футляр. - Я вам за это целый вечер петь буду, потому что я прекрасно пою,
знайте это, а я давеча налгала, что музыки не люблю. Ах, кабы вы еще хоть
разочек приехали, как бы я была рада, я бы вам все, все, все рассказала, и
много бы кроме того, потому что вы такой добрый, такой добрый, как - как
Катя!
романса голосом совсем еще не обработанным и только что начинавшимся, но
довольно приятным и с силой. Павел Павлович, когда все воротились из саду,
солидно сидел с родителями за чайным столом, на котором уже кипел большой
семейный самовар и расставлены были фамильные чайные чашки севрского
фарфора. Вероятно, он рассуждал с стариками о весьма серьезных вещах - так
как послезавтра он уезжал на целые девять месяцев. На вошедших из сада, и
преимущественно на Вельчанинова, он даже и не поглядел; очевидно было тоже,
что он не "нафискалил" и что все покамест было спокойно.
на один его прямой вопрос, но Павла Павловича это не смутило и не
поколебало; он стал за спинкой ее стула, и весь вид его показывал, что это
его место и что он его никому не уступит.
закричали почти все девицы, теснясь к роялю, за который самоуверенно
усаживался Вельчанинов, располагаясь сам себе аккомпанировать. Вышли и
старики и Катерина Федосеевна, сидевшая с ними и разливавшая чай.
Глинки:
локтя и всех к нему ближе. Голосу у него давно уже не было, но видно было
по остаткам, что прежде был недурной. Этот романс Вельчанинову удалось
слышать в первый раз лет двадцать перед этим, когда он был еще студентом,
от самого Глинки, в доме одного приятеля покойного композитора, на
литературно-артистической холостой вечеринке. Расходившийся Глинка сыграл и
спел все свои любимые вещи из своих сочинений, в том числе этот романс. У
него тоже не оставалось тогда голосу, но Вельчанинов помнил чрезвычайное
впечатление, произведенное тогда именно этим романсом. Какой-нибудь
искусник, салонный певец, никогда бы не достиг такого эффекта. В этом
романсе напряжение страсти идет, возвышаясь и увеличиваясь с каждым стихом,
с каждым словом; именно от силы этого необычайного напряжения малейшая
фальшь, малейшая утрировка и неправда, которые так легко сходят с рук в
опере, - тут погубили и исказили бы весь смысл. Чтобы пропеть эту
маленькую, но необыкновенную вещицу, нужна была непременно - правда,
непременно настоящее, полное вдохновение, настоящая страсть или полное
поэтическое ее усвоение. Иначе романс не только совсем бы не удался, но мог
даже показаться безобразным и чуть ли не каким-то бесстыдным: невозможно
было бы выказать такую силу напряжения страстного чувства, не возбудив
отвращения, а правда и простодушие спасали все. Вельчанинов помнил, что
этот романс ему и самому когда-то удавался. Он почти усвоил манеру пения
Глинки; но теперь с первого же звука, с первого стиха и настоящее
вдохновение зажглось в его душе и дрогнуло в голосе. С каждым словом
романса все сильнее и смелее прорывалось и обнажалось чувство, в последних
стихах послышались крики страсти, и когда он допел, сверкающим взглядом
обращаясь к Наде, последние слова романса:
то Надя вздрогнула почти от испуга, даже капельку отшатнулась назад;
румянец залил ее щеки, и в то же мгновение как бы что-то отзывчивое
промелькнуло Вельчанинову в застыдившемся и почти оробевшем ее личике.
Очарование, а в то же время и недоумение проглядывали и на лицах всех
слушательниц; всем как бы казалось, что невозможно и стыдно так петь, а в
то же время все эти личики и глазки горели и сверкали и как будто ждали и
еще чего-то. Особенно между этими лицами промелькнуло перед Вельчаниновым
лицо Катерины Федосеевны, сделавшееся чуть не прекрасным.
Но... не слишком ли сильно? Приятно, но сильно...
не дал докончить: он вдруг выскочил вперед и, как помешанный, забывшись до
того, что сам своей рукой схватил за руку Надю и отвел ее от Вельчанинова,
подскочил к нему и потерянно смотрел на него, шевеля трясущимися губами.
на что-нибудь в десять раз еще нелепее; он взял его поскорее за руку и, не
обращая внимания на всеобщее недоумение, вывел на балкон и даже сошел с ним
несколько шагов в сад, в котором уже почти совсем стемнело.
- проговорил Павел Павлович.
помните, как вы потребовали от меня тогда, чтобы я сказал вам все, все-с,
откровенно-с, "самое последнее слово...", помните ли-с? Ну, так пришло
время сказать это слово-с... поедемте-с!
уехать.
девиц ужасно.
Захлебинина.
обратился старик к ухмылявшемуся и отмалчивавшемуся Павлу Павловичу.
заворковали девицы, в то же время ожесточенно на него посматривая. Надя же
так злобно на него поглядела, что он весь покривился, но - не сдался.
чрезвычайно важном деле, которое я мог упустить, - смеялся Вельчанинов,
пожимая руку хозяину, откланиваясь хозяйке и девицам и как бы особенно
перед всеми ими Катерине Федосеевне, что было опять всеми замечено.
заключил Захлебинин.
голоса с балкона, когда он уже уселся с Павлом Павловичем в коляску; чуть
ли не было одного голоска, проговорившего потише других: "Приезжайте,
милый, милый Алексей Иванович!"
томили его душу. Да и во весь этот день, казалось бы так забавно
проведенный, - тоска почти не оставляла его. Перед тем как петь романс, он
уже не знал, куда от нее деваться; может, оттого и пропел с таким
увлечением.
упрекать себя, но поспешно прервал свои мысли. Да и унизительно показалось
ему плакаться; гораздо приятнее было на кого-нибудь поскорей рассердиться.
в коляске и примолкшего Павла Павловича.
Ильин Андрей
Шилова Юлия
Мичурин Артем
Акунин Борис
Володихин Дмитрий
Белогорский Евгений