защищенный своей собственной массой, попытался оказать сопротивление
ипаспистам. Около входа венетов на самой арене и на нижних ступенях трибун
образовалось нечто вроде пояса сражения. Жертвуя собой, кое-как
вооруженные демоты попробовали, действуя сверху вниз, остановить
ипаспистов Велизария. Вторжение Мунда и Филемута сломало волю к
сопротивлению.
ипподромом с высоты почти сорока локтей. Оказавшиеся там мятежники были
перебиты, многие сброшены или сами упали наружу с отвесной стены, ломая
себе кости.
колчанов с шестью десятками стрел, кроме запасных тетив и лука, каждый
герул получил еще сотню стрел, связанных, как ржаной сноп.
мишеней.
Главные ворота, со стороны площади Августеи. Полководцы боялись утонуть,
быть смятыми человеческим множеством. Но теперь было уместно заткнуть путь
спасения охлоса. Филемут приказал стрелять по воротам. Приседая,
подпрыгивая, комес-патрикий с лицом вепря торопил своих. Для управления
годились только жесты, никто не слышал и своего голоса. И все же
герульские стрелки выкрикивали два ромейских слова, которые знал каждый
наемник:
при всей жадности к самоличному участию в бою внезапно остыл. Он устал.
Как ни велика будет его заслуга, он заранее очернил ее сомнениями. Его
самолюбие корчилось - всего час тому назад, нет. еще меньше, он, глупец,
уговаривал Юстиниана покинуть Палатий, нет, бежать, как назвала Феодора
бессмысленную осторожность робких советчиков. А-а-а!.. Он испугался
баранов! Он стонал, благо никто не мог слышать горестного мычания
прославленного храбреца.
ощущения, как забывает солдат тревогу перед боем в блаженный час
взвешивания добычи. Но с той же солдатской простотой Велизарий понимал,
что пусть Мунд и не справился бы без его почина, завистники припишут лавры
победы не Велизарию. Полководец клялся себе впредь слушаться Божественного
без рассуждений.
Известие о появлении соперника базилевса комес воспринял с трепетом
жадности: открываются двойственные возможности, намечаются соблазнительные
сложности. Собрание мятежников на ипподроме Рикила оценивал правильнее
Велизария: охлос в ловушке. Звезда Юстинианова соперника не взойдет,
суметь бы отличиться службой теперешнему Божественному. С удачно
избранного места он наблюдал бегство мятежников, вырывавшихся из Главных
ворот. Рикила решил помедлить среди развалин Халке. Отсюда был путь в
Палатий из города, Палатий сейчас обнажен. Если они метнутся к Палатию...
Рикила мнил себя спасителем Божественного, заранее сочиняя героические
подробности боя в развалинах. Увы, "рыжее мясо" устремлялось на запад.
Затем исход прекратился. Неудавшийся спаситель, опасаясь упреков в
бездействии, повел свою схолу по следам Велизария.
вывернутых внутренностей. Ипподром замолкал. Сделалось слышно истерическое
ржание лошадей, дикий рев хищников, вопли зверья, запертого в обширных
помещениях под трибунами. Во многих местах ипподрома разбившиеся на группы
ипасписты и готы еще убивали. Еще тявкали тетивы герульских луков.
удивительной для других легкостью прекращают ч у ж у ю жизнь, то все же
к а ж д а я жизнь есть своего рода вселенная. Нужно затратить многие
годы, дабы в каком-то приближении к правде изобразить истребление десятков
тысяч, хотя их общий переход в небытие занял всего один час.
воспоминание о гибели византийского плебса. Славяне еще оставались
вольными людьми. Они ушли из дому, подчиняясь стремлению видеть мир,
испытать сказочную жизнь Теплых морей, набрать золотых монет. Несведущие и
в своей простоте недоступные соблазнам измены, они сами могли быть
обмануты начальниками, но не способны к предательству по собственному
почину. Комес объяснил им, какая опасность угрожает базилевсу. Они пошли
защищать того, кому обещались служить.
отвратительном виде. С дельфийского жертвенника свисали трупы.
Бесформенные груды тел сползали с трибун. Торчали мертвые руки, как
странные вехи. Мрамор статуй залился темным пурпуром крови. Даже на
бронзовой квадриге, над Главными воротами, мятежников настигли герульские
стрелы. Внизу громадный завал тел заткнул ворота. Груда высотой в
несколько человеческих ростов еще шевелилась - колоссальный муравейник,
разворошенный и густо утыканный стрелами с белым оперением, ярким и
чистым, как хлопья первого снега.
Погнутые, иззубренные мечи не входили в ножны, забрызганные кровью;
кубелисы-секиры были выщерблены; на латах виднелись вмятины; висели
полуоторванные бляхи наборных панцирей, шлемы были сбиты на сторону или на
затылок не то чьим-то ударом, не то собственной рукой. Кому-то изменило
железо, но он не бросил рукоятку дорогой работы и шел, размахивая рукой,
глядя глазами, способными проткнуть стену. Другой, всласть насладившись
убийством, кривляясь, как мим, декламировал Гомера:
дня выделялся среди своих унылым выражением красивого, гладко выбритого
лица. Всем была известна его страсть самому принимать участие в схватках.
Он был так же забрызган грязью бойни, как другие. Шел он вяло, едва волоча
ноги в латной чешуе. Он не ответил Рикиле, который выкрикнул:
трех сотен убитых и раненых, дешевая плата за спасенье империи Юстиниана.
дальнейшем мятежи возобновлялись, но никогда в таких размерах, как мятеж
Ника.
погибло во время пожаров четыре или пять мириадов жителей Второго Рима. На
ипподроме наемники Юстиниана перебили пять мириадов. Общий итог жертв
мятежа - около ста тысяч человек.
продолжали существовать. По-прежнему находились люди, которые спешили
напасть на Власть и опаздывали отступить.
бегстве Юстиниана. Этим объяснялась общая беспечность. Правда, сведения о
бегстве базилевса были противоречивы. Очевидцы утверждали, что корабли
Юстиниана, покинув порт Буколеон, направились к югу, в Абидос. Другие
видели флот, уходивший в Босфор. При общем возбуждении дело доходило до
озлобленных драк между "очевидцами". Люди, считавшие себя разумными,
смиряли свои сомнения простыми доводами: Юстиниан бежал, а куда - не так
уж существенно. Желаемое принималось за свершившееся. Но разве не было
сомнений в самом Палатии! Дважды предлагая Юстиниану бегство, Велизарий
был искренен в своей преданности пошатнувшемуся базилевсу.
подлежит смерти, его имущество - конфискации. Дети его, в которых,
естественно, может подозреваться врожденная преступность, должны бы
разделить участь отцов, но им даруется жизнь. Однако же они не имеют права
наследовать отцам и матерям, ни родственникам, ни даже чужестранцам. Пусть
они в бедности несут позор, им нет доступа ни к службе империи, ни к какой
другой".
гнусной измене.
Юстинианово правосудие истребляло остатки древних патрикианских родов
заодно с богатыми купцами-плебеями. Имущество всегда конфисковалось.
отмечали таких бывших мятежников ослеплением, отсечением носа, ушей,
правой руки, дабы наказать члены тела, которыми подданные дурно
воспользовались.
Иоанн Носорог неутомимо повторял слова, которые, как стало известно,
принадлежали самому Божественному:
природы. Понимаешь, человеческой! Но не щадить невиновных - вот истинное
богоподобие. Понял? Богоподобие! Не понял? Ты глуп. Разъясню тебе: не все
ли равно, на кого падают удары! Нужно, чтобы все боялись. Понял? Чтобы
тряслись все! И все.
и навек никто не должен чувствовать себя в безопасности под плащом так
Сертаков Виталий
Русанов Владислав
Майер Стефани
Херберт Фрэнк
Ильин Андрей
Никитин Юрий