дверь, Чуб.
виться, что не называем по имени и отчеству, вылезай из мешка!
его с головы до ног, - вишь как!.. !.. - более он ничего не мог сказать.
зываешь свои сапоги, смальцем или дегтем?
этот мешок?" - но сам не понимал, как выговорил совершенно другое.
капелюхи, вышел из хаты.
лядывая на двери, в которые вышел голова. - Ай да Солоха! эдакого чело-
века засадить в мешок!.. Вишь, чертова баба! А я дурак... да где же тот
проклятый мешок?
Встряхните его хорошенько... Что, нет?.. Вишь, проклятая баба! А погля-
деть на нее - как святая, как будто и скоромного никогда не брала в рот.
цу, потому что уже на дворе, верно, есть час девятый.
кую высоту, что ничего уже не мог видеть внизу, и пролетел как муха под
самым месяцем так, что если бы не наклонился немного, то зацепил бы его
шапкою. Однако ж мало спустя он ободрился и уже стал подшучивать над
чертом. Его забавляло до крайности, как черт чихал и кашлял, когда он
снимал с шеи кипарисный крестик и подносил к нему. Нарочно поднимал он
руку почесать голову, а черт, думая, что его собираются крестить, летел
еще быстрее. Все было светло в вышине. Воздух в легком серебряном тумане
был прозрачен. Все было видно, и даже можно было заметить, как вихрем
пронесся мимо их, сидя в горшке, колдун; как звезды, собравшись в кучу,
играли в жмурки; как клубился в стороне облаком целый рой духов; как
плясавший при месяце черт снял шапку, увидавши кузнеца, скачущего вер-
хом; как летела возвращавшаяся назад метла, на которой, видно, только
что съездила куда нужно ведьма... много еще дряни встречали они. Все,
видя кузнеца, на минуту останавливалось поглядеть на него и потом снова
неслось далее и продолжало свое; кузнец все летел; и вдруг заблестел пе-
ред ним Петербург весь в огне. (Тогда была по какому-то случаю иллюмина-
ция.) Черт, перелетев через шлагбаум, оборотился в коня, и кузнец увидел
себя на лихом бегуне середи улицы.
тажные стены; стук копыт коня, звук колеса отзывались громом и отдава-
лись с четырех сторон; домы росли и будто подымались из земли на каждом
шагу; мосты дрожали; кареты летали; извозчики, форейторы кричали; снег
свистел под тысячью летящих со всех сторон саней; пешеходы жались и тес-
нились под домами, унизанными плошками, и огромные тени их мелькали по
стенам, досягая головою труб и крыш. С изумлением оглядывался кузнец на
все стороны. Ему казалось, что все домы устремили на него свои бесчис-
ленные огненные очи и глядели. Господ в крытых сукном шубах он увидел
так много, что не знал, кому шапку снимать. "Боже ты мой, сколько тут
панства! - подумал кузнец. - Я думаю, каждый, кто ни пройдет по улице в
шубе, то и заседатель, то и заседатель! а те, что катаются в таких чуд-
ных бричках со стеклами, те когда не городничие, то, верно, комиссары, а
может, еще и больше". Его слова прерваны были вопросом черта: "Прямо ли
ехать к царице?" "Нет, страшно, - подумал кузнец. - Тут где-то, не знаю,
пристали запорожцы, которые проезжали осенью чрез Диканьку. Они ехали из
Сечи с бумагами к царице; все бы таки посоветоваться с ними".
влез к нему в карман. А Вакула не успел оглянуться, как очутился перед
большим домом, вошел, сам не зная как, на лестницу, отворил дверь и по-
дался немного назад от блеска, увидевши убранную комнату; но немного
ободрился, узнавши тех самых запорожцев, которые проезжали через Ди-
каньку, сидевших на шелковых диванах, поджав под себя намазанные дегтем
сапоги, и куривших самый крепкий табак, называемый обыкновенно корешка-
ми.
кузнец, подошевши близко и отвесивши поклон до земли.
го, сидевшего подалее.
проезжали осенью через Диканьку, то прогостили, дай боже вам всякого
здоровья и долголетия, без малого два дни. И новую шину тогда поставил
на переднее колесо вашей кибитки!
ет важно. Здорово, земляк, зачем тебя бог принес?
что он может говорить и по-русски, - што балшой город?
как имели случай видеть выше сего, он знал и сам грамотный язык.
балшущие, картины висят скрозь важные. Многие домы исписаны буквами из
сусального золота до чрезвычайности. Нечего сказать, чудная пропорция!
заключение очень для него выгодное.
к царице.
четырехлетнему своему воспитаннику, просящему посадить его на настоящую,
на большую лошадь. - Что ты будешь там делать? Нет, не можно. - При этом
на лице его выразилась значительная мина. - Мы, брат, будем с царицей
толковать про свое.
рив кулаком по карману.
ворилась и вошедший с позументами человек сказал, что пора ехать.
качаясь на рессорах, когда с обеих сторон мимо его бежали назад четыре-
хэтажные домы и мостовая, гремя, казалось, сама катилась под ноги лоша-
дям.
бывает так светло".
колепные сени и начали подыматься на блистательно освещенную лестницу.
Экие украшения! Вот, говорят, лгут сказки! кой черт лгут! боже ты мой,
что за перила! какая работа! тут одного железа рублей на пятьдесят пош-
ло!
довал за ними кузнец, опасаясь на каждом шагу поскользнуться на паркете.
Прошли три залы, кузнец все еще не переставал удивляться. Вступивши в
четвертую, он невольно подошел к висевшей на стене картине. Это была
пречистая дева с младенцем на руках. "Что за картина! что за чудная жи-
вопись! - рассуждал он, - вот, кажется, говорит! кажется, живая! а дитя
святое! и ручки прижало! и усмехается, бедное! а краски! боже ты мой,
какие краски! тут вохры, я думаю, и на копейку не пошло, все ярь да ба-
кан; а голубая так и горит! важная работа! должно быть, грунт наведен
был блейвасом. Сколь, однако ж, ни удивительны сии малевания, но эта
медная ручка, - продолжал он, подходя к двери и щупая замок, - еще
большего достойна удивления. Эк какая чистая выделка! это вс°, я думаю,
немецкие кузнецы, за самые дорогие цены делали..."
не толкнул его под руку и не напомнил, чтобы он не отставал от других.
Запорожцы прошли еще две залы и остановились. Тут велено им было дожи-
даться. В зале толпилось несколько генералов в шитых золотом мундирах.
Запорожцы поклонились на все стороны и стали в кучу.
та, довольно плотный человек в гетьманском мундире, в желтых сапожках.
Волосы на нем были растрепаны, один глаз немного крив, на лице изобража-
лась какая-то надменная величавость, во всех движениях видна была при-
вычка повелевать. Все генералы, которые расхаживали довольно спесиво в
золотых мундирах, засуетились, и с низкими поклонами, казалось, ловили
его каждое слово и даже малейшее движение, чтобы сейчас лететь выполнять
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Гуревич Георгий
Афанасьев Роман
Володихин Дмитрий
Лукьяненко Сергей