мною, забыв святость крестного целования, тайно согласились с Ольговичем и
Георгием Суздальским. Они думали лишить меня жизни или свободы; но Бог
сохранил вашего Князя. Теперь, братья Киевляне, исполните обет свой: идите
со мною на врагов Мономахова роду. Вооружитесь от мала до велика. Конные
на конях, пешие в ладиях да спешат к Чернигову! Вероломные надеялись, убив
меня, истребить и вас". Все единогласно ответствовали: "Идем за тебя, и с
детьми!" Но, к несчастию, сыскался один человек, который сие прекрасное
народное усердие омрачил мыслию злодейства.
Изяславе Ярославиче. Пользуясь народным волнением, злые люди освободили
Всеслава и возвели на престол: деды наши за то пострадали. Враг Князя и
народа, Игорь, не в темнице сидит, а живет спокойно в монастыре Св.
Феодора: умертвим его; и тогда пойдем наказать Черниговских!" Сия мысль
имела действие вдохновения. Тысячи голосов повторили: "Да умрет Игорь!"
Напрасно Князь Владимир, устрашенный таким намерением, говорил народу:
"Брат мой не хочет убийства. Игорь останется за стражею; а мы пойдем к
своему Государю". Киевляне твердили: "Знаем, что добром невозможно
разделаться с племенем Олеговым". Митрополит, Лазарь и Владимиров
Тысячский, Рагуйло, запрещали, удерживали, молили: народ не слушал и
толпами устремился к монастырю. Владимир сел на коня, хотел предупредить
неистовых, но встретил их уже в монастырских вратах: схватив Игоря в
церкви, в самый час Божественной Литургии, они вели его с шумом и свирепым
воплем. "Брат любезный!
несчастного, закрыл собственною одеждою, привел в дом к своей матери и
запер ворота, презирая ярость мятежников, которые толкали его, били,
сорвали с Боярина Владимирова, Михаила, крест и златые цепи. Но жертва
была обречена: злодеи вломились в дом, безжалостно убили Игоря и влекли
нагого по улицам до самой торговой площади; стали вокруг и смотрели как
невинные. Присланные от Владимира Тысячские в глубокой горести сказали
гражданам: "Воля народная исполнилась: Игорь убит!
и сын Всеволодов. Бог и Святая София защитили нашего Князя!" Труп Игорев
отнесли в церковь; на другой день облачили в ризу Схимника и предали земле
в монастыре Св.
воскликнул к зрителям: "Горе живущим ныне! Горе веку суетному и сердцам
жестоким!" В то самое время загремел гром: народ изумился и слезами
раскаяния хотел обезоружить гневное Небо. - Великий Князь, сведав о сем
злодействе, огорчился в душе своей и говорил Боярам, проливая слезы:
"Теперь назовут меня убийцею Игоря! Бог мне свидетель, что я не имел в том
ни малейшего участия, ни делом, ни словом: он рассудит нас в другой жизни.
Киевляне поступили неистово".
без наказания; возвратился в столицу и ждал рати Смоленской.
брата, созвал дружину и, рыдая в горести, заклинал всех быть усердными
орудиями мести справедливой. Он пошел к Курску, где находился сын Великого
Князя, Мстислав, который, чтобы узнать верность жителей, спрашивал, готовы
ли они сразиться?
Мономахова": ибо Глеб, сын Георгия Владимировича, был с Святославом. Юный
Мстислав уехал к отцу, а Курск и города на берегах Сейма добровольно
поддалися Глебу; другие оборонялись и не хотели изменить государю
киевскому: напрасно Святослав и Глеб грозили жителям вечною неволею и
Половцами. Соединясь с дружиною Черниговскою, сии Князья взяли приступом
только один город; сведав же, что Изяслав идет к Суле и что рать
Смоленская выжгла Любеч, ушли в Чернигов, оставленные своими друзьями,
Половцами. Великий Князь завоевал крепкий город Всеволож, обратил в пепел
Белую Вежу и другие места в Черниговской области, но без успеха приступал
к Глеблю (ибо жители, в надежде на Святого защитника своего, оборонялись
мужественно) и возвратился в Киев торжествовать победу веселым пиром,
отложив дальнейшие предприятия до удобного времени. Он велел брату своему,
Ростиславу, идти в Смоленск и вместе с Новогородцами тревожить область
Суздальскую.
и, дав слово Великому Князю ехать к нему в Киев для свидания, хотел
нечаянно взять Переяславль; но был отражен. В то же время Черниговцы,
дружина Святославова и Половцы, их союзники, опустошили Брагин. Изяслав,
осадив Глеба в Городце, или Остере, принудил его смириться, и стал близ
Чернигова на Олеговом поле, предлагая врагам своим битву. Они не смели,
ибо видели рать многочисленную.
Святослав и сын Всеволодов, соединясь с Князьями Рязанскими, решились
наконец ему противоборствовать. Уже стрелки начали дело; но сильный,
необыкновенный зимою дождь развел неприятелей. Река, бывшая между ими,
наполнилась водою, и самый Днепр тронулся: Изяслав едва успел перейти на
другую сторону; а Венгры, служившие ему как союзники, обломились на льду.
"Мы воюем, - говорили они, - а ты в бездействии. Неприятель обратил в
пепел наши города за Десною и села в окрестностях Днепра, а помощи от тебя
не видим. Исполни обет, утвержденный целованием креста: иди с нами на
Изяслава, или мы прибегнем к великодушию врага сильного". Георгий все еще
медлил. Другое обстоятельство также способствовало миру. Ростислав,
старший сын Георгиев, посланный отцом действовать заодно с Князьями
Черниговскими, гнушался их вероломством и, сказав дружине: "Пусть
гневается родитель, но злодеи Мономаховой крови не будут мне союзниками",
приехал в Киев, где Изяслав встретил его дружелюбно, угостил, осыпал
дарами. Сей юноша, не имея в Суздальской земле никакого Удела, предложил
свои ревностные услуги Великому Князю, как старшему из внуков Мономаховых.
нами в дружбе, а я хочу быть для всех моих братьев нежным родственником.
Георгий не дает тебе городов: возьми их у меня". Он дал ему бывший Удел
своего неблагодарного племянника, Святослава Всеволодовича, вместе с
Городцом Остерским, выслав оттуда коварного Глеба. "Спеши к друзьям, -
сказал ему Великий Князь, - и требуй от них удела": ибо Глеб, смирясь
невольно, оставался единомышленником неприятелей Изяславовых и вторично
хотел было завладеть Переяславлем. Думая, что искренний, чувствительный
Ростислав может примирить отца с Великим Князем и страшася быть жертвою их
союза, Давидовичи изъявили ему желание прекратить войну, говоря
благоразумно: "Мир стоит до рати, а рать до мира, так слыхали мы от своих
отцов и дедов. Не вини нас, хотевших войною освободить брата. Но Игорь уже
в могиле, где и все будем. Бог да судит прочее; а нам не должно губить
отечества". Изяслав хотел знать мысли брата. Смоленский Князь
ответствовал: "Я Христианин и люблю Русскую землю: не хочу кровопролития;
но если Давидовичи и Святослав не престанут злобиться на тебя за Игоря, то
лучше явно воевать - и будет, что угодно Богу". Тогда Великий Князь
отправил Послами в Чернигов Белогородского Епископа Феодора, Печерского
Игумена Феодосия и Бояр, которые заключили торжественный мир. Давидовичи,
Святослав Ольгович и племянник его, сын Всеволодов, в соборном храме
целовали крест, дав клятву оставить злобу и "блюсти Русскую землю заодно с
Изяславом". Скоро Великий Князь позвал их на совет в Городец: Святослав и
племянник его отказались от свидания; но Давидовичи, ответствуя за
верность того и другого, условились там с Изяславом действовать против
Георгия Суздальского, который отнимал дани у Новогородцев и беспокоил их
границы. Союзники вместе пировали и разъехались, отложив войну до зимы:
ибо реки, топи, болота затрудняли путь летом и медленность страшила
Полководцев более, нежели морозы, снега и метели. - Черниговцы
долженствовали идти к Ростову и встретить Великого Князя на берегах Волги.
в самом деле мыслил только о себе и ненавидел Изяслава единственно как
похитителя достоинства Великокняжеского; не мог также простить и
Новогородцам бесчестное изгнание своего сына, Ростислава. Князь их,
Святополк, хотев в 1 147 году отмстить Суздальскому за взятие Торжка,
возвратился с дороги от распутья, и жители сего опустошенного города еще
томились в неволе. Епископ Нифонт, друг народного благоденствия, ездил в
Суздаль; был принят с отменным уважением, святил там храмы, освободил всех
пленников, но не мог склонить Георгия к миру.
Георгиевича послав в Бужск, чтобы охранять тамошние границы и спокойно
ждать конца войны, Великий Князь отправился в Смоленск к брату, веселился
с ним, праздновал, менялся дарами и расположил военные действия. Он
поручил всю рать Смоленскому Князю, велел ему идти к берегам Волги, к
устью Медведицы, и приехал в Новгород.
утратив любовь народную, был переведен Изяславом в область Владимирскую.
Граждане давно не видали у себя Великих Князей и встретили внука
Мономахова с живейшею радостию.
Бояре с юным Князем. Отслушав Литургию в Софийском храме, Изяслав дал пир
народу. Бирючи или Герольды ходили по улицам и звали граждан обедать с
Князем. Так называемое Городище, доныне известное, было местом сего
истинно великолепного пиршества:
семейства. На другой день ударили в Вечевой колокол, и граждане спешили на
Двор Ярославов: там Великий Князь, в собрании Новогородцев и Псковитян,
произнес краткую, но сильную речь. "Братья! - сказал он. - Князь
Суздальский оскорбляет Новгород. Оставив столицу Русскую, я прибыл
защитить вас. Хотите ли войны? Меч в руке моей. Хотите ли мира? Вступим в