этому поводу все, и Муррей стал наливать; дамы протягивали ему стаканы,
прижимая отмеривающий пальчик почти к самому дну, но постепенно поднимая его
выше, как повышался уровень булькающего из бутылки вина.
мне подавать ли ее?
и сиял, вытирая лицо.
Тави, которая, поперхнувшись слегка вином, чихнула, нервно помахав рукой в
знак благодарности.
поздравил бы меня таинственный мой знакомый Крукс?"
возгласивший, - это был Муррей, - что в преинтереснейшем номере сегодняшней
газеты прочел я поразительнейшую вещь, - и я думал, Тави, что вы, может
быть, вчера слышали об этом, так как были в Лиссе.
невероятное.
идет о новом изобретателе. Он полетел так, что все ахнули. Неужели вы не
слыхали ничего?
мигая с внимающим недоумением, слегка окрашенным беззаботным усилием памяти.
этом роде, но, надо думать, я задремала и заспала, что говорили в вагоне.
Ну, почитайте!
сказала Рита, хотя все молча ожидали чтения; Муррею же никак не удавалось
сразу разыскать нужный столбец. Общество, покашливая, ожидало начала чтения.
Было тихо; этой тишине ответила вдруг ставшая неприятно ясной внешняя тишина
дома; как будто разом погрузился он в сон, как бы заснул и весь город
Неужели уже так поздно?
волнение произошло в Лиссе. Слушайте! - Но он остановился, как немедленно
остановили свое внимание на другом все: быстрый, громкий стук заставил
оцепенеть чтеца и слушателей.
грянули новые удары и, слабо побледнев, двинулась она с обеспокоенным лицом
в кухню, жестом приглашая сидеть всех спокойно. У двери ее опередил Муррей;
отстранив девушку, он сильно распахнул дверь; за ней, во тьме, пошевелилась
толпа.
грохоча стульями, но Тави, прижав рукой грудь, шаг за шагом отступала к
комнате.
друг на друга все, видя, что бледны и поражены. Но Тави с упавшим сердцем
могла только быстро дышать, не веря глазам. Шесть жандармов окружало ее; еще
двое, войдя, остановились у двери; остальные, разъединив гостей, наполнили
всю квартиру, став зорки и неподвижны, и в лицах их сверкнуло что-то цепное,
готовое сорваться по приказанию.
вырванная мгновенно из рук чужим, полным ненависти движением, исчезает с
сразившей настроение болью внутреннего удара, так мгновенно вырван был,
сломан и отброшен веселый цвет этого вечера. Страх вдвинул томительное жало
в упавшие сердца бледных гостей; вскочив, вскрикнули и переглянулись они,
видя по лицам других, как бледны сами, как схвачены и потрясены видом
оружия.
рассматривая остановившегося на пороге человека в черном мундире, в свою
очередь, пристально смотревшего на нее. У него был привычно отмечающий центр
сцены взгляд; в руке он держал портфель, сжимая другой рукой острый свой
подбородок.
- это вы привели их? Смотрите, как перепугали вы нас. Я еще вся дрожу. Ведь
вы ошиблись, конечно? Тогда извинитесь и уйдите; и то еще я посмотрю, как
прощу вас. Это помещение занимаю я. Меня зовут Тави Тум. Вот все, что вам
было не нужно знать.
то, что вам нужно. Вы арестованы.
легшую на него руку жандарма и ушла в угол, повернувшись с тронутым слезами
и надменной улыбкой лицом. Ральф и Муррей бросились к середине комнаты,
мешая схватить хозяйку.
чтобы задержать двинувшихся солдат, - стыдитесь!.. Нет более безобидного и
кроткого существа, чем эта девушка, на которую вы нападаете всемером!
чиновник. - Или вы хотите, чтобы я арестовал также и вас?
бессмысленно говорила, оглядываясь с жалким смехом: - Уйдемте, уйдемте
отсюда! Боже мой, какой ужас! Но Бутс, вдруг налившись кровью, затопал
ногами, схватил и швырнул стул.
негодующим видом, помялся и стих.
в случаях быстрого и напряженного действия, краткая тишина, подобная ужасной
картине, неподвижной, но красноречиво памятной навсегда. Все взгляды были
устремлены на пленницу, пытавшуюся тщетно вырваться из четырех сильных рук,
механически державших ее. Плача, с открытыми мстительными глазами, с
презрительно стиснутым, но полным слез ртом, меж тем как лицо дергалось и
тосковало совершенно уже по-детски, Тави перестала наконец рваться и
выкручивать руки, но, сколько могла сжав руки, резко и внушительно потрясла
ими. Она говорила и задыхалась: - Я требую, - сказала она со всем пылом
отчаяния, - чтобы вы объяснили мне вашу шутку! Сегодня мой праздник, день
рождения моего, а вы взяли меня, как уличную воровку! Вот мои гости, мои
друзья, - что подумают они обо мне?!
говори глупостей!
Послушай, с этими людьми препирательства бесполезны. Мы останемся ждать
тебя. Не бей их и поезжай, когда так. Ошибка слишком груба. Черт их знает,
что они там напутали.
причина вашего мерзкого дела?
солдат по направлению к выходу. - Я действую по приказанию и ничего ровно не
знаю.
Что делать вам здесь с целым отрядом? Я снова вас спрашиваю: зачем эта
подлость?
вниз. Вас отвезут. Ну, господа, - он обратился к гостям, - вас всех я
задержу несколько времени. Предстоит обыск. Пока он не окончится, никто
отсюда не выйдет.
обняла друзей, привстав на носки, когда дошло дело до Муррея и Ральфа, и,
целуя, вымазала слезами всех. Солдаты не отходили от нее ни на шаг; ей
подали шляпу, шарф, теплый жакет. Тыча в его затерявшиеся рукава дрожащими
руками, она наспех собралась, ответила восклицаниям воздушными поцелуями,
помахала рукой, вышла в громе сабель и сапог и, заметив, что чиновник
обернулся на замедление с таким видом, словно хотел прикрикнуть, спокойно
показала язык.
ветром, Тави быстро пошла по галерее, среди тесно шагавших вокруг солдат. На
дворе, внизу, двигались фонари, стучали копыта; из дверей соседних квартир
выглядывали дети и женщины, уцепившись друг за друга, словно им тоже грозила
беда. Со страхом и вопросом смотрели они на помутившееся лицо девушки. Тави
из последних сил кивала или беспомощно улыбалась тем, кого знала. Когда
шествие равнялось с такой выпускающей свет и голоса дверью, она резко
прихлопывалась и из-за нее доносились глухие ругательства. Солдаты спешили;
двое шли впереди, махая рукой убраться с дороги тем, кто шел случайно
навстречу, и человек мигом прижимался к стене; лишь Кванг, ставший
неподвижно по самой середине прохода, с пыхающей в зубах трубкой, отошел так
медленно, что жандарм угрожающе потянул саблю.
торжеством!
внезапно остановились: на лестницу вбежал солдат, крича: - Карета уехала!
Там перебесились все лошади: дрожат и рвутся, кучер ничего не мог сделать.
Рванул, и понесли!
выровнялось, уже прозвучали торопливые приказания. С глубоким наслаждением