Чтение 27–й страницы книги ~Земля шорохов~

бешенства чрезвычайно болезненна, и, пока ты не окажешься вне опасности, в
тебя будут вкачивать ее в огромных количествах. Я не знаю, необходимо ли это
или просто врачи имеют долю в доходах фабрикантов вакцины, но я знаю одно
(от людей, испытавших это удовольствие), что такая процедура очень
неприятна. Шансов получить бешенство от вампира именно в этой местности было
немного, но даже в этом случае следовало бы подумать о грозившей мне
профилактической инъекции; всякий, кто читал описание страданий от бешенства
на последних стадиях развития болезни, кинулся бы поспешно в ближайшую
больницу.

Итак, без мышей (но зато неукушенный) и с моей драгоценной карликовой
совой, которая сидела в маленькой бамбуковой клетке, болтавшейся у меня на
шее, я отправился обратно в Калилегуа. Когда мы добрались до плантации
сахарного тростника, уже наступили зеленоватые сумерки и тела наши болели от
усталости. Даже Луна, ехавший впереди, пел все тише и тише. Наконец мы
увидели огни в доме Хельмута, а когда, одеревеневшие, потные и грязные, мы
спешились и вошли в дом, нас встретила Эдна, свежая и милая, и подле нее на
столе стояли три большущих стакана с ледяной смесью джина и кока-колы.

ПОЛНЫЙ ВАГОН BICHOS

В заключение замечу, что, на мой взгляд, для молодого натуралиста не
может быть ничего лучше путешествия в дальние страны.

Чарлз Дарвин. Путешествие натуралиста вокруг света на корабле "Бигль"

Во время своих поездок по свету я встречал много любопытных и
интересных людей. Если бы мне надо было составить их список, то под первыми
номерами шли бы в нем два человека, которых я встретил во время последних
десяти дней моего пребывания в Калилегуа.

Однажды утром ко мне пришел Хельмут и сказал, что ему надо съездить по
своим делам на эстансию неподалеку от Калилегуа и что там рядом есть другая
эстансия, управляет которой человек, державший (как ему сказали) прирученных
животных. По дороге Хельмут рассказал мне кое-что об этом человеке.

-- Я никогда не видел его, но все местные жители говорят, что он
происходит из очень знатной европейской семьи. Они говорят, что ему
приходилось принимать у себя королей и принцев, когда его отец был
премьер-министром одного из балканских государств. Я не знаю, правда ли
это... вы понимаете, Джерри, как рождаются слухи в провинции? Начинаются
разговоры о вашем прошлом, и если ничего придумать не могут, то просто
говорят, что вы не состоите в браке со своей женой, что вы пьяница или
что-нибудь в этом роде.

-- Да, я знаю, как это бывает,-- сказал я,-- однажды я жил в уютной
английской деревушке, где нельзя было заговорить с любой женщиной в возрасте
от семи до семидесяти лет, чтобы тебя не обвинили в изнасиловании.

-- И все же,-- философски заметил Хельмут,-- если у него есть для вас
животные, то кому какое дело, что он собой представляет.

Проделав двухчасовой путь, мы свернули с шоссе и направились по
ухабистому проселку через плантации сахарного тростника. Вскоре мы подъехали
к красивому небольшому одноэтажному дому, утопавшему в хорошо ухоженном
саду. На газоне валялись детские игрушки: конь-качалка и истрепанный
плюшевый мишка; в цементном мелком бассейне для детских игр плавала
маленькая яхта, сильно накренившаяся на правый борт.

-- Вот мы и приехали,-- сказал Хельмут.-- Выходите. Я заеду за вами
часа через два, ладно?

-- Ладно,-- согласился я, выходя из машины.-- А как зовут этого
человека?

-- Капораль,-- сказал Хельмут и уехал, окутав меня тучей пыли.

Высморкавшись, чтобы избавиться от пыли, забившейся в нос, я деловито
похлопал в ладоши, а потом открыл калитку и пошел к дому.

Когда я подходил к широкой веранде, из-за угла дома появился человек.
Он был высок, хорошо сложен и одет в обычный костюм -- сморщенные сапоги,
бомбачас до колен, грязную рубашку и видавшую виды шляпу с широкими полями.

-- Buenos dias,-- сказал он, приближаясь.

-- Buenos dias. Я хочу видеть сеньора Капораля. Он дома? -- спросил я.

Он подошел ко мне и снял шляпу.

-- Я Капораль,-- сказал он и протянул руку, щелкнув каблуками и слегка
поклонившись. Жест этот был не театральным, а скорее заученным. У человека
было тонкое смуглое лицо, из черных глаз лучилась доброта. Под орлиным носом
он носил холеные, тщательно подстриженные усы, но щеки и подбородок его
заросли черной щетиной.

-- Вы говорите по-английски? -- спросил я.

-- Да, конечно,-- ответил он тотчас с безупречным произношением,
которому его научили, должно быть, еще в школе.-- Я говорю не очень хорошо,
но разговор вести могу довольно свободно. Но почему мы здесь стоим?
Пожалуйста, зайдите и выпейте кофе.

И он указал мне на дверь, которая вела в небольшую комнату, служившую
одновременно и гостиной и столовой. Пол был тщательно натерт и устлан
пестрыми веселыми циновками местного плетения. Немногочисленная мебель была
отполирована и блестела. Он заглянул в другую комнату, крикнул: "Maria, cafe
рага dos, рог favor" <Мария, будьте любезны, кофе на двоих (испан.)> -- и,
улыбаясь, обернулся ко мне.

-- Для меня это большое удовольствие,-- искренне сказал он.-- Мне очень
редко выпадает возможность попрактиковаться в английском. Но сначала,
извините, я вас ненадолго покину. Сейчас будет готов кофе... вот сигареты...
чувствуйте себя как дома.

Он поклонился и вышел. Я машинально взял сигарету и вдруг с удивлением
заметил, что шкатулка, в которой были сигареты, сделана из серебра, а на
крышке у нее вычеканен сложный и красивый узор. Оглядев комнату, я заметил
еще несколько серебряных предметов -- прелестную вазу на тонкой ножке,
полную красных цветов гибискуса, на буфете пару подсвечников прекрасной
работы, а между ними массивную вазу для фруктов, которая, по-видимому,
весила не менее двух фунтов. Я подумал, что рассказы о Капорале не лишены
основания, так как эти серебряные предметы были сделаны не в Аргентине и
стоили уйму денег. Хозяин вернулся поразительно быстро, но успел умыться,
побриться и надеть чистые бомбачас, ботинки и рубашку.

-- Теперь я могу принять вас как следует,-- улыбаясь, сказал он, когда
прислуга-индеанка внесла в комнату поднос с кофе.-- Чем я могу быть вам
полезен?

Я объяснил, что у меня есть собственный зоосад на Чэннел Айлз и что я
приехал в Аргентину собирать для него животных. Это его очень
заинтересовало. Оказалось, что совсем до недавнего времени у него было
несколько ручных животных, которыми забавлялись его дети, но так как
животные подросли и стали небезопасны, то он отослал их в зоопарк в
Буэнос-Айрес. Это случилось всего за три дня до моего приезда в Жужуй, так
что можно представить себе, как я расстроился.

-- У меня было два нанду,-- сказал он с улыбкой, увидев мрачное
выражение моего лица,-- майконг, оцелот и пекари. Я очень сожалею, что
отослал их. Если бы я знал, что вы приедете...

-- Ничего,-- сказал я.-- Но если вы что-нибудь достанете в течение
ближайших десяти дней, пошлите за мной в Калилегуа или напишите, и я приеду.

-- Конечно,-- сказал он,-- с превеликим удовольствием.

Он налил мне кофе, и мы переменили тему разговора. У него были самые
безукоризненные манеры и вид человека, который привык не только свободно
располагать деньгами, но и занимать высокие посты. Он все больше и больше
удивлял меня, но у него были слишком хорошие манеры, чтобы говорить о самом
себе, и поэтому он старался выбирать для разговора такие темы, которые, как
ему казалось, меня интересовали. Воспользовавшись затишьем в разговоре, я
спросил его:

-- Простите меня, но я все время смотрю с восхищением на ваши
подсвечники. Они очень красивые. Я никогда раньше не видал таких.

Лицо его радостно вспыхнуло.

-- О да, они очень хороши,-- сказал он, посмотрев на подсвечники.-- Это
все, что мне удалось сохранить от прежней жизни... Приятно иметь несколько
вещиц, напоминающих о прошлом,-- добавил он, помолчав.-- Какие охоты мы,
бывало, устраивали! Вы не противник охоты?

-- Нет, я не против охоты,-- признался я,-- если животных не истребляют
без разбора.

Глаза его заблестели.

- Может быть,-- нерешительно спросил он,-- вы хотите посмотреть
фотографии?..

Я сказал, что с удовольствием посмотрел бы фотографии. Он быстро вышел
в другую комнату и вскоре вернулся с большой, красиво инкрустированной
дубовой шкатулкой, которую поставил на пол.

Открыв крышку, он высыпал на циновку большую кипу фотографий, которую
быстро перемешал. Он вытаскивал из кипы фотографию за фотографией,
взволнованно совал мне их в руки. Ему они напоминали об охотах, которые он
не мог забыть, но люди, изображенные на фотографиях, для него почти ничего
не значили.

-- Вот это -- большой кабан, которого мы застрелили... это было во
время охоты, устроенной для шведского короля... видите, какое великолепное
животное, стрелять его было просто жаль... поглядите, какие клыки.

На фотографии был чудовищный кабан, лежавший на земле. Верхняя губа его
презрительно поднималась над большими клыками, а позади него, позируя, стоял
с ружьем в руке шведский король.

Мы рассматривали фотографии около часа, фотографии, в которых парадом
проходили животные, короли и знать. Потом, наконец, я вытащил из кипы
большую фотографию, на которой была огромная столовая, отделанная деревом.
Над длинным столом, уставленным серебром и хрусталем, висели люстры, похожие
на молодые перевернутые елки. За столом сидели красиво одетые мужчины и
женщины. Во главе стола я увидел пожилого человека, справа от которого
восседал какой-то усыпанный драгоценностями индийский властелин в тюрбане.

-- А,-- сказал он небрежно,-- это был банкет, который мы дали в честь
магараджи. Лучше посмотрите на этих косуль. Какие великолепные рога!