а он все не шел, думал...
о Новгороде он много слышал еще у себя на родине. Здесь и греческих
переселенцев хватало, не один Лазарь Муромский пустил корни на
новгородской земле, а Феофан, сносно овладевший языком русичей, надеялся
встретить в Новом Городе земляков, с коими можно отвести душу, поговорить
по-гречески, припомнить Месу, споры философов-исихастов, далекое
виноцветное море с призраками давно утонувших ахейских кораблей,
доставивших некогда героев Эллады под Трою...
любопытно озирал низкие берега и хвойные чащи суровых северных боров,
слегка лишь сдобренных желтизною вянущих к осени лиственных дерев, вдыхал
холодный, терпкий, какой-то удивительно свежий воздух и думал о том, что
жизнь прекрасна, несмотря ни на что, а Господь благ и премудр и надобно
лишь послушно исполнять его горнюю волю, прилагая свой труд там, куда
зашлет тебя неуследимая судьба...
лесов и болот, в месте низменном, и только вершины храмов едва подымались
над пустынными чередами низких, тянутых берегов. И вода была не голубой, а
скорее серебристо-серой, и одинокие лодьи рыбарей, соймы, были несхожи с
пузатыми волжскими паузками, и народ был мельче, коренастее, но по виду и
стати напорист и деловит. Легко приспособляющий себя ко всякой внешней
трудноте (не в труд было и спать среди кулей с товаром, натягивая на себя
вотол, и есть сухомятью сушеную рыбу и хлеб) изограф жадными глазами
впитывал сущее окрест и уже чаял увидеть дремучие, укрытые дерном
землянки, когда в просторе текучей воды перед ним открылся город, полный
высоких хором и колокольных звонов, город многошумный и большой, река,
запруженная судами, кишащий народом торг и вознесенная на холме берега
каменная твердыня Детинца, - все поразило и потрясло. И далее потрясли
бревенчатые мостовые, тыны из заостренных лесин, резные и расписные
ворота, богатые наряды горожан. Он плохо понял, как это произошло, но его
передали с рук на руки, и он, нежданно для себя, оказался в тереме
богатого новогородского боярина Машкова, был отведен в баню, одет,
накормлен дорогою рыбою, пирогами, кашей из сорочинского пшена с изюмом и
разваренными винными ягодами, пробовал каких-то мелких, с полпальца,
сушеных рыбок - снетков, которых ели, запивая густым домашним пивом, брал
пальцами, как и все, прохладно-кислую ягоду морошку и был несказанно
удивлен предложенными ему греческими маслинами.
изразцами печи. Лучилась улыбками хозяйка. Маститый старец, глава дома,
скинувший охабень и оставшийся в легком домашнем шелковом зипуне, неспешно
угощал греческого мастера. Сын хозяина, тоже маститый, в полуседой бороде
муж, опрятно подхватывал беседу, щеголяя греческими речениями. И Феофан
совсем оттаял душой, решив, что лучшего ему ждать нечего и надобно принять
предложение этих людей расписать новопостроенный боярами Машковыми храм на
Ильиной улице. Оказалось, что и в Нижнем Машковы бывали неоднократно и
его, Феофаново, художество было им ведомо и одобрялось весьма. А когда
зашел разговор о московском подвижнике игумене Сергии (о коем не раз и с
похвалою упоминал епископ Дионисий) и о том, что Машков хочет после беседы
с тем далеким Сергием, чтобы в храме обязательно было изображение Святой
Троицы, - Феофан окончательно растаял, обещав и храм расписать, и Троицу
изобразить так, как он ее сам понимает. О плате тут баять не стоило,
бояре, воздвигшие на свои средства каменный храм, явно не мельчились и не
собирались уступать в щедрости нижегородскому епископу с князем.
новогородскому архимандриту, и, увидя вблизи великолепие Георгиевского
собора, заброшенного в эту северную пустыню древлекиевскими зодчими,
Феофан был окончательно покорен Новгородом.
два крепко задумывался, поняв, что попал в столицу художества и в среду
мастеров, подчас не уступающих и ему самому, и что здесь надобно будет
приложить все силы, дабы не ударить лицом в грязь. По нраву пришел греку
Великий Новгород!
указывал добытым Машковыми подмастерьям, как лучше растирать краски, а сам
то вечерами, то на самой заре, когда прозрачная синь начинала сквозить и
предрассветная мгла легко обнимала яснеющий город, подходил к Спасскому
храму Машковых, постигая все более и более, что даже среди сановитых
новогородских соборов храм сей получился лучшим изо всех, по крайней мере,
сотворенных в последнем столетии. Яснели, полнились заревым золотом
облитые багрецом стены, и барабан с одиноким куполом словно начинал плыть
в текучих розовых облаках. Твердыня стен, мерно и мощно восходящая от
земли к небесам, треугольные щипцы украшенных врубленными крестами
позакомарных завершений теряли вес, начинали, вызывая головное кружение,
плыть, струиться, восходить и парить в аэре. И Феофан не то что дивился
зодчим, сотворившим эдакое чудо, но даже и робел и недоумевал, почти не в
силах понять этого русского волшебства, заставившего петь и плыть
охристо-багряный камень храмов, поиначив и переиначив строгую,
распластанную и утвержденную недвижно в пространстве гармонию греческих
византийских святынь.
открытость миру, не высказываемые словами, входили в него, как музыка, и,
стоя перед храмом, впитывая в себя его законченную волшебную красоту, он
искал, чем и как ответит этой гармонии в своих, уже властно роящихся в
голове росписях. И, духовным взором проникая в грядущее, видел, почти
видел и мощных, взволнованных суровостью бытия праотцов, и пророков, и
испуганные лица шестикрылых херувимов, и видения Страшного Суда, и ряды
праведников, и то особое, что наметил он сотворить в каменной палатке
храма: святых мучеников, деловитых и упорных, словно сами новгородцы,
причудливых столпников и Троицу, Троицу прежде всего! Где будет - где-то
внизу - принимающий небесных гостей Авраам, но главное: три ангела,
осеняющих крылами тесное и высокое пространство каменной палаты. Три
ангела, в лицах коих, в их повязках, в мановении рук, в слегка изнеженной
позе правого ангела, эллински возлежащего за столом, будет сквозить -
должна сквозить! - древность языческой Эллады, напоившей гиметским медом
своим позднейшие истины христианства, ибо оттуда, из тьмы времен, восходит
то, что, осиянное светом Логоса, дало торжественные всходы византийской и
местной, русской, культуры, что выявилось в огненосном парении духа
иноков-исихастов, в ярости народных мятежей, в тяжко-упорном восхождении
нынешней Руси к вершинам, предуказанным десницею Господа. Все это будет!
И, не сгорев в огне, который лишь краски изографа претворит в
темно-багровые, еще более сурово-мрачные, чем то было сотворено Феофаном,
дойдет до времен нынешних, пронзит века и века, пусть намеком, пусть
обрывками великого красочного рассказа, приобщив и нас к творческому
величию пращуров.
задували метели, колючий и злой ветер леденил лицо. Мамай был непонятен и
лжив, похоже, почти приняв Вельяминова за княжеского соглядатая. Из Москвы
вести доходили смутные. Дядья и брат Микула передавали отай, что Дмитрий
гневен, что при дворе силу взяли Акинфичи и что уговорить великого князя
сменить гнев на милость неможно никак.
Герасимом, а тот зудел и зудел все об одном и том же: <Покорись,
господине! Отринь гордыню, по завету Господа нашего Иисуса Христа!>
Томились слуги. Те тоже только и мечтали воротить в Русь. Фряги плели свои
серебряные цепи, опутывая ими Мамая, в Синей Орде осильнел Тохтамыш,
ставленный далеким и непонятным эмиром из Мавераннахра Тимуром, и даже то,
что размирье меж Мамаевой Ордою и Москвой все углублялось и углублялось,
уже не радовало Ивана. Все шло не так и не туда, как хотел он. И он уже
знал твердо, что так и будет, и искал хоть какого выхода или - конца.
начинает слышаться близящая весна и солнце щедрыми пригоршнями золота
обливает высокие снега по речным излукам, отец Герасим долгой и
прочувствованной проповедью пробил, как показалось ему самому, каменную
броню, в которую заковал свою душу и ум Вельяминов.
гробом соединит себя с праведными душами, их же предел в деснице
Господней! Не бойся и гибели, господине, бойся духовной гибели! Тогда уж
ничто не спасет и ничто не сохранится от тебя ни в том, ни на этом свете!
недугующего душою оставлять грех! Надобно - и с тобою прииму себе чашу
смертную!
пастырь.
стыдясь льющихся слез. Как он сам, в гордыне своей, не помыслил о старом
митрополите, едином, кто мог его и понять, и простить?
Василенко Иван
Акунин Борис
Володихин Дмитрий
Круз Андрей
Никитин Юрий
Курылев Олег