Чтение 27–й страницы книги ~Чужие~

Вековечну жизнь

На весь род человеч.

Песня закончилась. Подождав, пока бабы разошлись по избам, друзья
двинулись в путь. В деревеньке решили не останавливаться и снова углубились
в лесную чащу. На третий день пути стали встречаться пожни с многочисленными
стогами сена, обширные гари, засеянные ячменем и рожью. Изредка позванивали
бубенцами пасущиеся в лесу лошади.

- Колокол! - остановившись, сказал Малыгин.- Слышь, гудет, словно бы на
пожар.

Чем ближе подходили друзья к монастырю, тем явственней слышались частые
тревожные удары колокола. Теперь сомнения не было - в монастыре били в
набат. Степана и его товарищей охватило волнение.

- Поспешим, ребята, - с тревогой сказал Шарапов, - пожар, монастырь
горит.

- Дыма не видать, - прибавив шагу, ответил Малыгин, - а без дыму огня не
бывает. Сейчас на опушку выйдем, а там и монастырь близко, рукой подать.
Места тут знакомые, не однажды бывать приходилось.

Шарапов обернулся.

- Что ж так разохотился, - с усмешкой сказал он, - али в привычку вошел
по монастырям-то ходить?

- И в привычку вошел и усердие имею.

- Ну-к что ж. - Степан только крякнул и покачал головой.

- У хозяина моего, - продолжал Петр, - у купца Окладникова, жена в
здешнем монастыре захоронена, так он сюда каждый год тройку гонял, а я
кучером... Купец в монастыре с игуменом, а я в деревеньку к веселой вдовице
на печку.

Друзья дружно захохотали.

- А вот и дом божий, - сказал Петр, показывая на строения, видневшиеся
между стволами поредевшего леса.

На небольшом холме, густо поросшем кустарником, виднелись многочисленные
постройки, опоясанные высокой каменной стеной. Монастырь был богатый: тысячи
приписных крестьян трудились на обширных угодьях, набивая монастырскую
казну.

- Гляди, ребята, - остановился Петр, - народу-то сколь под стенами -
тьма! Будто и праздника нет, а вот...

Звон набатного колокола внезапно стих. До слуха товарищей донесся неясный
гул толпы. Снова тревожно забухал колокол.

У закрытых монастырских ворот скопилась большая толпа. Десятка два
мужиков непрерывно двигались, то отступая от ворот, то вновь наступая.
Мореходы услышали глухой удар... еще один, еще...

Степан изменился в лице.

- Хрестьяне поднялись, - сняв шапку, сказал он, - невтерпеж стало.
Недаром люди говорят: у здешних мужиков "тело государево, душа божья, а
спина монастырская". Пойдем узнаем!

Друзья, охваченные волнующим чувством, бросились к крестьянскому лагерю,
раскинувшемуся вокруг монастыря.

Со всех сторон торчали поднятые кверху оглобли. Привязанные у телег
лошади жевали свежескошенную траву. Горели костры, дымились котлы с варевом.
Кое-где на возах сидели бабы с грудными детьми...

Под навесом, сбитым на скорую руку, два кузнеца стучали, выковывая
железные наконечники для пик. У кузни десятка два мужиков с длинными шестами
ожидали очереди. Тут же, весело перекликаясь, шныряли беспорточные, босые
ребятишки.

В стороне хмуро глядело большое кладбище, густо утыканное крестами.

Чумазый парень, битый оспой, усердно раздувал мехи; из горна сыпались
искры.

- Вам что, ребята? - неласково спросил худой хмурый мужик с рогатиной в
руках. Он шагнул навстречу Степану, заступая дорогу.

От костров поднялись еще несколько мужиков, вооруженных вилами и
рогатинами.

Степан оглянулся: вокруг худые угрюмые лица, горящие ненавистью глаза.
Рваная, в разноцветных заплатах одежда едва держится на плечах. Многие
босиком, многие в лаптях и в каких-то опорках.

"Ну и ну, - подумал он, - наши поморяне трудно живут, слов нет. Однако
против здешних куда лучше".

- Мы из города в монастырь пробираемся... да, вишь, здесь какие дела, -
почесывая затылок, выступил Петр, - монастырь в разор пустить хотите. За
такое поношение матушка Лизавета во как вас отблагодарит... Бога побойтесь,
мужики.

- На што нам монастырь, - ответил хмурый мужик, - супротив злодеев идем.
Сил-терпенья не стало. - Он сердито сплюнул сквозь зубы. - Кричали, выдать
отца Феодора да Игнашку горбатого, собак этих. Да куда там! Закрылись монахи
за стенами...

- В чем вина ихняя, мужики? - спросил Степан.

- Кровопийцы - одно слово, - раздался чей-то густой голос, - хуже татей.

- Хлебушка-то сколь годов не видывали?! Ячмень на заправку ежели, а то
кора да солома, - поддержали в толпе.

- Последний кус изо рта тянут!

- Пареная репа да грибы - вот и весь харч!

- Разутые мы, раздетые, зиму встретить не в чем!

- Без смерти смерть нам!

- Детушки мрут, - раздавалось со всех сторон, - ни молочка, ни хлебушка!

- Да вот, добрый человек, возьми в понятие, - выступил вперед
широкоплечий мужик в рваном зипуне, - самим жрать нечего, а хлеб в монастырь
отдай. И все им, дармоедам, мало... Еще и деньги неси, а где их взять,
деньги-то? - Мужик посмотрел на товарищей. Строго глядят его глубоко
запавшие глаза. - Так говорю, хрестьяне?

- Правильно, Флегонт, валяй дальше, золотые слова говоришь, - согласилась
толпа. - Дальше валяй!

- Решили мы всем миром, - снова начал мужик, - матушке царице челом бить
на злодеев. Жалобу в Питер послали. Этим летом слых пошел, будто царица в
монастырь отписала. Мы к монахам, так и так, дескать, почему царскую милость
от хрестьян сокрыли. Вертят отцы святые хвостами: и видом, дескать, не
видали и слыхом не слыхали... А потом отец Феодор к себе мужиков обманом
зазвал. Злодей он нам. Эх, - погрозил он кулаком монастырю, - есть и на моей
бирке твой рез, отец Феодор, соком тебе выйдут наши слезы-воздыханья,
разочтемся, бог даст... Яков Рябой с мужиками пошел, один он у нас грамотей,
да с ним товарищев с десятка два. Думали, царскую милость монахи объявят.
Дак отец Феодор им по сто плетей всыпал да еще всех хрестьян перепороть
посулился. Осьмнадцать мужиков в яму на чепь посадил, по сей день томятся. И
Яков Рябой тама, - добавил он, сожалея.

- За что же плетьми? - возмутился Степан.

- За упрямство да за противность святым отцам. Вот таперя и делай что
хошь. Ежели в этом году хлеб отдадим - самим помирать. И решили миром: ни
хлеба, ни паче денег в монастырь не давать... Товарищев, кои на чепь
посажены, ослобонить, а Феодора да Игнатия - своим судом... - Флегонт
ухватил себя за шею. (Мужики отозвались глухим ропотом.) - Все равно жизни
нет, - закончил он и махнул рукой.

- Нашим девкам да бабам от их дьяволов лихость, - вступил в разговор
парень в темной от пота, заплатанной рубахе.

Мужики мотали бородами, ахали и ругались.

- Не понять мне, - сказал чтивший веру Степан, - монастырь ваш святостью
по всему Поморью славен.

- В досельные времена святость была, то верно, - выступил вперед иссохший
седой мужик. - Ране бывало тако, труждалася братия: одни копали землю, секли
лес, другие возделывали нивы, а теперя монахи на нашей шее норовят ехать.
Оттого лают их мужики и бить похотели... Скорбно место сие.

Мужик, словно испугавшись своих слов, спрятался за спину товарищей.

- А игумен? - опять спросил Шарапов. - Неужто и он?

- На игумена обиды нет, - снова показался седой мужик, - святой человек,
худого слова не скажешь... Однако оттого нам не легче. Ушел от мирских дел
отец Варсонофий.

- Из пушек палят, - пожаловался другой мужик. - Так теперь, - добавил он,
распалясь и страшно вращая глазами, - мы ворота ломать хотим.

Мужики у стены, видимо, отдохнув, снова принялись долбить бревном по
воротам. Но ворота были крепкие, и бревно, словно перышко, отскакивало от
толстых дубовых досок.

Со стены рявкнула пушка, осыпав картечью мужиков. Толпа отхлынула.
Истошный вопль заставил вздрогнуть Степана: он увидел трех раненых мужиков,
валявшихся на земле.

- Крестьяне, помогите! - вопил один из них, придерживая руками
вывалившиеся внутренности. - Миленькие, погибаю...

Он катался по земле, оставляя кровавый след. Страшно завыли бабы,
бросившись к раненым. Монахи на стене у пушки что-то кричали и грозили
кулаками.

Петряй Малыгин встрепенулся и сжал кулаки.

- Други, ежели вы взаправду решили гадов монастырских казнить, а своих
мужиков из беды вызволить, вот вам моя рука - помогу!

Лица мужиков сделались поприветливей. Кое-кто неуклюже пожал протянутую
Петром руку.

- Ну-к что ж, кусаются божьи пчелки. Бородки-то у них апостольские, да
усок, видать, дьявольский. Недаром сказывают, что и черти под старость в
монахи идут, - гневно проговорил Степан. - Таких собак покороче привязывать
надо... - Он сорвал с плеча пищаль, насыпал пороху на запал. - Никогда по
людям не стрелял, а здесь не могу, душа горит.

- Постой, Степан, - положил на пищаль руку Петр, - не стреляй. А вам,
крестьяне, ворота ломать не надо. Ежели сломаете, монахи облыжно скажут:
весь-де монастырь по бревнам разнесли. Тогда и ответу больше, за разбой
искать будут. Вот ежели монахи сами ворота откроют...