оно ни вязалось с его скромным положением и занятием. Нетрудно было
заметить, что ни один офицер не проходил мимо Следопыта, не отдав ему чести,
словно равному, как и ни один человек простого звания не упускал случая при
встрече перекинуться с ним словами доверия и благожелательности.
Удивительной особенностью самого Следопыта было полное пренебрежение к чинам
и рангам, не основанным на личных достоинствах и заслугах. По привычке он
был почтителен к начальникам, но нередко позволял себе указывать им на их
ошибки и выговаривать за упущения с бесстрашием, ясно свидетельствовавшим о
душевном бескорыстии и природном уме, который мог поспорить с
образованностью. Тот, кто не верит во врожденную способность человека
отличать добро от зла без поучения, стал бы в тупик перед этим самобытным
мудрецом с отдаленной окраины. Его чувства, казалось, обладавшие свежестью
девственного леса, где протекала его жизнь, позволяли ему так четко
разграничивать правду и ложь, добро и зло, что перед ним отступил бы самый
изощренный казуист Впрочем, были у Следопыта и свои предрассудки и
предубеждения, носившие отпечаток его личности и навыков и укоренившиеся так
прочно, что они стали его второй натурой. Но над всем этим возвышалось ею
неподкупное, безошибочное чувство справедливости Эта благородная черта (а
без нее ни один человек не может быть поистине велик, тогда как с ней любой
человек заслуживает уважения), видимо, незаметно влияла на тех, с кем он
общался; не раз бывало, что какой-нибудь гарнизонный буян возвращался из
совместного похода со Следопытом другим человеком, - с душою, смягченной,
облагороженной и преображенной его словами, чувствами и личным примером Как
и должно ожидать от человека таких высоких правил, верность ею была
нерушима, как скала. Предательство и Следопыт были несовместимы, и если ему
редко приходилось отступать перед врагом, то никогда не оставлял он в беде
друга, когда для этого представлялась хоть малейшая возможность.
Естественно, что такой человек сближался только с родственными натурами. При
всей случайности его встреч и знакомств он всегда тяготел к людям с
незапятнанной совестью; какое-то внутреннее чутье подсказывало ему, кто
достоин его дружбы. Некий наблюдатель людского рода говорил о Следопыте, что
это прекрасный образчик того, чем может стать человек чистой и правдивой
души, находясь среди великого уединения, испытывая благотворное влияние
девственной природы и не зная соблазнов и заблуждений, порожденных
цивилизацией.
Впрочем, сделав этот выбор, он руководствовался не столько ясным и
отчетливым представлением о достоинствах друга, сколько личной к нему
симпатией: никто не знал Следопыта ближе, чем сержант, хотя он меньше ценил
в ней как раз его самые лучшие качества. Старому солдату было невдомек, что
у дочери могут быть серьезные возражения против его избранника; с другой
стороны, отец усматривал в этом браке много преимуществ для себя лично
заглядывая в туманное будущее, он видел себя на закате дней окруженным
внуками, которые будут ему вдвойне милы и дороги по обоим их родителям.
выслушал его благосклонно, и теперь отец с удовольствием убедился, что
Следопыт душой был бы рад жениться на Мэйбл, если бы его не тревожили
сомнения, что он ее недостоин.
Глава 10
освоилась со своим положением, которое хоть и забавляло ее новизной, но уже
слегка наскучило томительным однообразием; да и офицеры и рядовые гарнизона
стали привыкать к присутствию цветущей молодой девушки, чьи одежда и манеры
носили отпечаток скромного изящества, приобретенный нашей героиней в доме
своей покровительницы; гарнизонная молодежь уже меньше докучала Мэйбл плохо
скрытым восхищением и скорее радовала подчеркнутой почтительностью; наша
скромница неизменно относила ее за счет популярности своего отца, но то была
скорее дань ее собственному сдержанно приветливому и располагающему
обращению, нежели авторитету, каким пользовался сержант.
совсем обычной обстановке, очень скоро исчерпывают себя. Недели пребывания в
крепости оказалось достаточно, чтобы Мэйбл решила, с кем она не прочь
сойтись поближе и кого ей лучше избегать. То промежуточное положение, какое
занимал ее отец, который, не будучи офицером, все же значительно возвышался
над простыми рядовыми, держало ее на отшибе от двух больших каст, на которые
делится военная среда, и это, естественно, сужало круг людей, с коими ей
приходилось общаться, и значительно облегчало ей выбор. И все же она скоро
заметила, что даже кое-кто из тех, кто мог претендовать на место за столом
самого коменданта, был склонен закрыть глаза на разделяющие их условности
ради удовольствия созерцать изящную женскую фигурку и очаровательное личико.
Не прошло и двух-тpex дней после ее прибытия в крепость, как у нее завелись
поклонники и среди офицеров. В особенности квартирмейстер гарнизона, мужчина
средних лет, не раз уже связывавший себя узами брака, но недавно вновь
овдовевший, явно старался поближе сойтись с сержантом, хотя они и без того
постоянно встречались по службе; даже самые молодые его сотрапезники вскоре
заметили, что этот напористый человек - кстати, шотландец, по фамилии Мюр, -
что-то зачастил к своему подчиненному. Однако, кроме безобидной шутки или
намека на очаровательную "сержантову дочку", никто ничего не позволял себе
по его адресу, хотя Мэйбл Дунхем вскоре стала признанной "богиней" молодежи
и в офицерской столовой за нее постоянно поднимались бокалы.
сержантом Дунхемом для разговора по делу, видимо, требовавшему свидания с
глазу на глаз. Старый майор жил в фургоне, который можно было перевозить с
места на место, смотря по надобности, что позволяло ему кочевать по всей
крепостной территории. Сейчас фургон стоял в центре главной пощади, где и
нашел его сержант. Войдя, он был тут же принят без обычного в таких случаях
выстаивания в передней. Надо заметить, что командный состав крепости и
простые рядовые жили примерно в равных условиях, если не считать того, что
офицерам отводились более просторные помещения, так что Мэйбл с отцом
пользовались почти теми же удобствами, что и сам комендант.
Лунди, когда его подчиненный почтительно остановился у порога комнаты,
представлявшей нечто среднее между спальней и библиотекой. - Входите и
садитесь на этот стул. Сегодня я позвал вас по делу, не имеющему отношения
ни к платежным ведомостям, ни к расписанию дежурств. Мы с вами старые боевые
товарищи и стойко пережили вместе, что это может сроднить даже майора с его
вестовым и шотландца с янки. Садитесь же, дружище, и чувствуйте себя как
дома. Сегодня, кажется, выдался погожий денек?
стула; как многоопытный служака, он не поддавался на начальственную ласку,
сохраняя должную почтительность - Отличный денек, сударь, и есть надежда,
что хорошая погода постоит. Дай-то бог! Урожай обещает быть хорошим.
Увидите, наши молодцы из Пятьдесят пятого еще покажут себя такими же
дельными фермерами, как и солдатами. Я никогда не видал в Шотландии такого
картофеля, какой мы, должно быть, соберем на новом поле. Да, майор Дункан,
картофеля будет вдоволь, нынешняя зима авось будет у нас полегче той.
потребности. Вот и мы стареем, и я уже подумываю, что пора оставить службу и
немного пожить для себя. С меня хватит. Достаточно я поработал на своем
веку!
меня и вакансия подполковника.
приходилось быть подполковником, зато у вас была хорошая жена, а если не
считать чина, только это и может сделать человека по-настоящему счастливым.
безраздельно служить его величеству и думать только о своих обязанностях.
время то и дело вижу у нас здесь? Нечего таиться, сержант! Уж на что я
старик, а и сам бы влюбился в эту прелестную девушку и послал бы свой чин
подполковника ко всем чертям.
леди в Шотландии ждет не дождется его осчастливить, как только долг службы
позволит ему возвратиться на родину.
далекой Шотландии! - возразил начальник, и тень неподдельной грусти набежала
на его суровое, с резкими чертами лицо шотландца. - Что ж, если у нас нет
нашего любимого вереска и овсянки, зато мы не терпим недостатка в дичи, а
горбуши здесь не меньше, чем семги в Бервик-на-Твиде <Бервик-на-Твиде - порт
на границе между Англией и Шотландией при впадении реки Твид в Северное
море.>. Верно это, сержант, что наши люди недовольны: их будто бы закормили
голубями и дичью?
птицы и оленины. Обижаются больше насчет горбуши, но до осени, думается,
потерпят. Я не предвижу особых беспорядков из-за провизии. Вот шотландцы -
те, пожалуй, кричат больше, чем позволительно, требуют овсяной муки, а на
пшеничный хлеб и смотреть не хотят.
шотландская человеческая натура Овсяная лепешка, по правде сказать, ни с
каким хлебом не сравнится, я сам сплю и вижу, как бы отведать кусочек.
Максимов Альберт
Гюго Виктор
Орлов Алекс
Шилова Юлия
Майер Стефани
Контровский Владимир