католические в Новгородской земле, записали!
другого. Иван Лукинич сидел задумавшись. Усталость, телесная и душевная, не
покидавшая его последнее время, угнетала его паче болести.
кто и слышал... В могиле Федор Яковлич, в могиле Есиф Андреянович Горошков,
в могиле Григорий Данилыч, в могиле Василий Степаныч Своеземцев, в могиле
Григорий Кириллыч Посахно, в могиле великий владыка Евфимий и при смерти
Иона, который умел утишать гнев Василия Темного. Он лично помнил две
последние войны с Москвой, и оба раза - унылость и разброд после разгромов.
Он сам был с ратью под Русой и бежал, раненный в лицо. Шрам от глаза до
скулы и доднесь напоминает об этом. И каждый раз повторялось все то ж.
Москва росла, как опара, вылезающая из квашни. Молодой великий князь Иван
упорен. Трижды посылал рати под Казань, а сломил-таки царя Казанского,
постановил на своей воле. Выступит ли король Казимир? Как мейстер? Надо
урядить с немцами - как на грех, новая ссора! Как Псков? В шестьдесят
четвертом псковичи прислали подмогу против Москвы, а теперь? С тех пор со
Псковом опять рассорились, чуть не до войны доходило, и все Иван Немир!
Теперь наладилось, но насколько? Надо сослаться с Максимом Ларионовичем,
узнать во Пскове, что мыслят тамошние бояра о себе... Не из-за одной лишь
нелюбы к Борецким Захария Овин увертывается от общего дела!
Богдан, уступивший когда-то место старейшего покойному Михаилу Туче, стоит,
как камень! Может статься, в грозный час опять останемся одни, и достанет ли
тогда твоего мужества, Богдан Есипов!
падки. Василий, покойник, из-за пояса с двоюродником насмерть резался. За те
каменья в золоте, что бабка, Софья Витовтовна, на его свадьбе с Василья
Косого, Юрьевича, с соромом сволокла, сколь они потом голов положили! Очи
один другому повынимывали, Москву брали не по разу...
да поздно. Когда Василий с ратью над Новым Городом стал!
молодший среди старейших! - Он встал. - Каждый день богомольцы из
Клопска-монастыря по городу слухи несут, будто мы в латынскую веру
откачнулись. Туда бы съездить! Выяснить да и постращать. Потом, надо убедить
владыку... Марфа Ивановна, может, тебя самое примет?
споря, грамота предварительного договора с литовским королем, наконец, легла
на налой.
Пскова, владыки Ионы..." - начал Селезнев и примолк, сузив черные глаза.
прозвучал разом и как возражение Онаньину.
спор.
великих бояр поименно, ни господ послов к королю литовскому.
Новгород на сей на крестной грамоте..." Отселе, господа?
нашей веры, от греческой, от православного христианства. А наместнику твоему
без посадника новогородского суда не судити..." - Читал Селезнев, чувствуя,
как в горнице нарастает тишина. - "А судити твоему наместнику по
новогородской старине. А дворецкому твоему жити на Городище, на дворце, по
новогородской пошлине... А наместнику твоему судити с посадником во
владычном дворе на обычном месте, как боярина, так и житьего, так и
молодшего, так и селянина. А судити ему в правду, по крестному целованью,
всех равно. А пересуд ему имати по новогородской грамоте, по крестной... А
во владычень суд, и в суд тысяцкого, а в то тебе не вступати, ни в
монастырские суды, по старине. А пойдет князь великий Московский на Великий
Новгород, или его сын, или его брат, или которую землю подымет на Великий
Новгород, ино тебе, нашему господину честному королю всести на конь за
Великий Новгород и со всею со своею радою литовскою против великого князя и
оборонити Великий Новгород..."
данях, подводах, черных кунах, проезжем суде, переварах и смесных судах
литвина с новгородцем кто-нибудь требовал перечесть, уточнить, напомнить
старые уложения с тверскими и суздальскими князьями и с московскими великими
князьями до Дмитрия Иваныча Донского. И много времени прошло, прежде чем
Василий добрался, наконец, до перечня исконных неотторгаемых новгородских
земель - Торжка, Бежичей, Вологды, Заволочья, Терьского берега, Перми,
Печоры, Югры и прочих (иные из которых, как Торжок или Вологда, уже давно
были новгородскими, увы, в одних только перечнях договорных грамот).
закупати, ни даром не принимати, ни твоей королеве, ни твоим детям, ни твоим
князьям, ни твоим панам, ни твоим слугам... - читал Селезнев. - А у нас
тебе, честный король, веры греческой православной нашей не отымати, а
римских церквей тебе, честный король, в Великом Новогороде не ставити, ни по
пригородам новогородским, ни по всей земле Новогородской..." Любо ли то? -
спросил он, отрываясь от грамоты.
Великому Новугороду по старине. А немецкого двора тебе не затворяти. А
послам и гостям на обе половины путь им чист, по Литовской земле и по
Новогородской. А держати тебе, честный король. Великий Новгород в воле мужей
вольных, по нашей старине и по сей крестной грамоте! - Василий торжественно
возвысил голос:
Новугороду за все свое княжество и за всю раду литовскую, в правду, без
всякого извета!"
примолвил Дмитрий Борецкий.
зашевелились старики, и первым встал Офонас Остафьевич. Ему тотчас
пододвинули медную граненую чернильницу, подали лебединое перо. Офонас
обмакнул перо, отряхнул лишние капли над чернильницей и медленно начал
выводить свою подпись, отклоняя голову назад и вбок, чтобы разглядеть
написанное, щурясь от напряжения, - в углу глаза копилась старческая слеза.
Писал он уставом, почти выдавливая твердые неровные буквы, перечтя,
подправлял, доводя кое-где палочки. Кончив, подал перо Феофилату, у которого
вдруг задрожали руки, поглядел твердо, чуть насмешливо: вот, мол!
скамью. За Феофилатом стали подписывать все по ряду.
ворот. Только сияющий огнями терем Борецких, откуда по-прежнему неслись
музыка, песни и крики, один нарушал тишину. Наверху - гуляли, а внизу, во
дворе, спешивались заляпанные грязью всадники. Брякали стремена.
водворилась тишина. Но вот стихла музыка, и Дмитрий, - он только что вновь
присоединился к гостям, - хмурясь, вышел наперед. Произнеся уставные слова
приветствия, старший из дворян с низким поклоном подал Дмитрию свернутую
грамоту и, прямо глядя в глаза Борецкому, громко, чтобы слышали все,
объявил:
грамотой жалует тебя своим княжьим боярином! Прими и служи честно и грозно,
како достоит слуге великого князя Московского!
Дворяне глядели на него.
князь Даниил Холмский не имел этого титула, и лишь несколько самых ближних и
самых родовитых бояринов московских носили звание не просто бояр, а бояр
великого князя, звание, открывавшее доступ к высшим государственным
должностям и участию в думе государевой.
разом покосились на него, а старшой поперхнулся даже. Весь день они загоняли
лошадей, велено было во что бы то ни стало обогнать новгородского посла, и -
напрасно!