сознания, и он едва успел ее
подхватить.
приподнятые колени, переживала происшедшую внизу сцену во всех ее обидных
подробностях, до той самой минуты, когда она поддалась обмороку, с которым
все время боролась, с тех пор как вернулась домой.
Она твердо намеревалась покинуть и то и другое, как только соберется с
силами. Как будто мало было огорчений, эта кровать, на которой она лежала,
пробуждала воспоминания о брачной ночи, а у нее не хватало сил вынести это.
Кроме того, если спать на одной кровати с Алеком, придется вместе
пользоваться ванной комнатой, а это, если учесть сложившиеся обстоятельства,
уже смахивало на излишне интимные отношения. Она осторожно опустила на пол
ноги и неуверенной поступью направилась во вторую спальню. С облегчением
увидев, что кровать постелена, она скользнула в прохладную, уютную постель
и, закрыв глаза, постаралась ни о чем не думать.
было слишком тяжело даже думать об этом. Все это, она давно знала, пройдет.
Алек оскорблял ее и раньше. Его обвинения в неверности были лишены оснований
тогда, когда ей было двадцать лет. Да и сейчас, спустя десять лет, ей не в
чем было оправдываться. Но Алек, как никто, мог обидеть ее.
сжимал ей руку.
беспокой меня.
- огрызнулся он.
как кровать прогибается под тяжестью Алека. Он сел, не отпуская ее руку.
посеревшее лицо.
навязываю это звание. Мы позаботимся об этом при первой же возможности.
повода. А я не намерен требовать развода у тебя.
думала, это будет первым, за что ты возьмешься.
супругу, как ты, - сказал он и потер пальцами ее руку - Ты хороша собой,
талантливо пишешь, интересная собеседница, даже хорошо готовишь. А уж в
постели твой талант превосходит все остальные. Что может побудить меня
развестись с тобой?
бледном лице глазами.
уважаешь общественное мнение? Было бы так некрасиво с твоей стороны
выставить меня из дома прямо сейчас, после случившегося, и тому подобное.
Могла бы пострадать твоя репутация. Кто-нибудь мог бы даже разделить твои
сомнения в отцовстве моего ребенка. Это способно подорвать твое самолюбие.
слушай меня. Если ты не станешь есть, окажешься снова в больнице. Так что я
разогрею суп и буду стоять над тобой, пока ты его не проглотишь. - Алек
остановился в дверях и посмотрел на ее сердитое лицо. - Да, и еще. Звонил
Бен. Он, естественно, очень беспокоится. Мать ему велела докладывать о твоем
состоянии. Я сказал, что он может зайти вечером.
еще больше расстроилась, если это было возможно. Она несколько раз принимала
решение попытаться объяснить Алеку, что он неправильно представляет себе
случившееся, но слова даже ей самой казались настолько неубедительными, что
она отступала перед такой задачей. Бен почти каждый день приходил к ней на
несколько минут, приносил то конфеты, то книжку, а однажды - видеокассету,
которую ей хотелось посмотреть. Он относился к ней с сочувствием, был
ласков, но мысль о ее выкидыше настолько явно смущала его, что Касси вообще
перестала говорить об этом, чтобы пощадить и брата и себя. Она долго
говорила по телефону с Кейт и пообещала приехать в Уэльс, как только
позволят силы. В остальное время, в каком-то отрешенном состоянии, она жила
в одном доме с Алеком, а их отношения можно было считать болезненным и
неловким перемирием.
несколько окрепла, он вернулся на свое место в отделении имени Бернса в
пенништонской больнице. Отпуск, как он нарочито выражался, можно было
отложить до выздоровления Касси. Маргарет, регистраторша, могла отвечать на
телефонные звонки, а он был бы только рад оказать любую помощь своей жене.