когда мы вошли на пристань.
тени же это. Видно, мы отплываем с восходом. Пошли скорей!
подошел к нам сзади, положил каждому руку на плечо и, протиснувшись между
нами, стоял теперь, чуть подавшись вперед и переводя с Квикега на меня
непонятный, пристальный взгляд. Это был Илия.
мистер Илия, что вы, по-моему, изрядный невежа?
переводя с меня на Квикега свой непостижимый взор.
немедленно удалитесь. Мы отправляемся в Индийский и Тихий океаны и предпочли
бы, чтобы нас не задерживали.
шагов.
плечу, спросил:
люди?
так что утверждать не стану.
тронув меня за плечо, сказал:
да Я только собирался предупредить вас... но это не имеет значения, это все
одно и то же, дело семейное... сильный мороз сегодня, а? Будьте же здоровы.
Мы с вами теперь, наверно, не скоро увидимся, разве только перед Судебными
Властями, - и с этими бессмысленными словами он наконец удалился, повергнув
меня в немалое недоумение своей неистовой дерзостью.
- не слышно и не видно было ни души. Дверь капитанской каюты была заперта
изнутри, люки все задраены и завалены сверху бухтами канатов. Мы прошли на
бак и здесь увидели один незакрытый люк. Снизу шел свет. Мы спустились, но
там нашли только старика такелажника, закутанного в драный матросский
бушлат. Он лежал ничком, уткнувшись носом в согнутые руки и во всю длину
вытянувшись на двух сдвинутых сундуках. Глубочайший сон сковал его.
видели? - спросил я, в растерянности глядя на спящего.
счесть все это оптическим обманом, если бы только не Илия со своим
таинственным вопросом. Но я подавил в себе тревожное чувство и, снова указав
на спящего, шутливо заметил Квикегу, что нам с ним, пожалуй, лучше всего
остаться тут и сторожить тело, так что пусть он устраивается поудобнее. Он
положил ладонь спящему на зад, словно испытывая, достаточно ли тут мягко, а
затем без лишних слов спокойно уселся сверху.
сидят. А лицо все равно будет целый.
него очень благожелательное. Но погляди, как тяжело он дышит, он просто весь
вздымается. Слезай скорей, Квикег, ты слишком тяжел, не к лицу тебе так
обращаться с лицом бедного человека. Слезай, Квикег! Смотри, он тебя сейчас
сбросит. И как это он до сих пор не проснулся?
томагавк. Я уселся у старика в ногах. И, наклоняясь над ним, мы стали
передавать друг другу трубку. Покуда мы так сидели, Квикег в ответ на мой
вопрос рассказал мне на своем ломаном языке, что у него на родине, где
совершенно отсутствуют какие бы то ни было диваны и пуфы, цари, вожди и
прочие великие люди обыкновенно раскармливают для роли оттоманок
представителей низших сословий; так что, желая обставить дом с комфортом, вы
можете купить восемь-десять лежебок и расположить их по своему вкусу в
простенках и нишах; да и для прогулок это очень удобно, гораздо удобнее, чем
садовый стульчик, который складывается в тросточку, - в случае надобности
вождь подзывает к себе слугу и повелевает ему изобразить из своей особы
диван где-нибудь под развесистым деревом, растущим, быть может, в сыром
болотистом месте.
повествования, взмахивал острым концом над самой головой спящего.
воспоминания, навеянные трубкой-томагавком, которая, как можно было понять,
в своей двойственной сущности не только дарила утешение его душе, но и
раскраивала черепа его врагов; но тут наше внимание было наконец привлечено
к спящему. Густой табачный дым доверху наполнил темное помещение, и это
возымело на него свое действие. Сначала он стал дышать как-то особенно
тяжко, потом у него, видимо, в носу защекотало, тогда он перевернулся раза
два и наконец сел и протер глаза.
Ночью капитан приехал.
это время на палубе послышался шум.
помощник. Хороший человек и набожный. Но, вижу, все уже проснулись. Пора и
мне. - Сказав это, он поднялся на палубу, и мы последовали за ним.
матросы прибывали по двое, по трое; такелажники трудились вовсю, помощники
капитана энергично взялись за дело; разные люди все время подвозили с берега
всевозможные последние мелочи. Один только капитан Ахав по-прежнему
оставался невидимым под темными сводами капитанской каюты.
того как с пристани было послано множество громогласных приветствий, после
того как отвалила шлюпка с неизменной заботливой Харитой, которая доставила
на борт свой последний дар - ночной колпак для второго помощника Стабба,
приходившегося ей зятем, и еще один экземпляр Библии для кока, - после всего
этого оба капитана, Фалек и Вилдад, поднялись из капитанской каюты на
палубу, и Фалек сказал, обращаясь к старшему помощнику:
только что говорили с ним. На берегу ничего не забыли, а? Тогда свистать
всех наверх! Пускай выстроятся здесь на шканцах, будь они прокляты!
Вилдад. - Однако живей, друг Старбек, исполни наше приказание.
по-прежнему распоряжаются на палубе, точно им и в море, как в порту,
предстоит совместное командование. А что до капитана Ахава, так его еще
никто в глаза не видел, только сказано было, что он у себя в каюте. Впрочем,
ведь для того, чтобы поднять якорь и вывести корабль в открытое море,
присутствие капитана вовсе не так уж необходимо. В самом деле, поскольку это
входит в обязанности лоцмана, а не капитана, и к тому же капитан Ахав еще не
совсем оправился от болезни - как нам объяснили, - вполне разумно, чтобы он
оставался внизу. Все это представлялось мне естественным, в особенности же
еще потому, что многие капитаны торговых судов тоже имеют обыкновение долго
не показываться на палубе, после того как поднят якорь, посвящая все это
время веселой прощальной попойке с друзьями, которые затем покидают корабль
вместе с лоцманом.
возможности, потому что капитан Фалек взялся за дело всерьез. Командовал и
говорил по большей части он, а не Вилдад.
грот-мачты. - Мистер Старбек, гоните их на ют.
время стоянок, и вот уже тридцать лет, как на борту "Пекода" известно было,
что приказание убрать палатку непосредственно предшествует команде поднимать
якорь.
Василенко Иван
Андреев Николай
Марко Джон
Володихин Дмитрий
Володихин Дмитрий
Лондон Джек