ровно, без плешин, но и не густо, чтобы одно не мешало другому. Побросай -
и поймешь...
ходить по пашне, а Велимудр еще топчется, и вот - диво дивное! - под руки
водят, едва не несут князь-старшину, но в роду с ним никто не может
сравниться по чистоте, по ровности сева. Горобой, отец Всеслава, не отдает
сеялку-лукошко, Тиудемир и Беляй натужно бродят по полянам. Будто бы
умереть они все хотят за святым делом. Старцы не осилят поднять в лукошке
полную меру, за ними подростки несут запасные короба и горстями подбавляют
зерно, смешанное с сухой сеяной землицей. За сеятелями тащат бороны с
зубьями из твердого вяза. Бороны запрягают в одну лошадь, парнишка стоит
на бороне, закрывает семена влажной землей.
носятся чайки. Брали бы за пахарем червей, никто слова не скажет. Нет,
крадут и семя. Пока не встанут всходы, дети с луками и пращами стерегут
поля от зари до зари. Когда же поднимутся всходы, ночью взрослые берегут
их от потравы дикими зверями. На больших старых полянах жирная земля
чиста, плуг режет свободно. На малых полянах и на новых чищах, где был
лес, плуг не пригоден. Зацепившись за корень, плуг рвет упряжь, мучает
лошадь. Перетащишь через корень - плуг скользит, не пашет. Здесь землю
режут сохой. Похожа она на перевернутую козью голову. Пахарь несет соху на
весу, не давая глубоко врезаться загнутым вперед рогам-лемехам. Вольные
пахари на своих малых полянках больше сохами пашут: из-за корней.
волю земляную силу. Несмышленыши да девки радовались весне. Старшие не
хмурились, но можно было видеть пахаря, остановившегося на повороте:
думает он о чем-то, пока сами не влягут в ярмо соскучившиеся волы.
человек пашет - надежда. Святое, великое свойство души - верить в лучшее,
ждать не смерти, а жизни. Без надежды давно запустели бы поляны, а
владельцы сбились бы под защиту припятских топей и вырождались там от
бесхлебья, от злой лихорадки, никому не ведомы и всеми забыты. Россич
гордился силой тела, умением пустить стрелу, биться мечом. Гордился
урожаем хлебов, конями, скотом, удачливой охотой. Но велик был он другим -
неугасимой Надеждой храброго сердца.
задолго до Троянской войны, уже была пробита дорожка-тропа вдоль
Пропонтиды, ныне Мраморного моря, и кончалась она на восточном берегу
полуострова. И если так уж нужно вообразить себе первого, самого первого
человека, проторявшего пеший путь в Азию, то несомненно одно: он, идя с
юга или с запада, вступил на полуостров именно там, где впоследствии были
воздвигнуты Золотые Ворота Византии, которые сейчас называются Едикулек. А
другой человек, тоже самый первый, который шел с севера, забрел на
полуостров в месте византийских ворот Харисия, теперь - Едирнек. Было это
именно так, иного пути не было и быть не могло, ибо не воля людей, а
складки земной поверхности определяют дороги. Так же естественно обе тропы
встретились тысячах в двух шагов от конца полуострова. Впоследствии в
месте встречи образовалась площадь Тавра, в четырехстах шагах к востоку -
площадь Константина, а обе старые тропы были названы улицей Меса -
Средняя.
Фессалии, Дардании, Паннонии, Италии и из Германского леса, из Фракии,
Скифии, Кимерии, из всех стран южных, западных, северных, названия которых
много раз изменялись. Невозможно узнать, как именовали их люди отдаленных
эпох. Но твердо известно важнейшее - жившие за сотни поколений до нас
имели такое же тело, как и мы, и столько же драгоценного вещества вмещали
их черепа. Они мыслили; они смеялись и плакали, отдаваясь тем же чувствам,
которые сегодня вызывают радость и горе их отдаленных потомков.
народы, и в дни первых путников и в гораздо позднейшие, каждый, вступив на
полуостров, ощущал здесь близость Востока.
видел. В черную сень леса можно войти, как в пещеру, и отдохнуть от жары.
Нет, вероятно, там обитают боги. Безопаснее не приближаться к неведомому.
видеть дриаду в зеленой тени рощи. На мягком песке бухты он не раз находил
следы перепончатых лап хитрого тритона, а однажды весло его галеры задело
гребенчатую спину существа, ничем, кроме обманчивой внешности, не
отличающегося от него самого. В волнах он замечал лица с высоким лбом
человека над пастью рыбы. Он слышал топот кентавра, смех фавнов. Он знал
наверное, что в пене моря у берегов, изрезанных заливами, рождаются тела
богинь, дочерей Океана.
просто - земля населена живыми существами, как небо звездами. Бык мог
оказаться богом, по прихоти принявшим облик торжествующей плоти. Следовало
благоразумно отвернуться, чтобы не проявить низкое любопытство. Толстый
уж, лениво уползший за камень, мог вернуться старцем в благожелательных
морщинах улыбки - сделай вид, что не понял, не уловил тайну метаморфозы. В
крике ворона звучало предупреждение, а полет коршунов таил пророчество для
судеб не одного смертного, а целого народа.
населяли, кроме обычных, и особенные существа. Здесь, в новом месте, тоже,
наверное, жили свои боги, герои, видения. Необходимы внимание и
осторожность, дабы не оскорбить одних, не обидеть других.
дубов каменное здание с двумя колоннами. Легко догадаться - одна в честь
Европы, другая - ее сестры. С обрывистого берега видна вода, напоминающая
великий разлив великой реки. А за ней - земля, которая носит название
женщины - Азии. Здесь кончилась страна Европы. Внизу у моря ждет челн.
Босфора, склоняется перед алтарем. Жрец или рыбак приносит петуха, голубя,
может быть - рыбу. Пламя уносит запах жертвы, которым наслаждаются боги и
питаются тени героев. Хозяин и гость по-братски делят между собой
жертвенное мясо, потому что в те времена воинственный палестинский бог,
ограничиваясь властью над одним малочисленным народом, еще не успел
заразить нетерпимостью другие. Прочие боги, из которых иные были куда
кровожаднее Единого Всевышнего, меньше его боялись соперников.
железа или еще что-либо. Боги берут дань от достатка людей, а вещи
изменяют цену. Меняются и боги в течении реки времен. Кажется только, что
никогда не изменялись имена двух женщин-сестер, Европы и Азии. Несколько
звуков в неистощимой памяти о единстве людей-потомков. Имена умерших
нельзя изменить.
сведениями. Звучали слова, обозначающие лен, кожи, масло, зерно, воск,
амбру, сало... Тревожное наслаждение путешественника соединялось с мыслями
о выгоде торговли.
и выгоды обмена.
колонии, бог ответил:
Мегары. Они "проглядели" великолепную бухту на противоположном европейском
берегу, названную впоследствии Золотым Рогом.
порта, названного по праву Золотым, быстро затмила Халкедон. Роще
священных кипарисов на холме пришлось уступать свое место
акрополю-крепости, хранилищу монет, товаров и - богов.
Константин, подражая Ромулу, сам наметил черту новой городской стены.
Наметил не плугом, как, по преданию, Ромул обозначил границы будущего
Рима, а копьем, на расстоянии сорока стадий от оконечности полуострова.
Вскоре стене пришлось отступить еще на шесть стадий.
сорок боевых башен защищали стену, перепоясавшую перешеек. Восемьдесят
башен стерегли стену, закрывшую город от моря. Башни эти были поставлены
не так тесно, как на сухопутье, - лишь там, где, по мнению стратегов,
возможна высадка врага. Хочешь мира - готовься к войне. Моря воды утекли с
того дня, когда кто-то первым сказал эти слова. Много лет было и другим