надо будет, и жизнь казалась почти прекрасной.
а отмахал добрых пять верст, прежде чем нашел место их последнего привала.
Принес к серому валуну соломы, ловко соорудил себе постель и лег, раскинув
руки. Где сейчас Софья, что делает, думает ли о нем? Сейчас он не признается
ей ни в чем. Но ведь придет когда-то сладкая минута, когда он возьмет
девушку за руку и скажет: "Прости, милая Софья. Я не Аннушка. Я Алексей
Корсак, моряк и путешественник. Я привез тебе из далеких стран дорогие
шелка, жемчуг и ветки кораллов".
мечты была сосредоточена в одной минуте, когда Софья взглянет на него,
одетого в сюртук с красным воротником и золотыми галунами, узнает в нем свою
давнюю попутчицу и засмеется.
присутствие Софьи смущало его. Как можно мечтать о далекой встрече, когда
она лежит рядом и голова ее покоится на его плече?
с Софьей. Место было безлюдным. Костел прятался за кронами столетних вязов,
заросшая тропинка соединяла его с торной дорогой, но по тропинке только козы
приходили за чугунную поломанную ограду. Алексей кормил коз хлебом,
вспоминал лужайку на Самотеке, друзей и Никитину белую козу с "бессмысленным
прищуром". Господи, как давно это было...
нем свои службы. Розовые кирпичики изящно лепят свод, узкие, как бойницы,
окна украшены витражами. Сейчас цветные стекла разбиты, может, полопались от
суровой зимы, а может, православные потрудились, вымещая злобу на иноверцах.
Окна затянула мохнатая, словно из шерстяных нитей, паутина, ласточки
заляпали пометом лазорево-алые осколки стекол. Могучие лопухи сосут соки из
жирной, удобренной многими телами, земли. На гранитных и мраморных
надгробиях латинские буквы складываются в чужие, нерусские имена. Надгробные
плиты нагрелись солнцем, на них хорошо дремать, прислонившись спиной к
стволу вяза, и разговаривать с одиноким мраморным ангелом, который легкой,
словно продутой ветром фигурой, неуловимо напоминал бегущую Софью.
коротким, второй тревожным, а третий бесконечно длинным и страшным.
ее приходу. Сотни раз воображение рисовало девушке их встречу, как придет
она к тетке, как сорвет с шеи ладанку, по которой признает она Софью Зотову,
как обнимет ее тетка и поплачет над горькой судьбой племянницы.
сразу во всем поверили, а когда, умоляя о защите, бросилась она к ногам
тетки, Пелагея Дмитриевна устало махнула рукой и произнесла свою
единственную фразу, тусклую: "Об этом после... "
только из поля зрения Софьи, но, казалось, из самого дома.
круглолицая, только с более живыми и любопытными глазами, была разговорчива
и, пока мыла Софью в баньке, пока переодевала, причесывала и кормила, все
выспрашивала девушку, называя ее "кровинкой заблудшей", "горемычной
овечкой", "сиротинкой" и "лапушкой", но та, настороженная холодным приемом,
твердо решила ничего лишнего не говорить. Поэтому за три часа непрерывного
общения, обе не узнали друг о друге ничего, кроме имен, но Софья почему-то
решила, что Агафья, как звали горничную, уже знает большую часть того, чем
так настойчиво интересуется.
тетки было старого покроя, боярского. Строители не соблюдали точно этажи,
поэтому потолки в комнатах были разной высоты, а дом изобиловал лестницами,
приступочками, нишами и глухими закоулками. Софья поднялась и спустилась не
менее чем по десяти лестницам, прошла по залам, комнатенкам, коридорам и
темным сенцам, прежде чем горничная привела ее на место.
лежанка, крытая вышитым покрывалом. "Монастырская работа, -- подумала Софья,
разглядывая диковинных, сидящих на ветках птиц. -- И меня учили вышивать, да
так не выучили".
в углу богатый иконостас, на полу красный войлок -- вот и вся обстановка.
Через узорную решетку открытого окна в комнату протиснулась ветка липы.
окном да хлопала где-то непривязанная ставня. Хотелось есть, видеть людей,
тетку. Девушка встала, отворила дверь и увидела перед собой Агафью со свечой
в руке.
и горничная обиженно поджала губы.
незаметно, вежливо, молчаливо приносила кушанья в богатой посуде.
уже исчезла.
темноте! В монастыре сейчас вечернюю поют, -- вспомнила вдруг Софья с
грустью брошенную обитель. -- Жила бы я у них покойно и тихо, если б не
вздумали распоряжаться моей судьбой".
Аннушка? Рано посылать ей весточку. Да и с кем?
возникло перед глазами. Будто сидят они с Аннушкой на плоту, опустив ноги в
воду, и река несет их быстрым течением. Аннушка сняла платок с головы и
стала совсем на себя не похожа, вроде бы она и вроде кто-то совсем другой.
Только улыбка осталась прежней. И так хорошо плыть...
сон. Аннушка, река, плот -- все пропало, и Софья села, прислушалась.
это ключ лязгнул в замке. Она заперта.
что головные боли продолжают мучить несчастную Пелагею Дмитриевну и вряд ли
пройдут до вечера.
прогуляться.
одной гулять не пристало.
нехорошо, нечисто.
голоса. Софья не нашла ничего лучшего, как в виде протеста сказаться
больной, но Агафья приняла это известие с облегчением и радостью, которую
даже не пыталась скрыть. Принесла в комнату обед, стала предлагать лечебные
снадобья. Руки покошачьи ласково гладили волосы, щупали лоб: "И впрямь жар,
лапушка. Горите вся, барышня! "
сладкую краснощекую женщину. Ей хотелось броситься на Агафью, дернуть за
гродетуровую юбку, сорвать с головы повойник, зубами вцепиться в толстый
загривок. Прибежит же кто-то спасать эту жирную клушу, когда она заверещит
на весь дом! Или этот дом пуст?
пришла к своей заступнице, а она посадила тебя в клетку с узорной решеткой и
мягкой подстилкой, а сторожить приставила -- ласковую змею. Но зачем?
монастырскую жизнь тетка ни разу не дала о себе знать даже письмом. Видно,
неспроста...
Да, верит. А коли не веришь, думаешь, что я самозванка какая-то -- выгони!
Может, она меня испытывает? Проверить хочешь -- так проверь в разговоре. А
если я мешаю ей чем-то, так отдай сестрам...
вот правда -- тетка хочет вернуть ее в монастырь.
"тигрица". Была она хороша собой, приданым обладала немалым, и много
охотников бы нашлось до ее руки, если б не кичливый, бешеный нрав. Уж
младшая сестра ребенка ждет, а она все
родственники.
разных редкостей: греческих и этрусских ваз, мозаик и иноземных картин. В ту