расшиблены, но ясное представление о где-то недалеко находящейся дороге,
которая ведет к неизвестной сестре, было таким упорным, что Джесси
ежеминутно ожидала появления этой дороги, - широкой, полной садов и огней.
ее, в то время как страх умереть одной среди леса уступил более высокому
чувству - печальному и презрительному мужеству. Ее пылкое, разрывающее
сердце отчаяние прошло; хотя кончилась та жизнь, которую она любила и
берегла, и настала жизнь, ею никогда не изведанная, - с отравленной душой и
с сердцем, испытавшим худшее из проклятий, - она уже не горевала так сильно,
как слыша ложь Моргианы. Ее отчаяние достигло полноты безразличия.
Наплакавшись, она брела теперь с сухими глазами, протягивая руки, чтобы не
наскочить на сук, и прислушиваясь, не гонятся ли за ней тени "Зеленой
флейты". Хотя лес и мрак защищали ее от воображаемого преследователя, Джесси
не смела кричать, боясь, что ее настигнут по голосу. Она шла теперь в
направлении, параллельном береговой линии, и ушла бы далеко, если бы не
припадки головокружения, во время которых она долго стояла на месте, держась
за деревья. Несмотря на сырость и холод, ее так мучила жажда, что Джесси
лизала покрытые росой листья, но от этого лишь еще сильнее хотелось пить.
такой конец! Не могу больше идти, нет у меня сил. Сяду и буду дожидаться
рассвета".
черными бликами. Из последних сил Джесси побежала на свет и увидела жаркий
костер, возле которого, пошатываясь, ходил старик с небритым, нездоровым
лицом. На его плечи был накинут пиджак: у костра лежали шляпа, хлеб и
бутылка. Вторая бутылка стояла рядом с узлом, из которого торчала третья
бутылка. Старик ломал хворост о колено, подбрасывая его в огонь.
до костра, девушка сказала:
стоять. Можно ли мне сесть у костра?
голову, оставаясь в том положении, при каком ломал хворост. Наконец, его
направленные вниз и назад глаза заметили разорванный шелковый чулок Джесси.
Он оставил хворост, повернулся и провел грязной рукой по спутанным на лбу
волосам, смотря, как силится стоять прямо эта тяжело дышащая неизвестная
девушка с распухшим от слез лицом, вздрагивая от холода и усталости.
интересом рассматривая Джесси. - Кто бы вы ни были, вам необходимо
согреться. Места хватит.
противоположной стороне и сел, поставив локти на поднятые колени. Погрузив
спокойное лицо в заскорузлые ладони свои, как в чашу, неизвестный увидел,
что девушка прилегла, беспомощно опустившись на локоть.
глаза, с вопросом, но без страха смотрела она на хозяина лесного огня, в то
время как тот сидел и размышлял о ней без какого-нибудь заметного удивления.
Обеспокоенная его страшным видом, Джесси сказала:
спать. Я заблудилась. А утром, когда вы поможете мне выбраться из этого
леса, я сделаю для вас все, что вы хотите!
Огонь огнем, и я вас выведу, если только вам есть куда идти. Но не хотите ли
вы поесть?
смотрит она на бутылки, старик подошел к ней и сел рядом. Он ничего не
говорил, а только смотрел на девушку, пытаясь правильно оценить ее
появление. Наконец, ему стало жаль ее, и сквозь крепчайший спиртной заряд,
настолько привычный для него, что даже опытный глаз не сразу бы определил
принятую им порцию, старик почувствовал, что видит совершенно живого
человека, а не нечто среднее между действительностью и воображением.
больная. Но только, дитя мое, в той бутылке вода не для детей. О воде этой
уже сто лет пишут книги, что она вредная, и чем больше пишут, тем больше ее
пьют. Не знаю, можете ли вы ее пить.
руку к груди, - я не пила виски, но я читала, что оно освежает. А мне плохо!
Я согреюсь тогда! Хотя бы только стакан!
водка с хиной. Хина у меня есть.
должна умереть. Хина не поможет мне победить яд.
мешаются. Я сам десять лет страдал лихорадкой. Возьмите стакан. Держите
крепче! А это хина. Держите другой рукой!
тряпочкам и бумажкам его карманов, что она больше напоминала игральную фишку
какого-нибудь притона, чем знаменитое лекарство графини Цинхоны. Джесси
тоскливо рассматривала облатку, но ей почему-то хотелось слушаться.
конец шарфа. - Теперь я буду пить, чтобы согреться.
разум, Джесси осушила стакан так счастливо, что даже не поперхнулась.
изменившееся, с закрытыми глазами лицо, по которому прошла судорога. -
Ничего, так будет хорошо!
Особая, заманчивая теплота алкоголя, при ее горе и страхе, напоминала
временное прекращение мучительных болей, и, глубоко вздохнув, она
прислонилась к камню, отражавшему вокруг нее жар костра. Костер слегка летал
перед ней, в то время как старик то приближался, то отдалялся.
жажды у меня теперь нет. Лишь голова кружится. Благодарю вас; но как же вас
зовут и кто вы такой?
проживал; жил один и умру один. Для работы уже не гожусь; виски хочет, чтобы
ему платили по счету, а счет большой. И я увидел, что жизнь кончена. Теперь
я направляюсь к одному приятелю в Лисс; ему тоже шестьдесят лет. Мы вместе с
ним проживем конец жизни, смотря, как живут другие.
двадцать лет может много случиться нового! Я убеждена в этом!
идете?
костра. - Ее тоже зовут Джесси. Она живет на красивой дороге, - там, внизу,
где лес висит над морем. Она меня спасет. Одна женщина отравила меня.
брошенных своими возлюбленными. Некоторые умирают, другие сходят с ума...
что она лежит у пылающего камина. - На красивой дороге, в том доме, где
синие стекла и золотая крыша, живет моя сестра, Джесси. Но ту женщину
уличили, она призналась сама. Та была привезена с севера. Я сейчас пойду к
Джесси. Не правда ли, странно, что одно имя? Этого еще нигде не бывало, но
так вышло. Я сразу узнала ее, а она меня. Моргиана сделала так, что у меня
теперь старая душа. А мне всего двадцать лет! Да, силы вернулись, я могу
скоро идти...
горизонту, за которым нет ничего, кроме полного ничего. От костра вылетел
уголек и упал на ее волосы. Шенк вытащил уголек.
закричала она, все вспомнив, вскочив и дико глядя вокруг. - Детрей, я вас
умоляю! Ведь вы стали мой друг! О, увезите меня отсюда!
на ноги, и силой заставил лечь снова. Она вначале оттолкнула его, но тут
конь сна перелетел пропасть, и Джесси потеряла сознание, уснув при свете
костра, в лесу, совершенно охмелевшая, в расстоянии не более полукилометра
от "Зеленой флейты".
отправиться. Она была в дорожной шляпе, в пальто и, говоря с Детреем,
поспешно засовывала в сумку различные мелочи. Ее лицо выражало нежелание
вступать в предположения и объяснения, пока еще надо двигаться самой ради
ускорения дела. Она кивнула Детрею и сбежала по лестнице, значительно
опередив офицера, который догнал ее, только-только успев раскрыть дверцу
гоночного автомобиля Готорна. Они сели один против другого. Машина
сверкнула, вызвав страшный ветер в лицо Еве и заставляя глаза схватывать
мелькание уличного движения, проносящегося вокруг с быстротой падающих
огненных декораций. За те десять минут, пока автомобиль сокращал город,